Что посеешь

Фролов Вадим Григорьевич

Кончить фразу он не смог. Как вихрь, как ястреб, как кошка, налетела на него невесть откуда взявшаяся Наталья Орликова. Она мертвой хваткой вцепилась в Фикуса и сбросила его с П. Батурина. Глаза ее сверкали.

Вот эту-то величественную сцену и увидела вышедшая из своего кабинета завуч.

Между прочим, дорогие читатели,

вы заметили, что завуч, или директор, или на худой конец, классный руководитель появляются всегда вовремя — когда их вовсе и не хотелось бы видеть. Я, например, знал одного классного руководителя, которого милые детишки именно за это свойство — появляться неожиданно в самые неподходящие моменты — прозвали Невидим Григорьевич, хотя его звали Вадим Григорьевич.

— Орликова и Прокушев ко мне. Остальным разойтись! — ледяным тоном сказала завуч.

Кешка Фикус встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало отправился в кабинет. За ним, гордо задрав подбородок, проследовала Орликова. А сзади уныло поплелся П. Батурин.

— Не ходи, Батура, — остановил его Васька Седых, — тебя ж не звали.

— А-а! — сказал Петр. — Один черт! — и, махнув рукой, он пошел в кабинет завуча Дверь за ними закрылась.

— Ну и дурак! — в сердцах сказал Васька.

— Он поступил благородно, — торжественно сказала Тася Бублянская и куда-то умчалась, а через минуту примчалась обратно уже вместе с Аленой.

Алена глубоко, как будто собиралась нырнуть в воду, вздохнула, решительно постучала в дверь кабинета. И, не дождавшись ответа, вошла.

История эта имела довольно странные последствия. То есть последствий никаких не было — это-то и было странно. На расспросы славного 6-го «б» участники событий загадочно молчали. Батурин и Фикус разговаривали между собой как ни в чем не бывало, а Наташа ходила, задрав нос.

На уроке Петр Батурин получил от Наташи записку. «Ты не очень-то воображай, что я за тебя заступилась. Я на тебя еще сержусь за то, что ты вначале хотел помочь Алене, а на собрании струсил. Так нечестно. А Алена молодец. Правда?»

Вторую записку он получил от Фикуса: «Симпатические чернила иногда проявляются, если подержать бумагу над огнем. С приветом Инн. Прокус».

Третья записка гласила: «Ты поступил благородно. Я тебя уважаю. Т. Б.»

Бедняга Батурин уже совершенно не мог понять, что с ним происходит. Какая-то ужасная судьба! «То вознесет его высоко, то бросит в бездну без следа», как поется в одной старинной песне. И люди вокруг какие-то странные: то они к тебе хорошо относятся, то… даже говорить не хочется.

Он вспомнил, что договорился с отцом встретиться после уроков у проходной завода, и облегченно вздохнул, когда прозвенел последний звонок. Однако не успела выйти из класса учительница географии, как явился долговязый очкарик из 10-го «а». Тот самый Гришка Голубенцев… да вы, наверно, помните его… тот самый, который…

Коварный Фикус, потирая руки, посмотрел на П. Батурина, а тот показал ему кулак. Фикус улыбнулся и сделал загадочное лицо.

— Девочки свободны, — вежливо сказал Гриша, — а пацаны останьтесь.

— Какие мы тебе пацаны? — завопил Жорка Чижиков.

— Ну, не пацаны, — дружелюбно согласился Гриша, — парни.

— Тебя что — вместо Алены прислали? — спросил Петр.

Голубенцев вначале вроде бы удивился, потом сделал безразличное лицо и осторожно спросил:

— Ну, а если и так?

— Не хотим! — дружно завопил непромокаемый гвардейский 6-й «б». — Долой!

Вот и пойми этот 6-й «б»! То они Алену не хотели, а теперь, смотри-ка, взъерепенились.

Голубенцев спокойненько протирал очки.

— Проорались? — спросил он, когда крик пошел на убыль. — Ну и успокойтесь. Никто меня к вам не присылал. Просто у меня к вам одно дело есть.

— Говори, — сказал Васька Седых.

— Девочки могут идти, — опять сказал Гриша.

Дорогой читатель, давай переждем гвалт и визг: совершенно ничего невозможно понять. А когда, наконец, разобиженные девицы, ворча и презрительно поджимая губки, удалятся, мы последуем за Гришей Голубенцевым и парнями из 6-го «б» на строящийся стадион.

Именно туда он их и повел. Попасть на стадион можно было через дырку в заборе.

— А ну-ка, — сказал Гриша, когда все пролезли через дыру и сгруппировались вокруг него. — А ну-ка, кто выйдет против меня? Кто не побоится?

— Ты нас зачем сюда позвал? — мрачно спросил Седых.

— Очень просто, — сказал Гриша, — показать, что вы скелеты.

— А почему? — спросил Витя.

— Иди сюда, — сказал ему Голубенцев, — стань здесь. Теперь подними правую руку — так, а левую — так.

— Зачем? — спросил Витя.

— Молчи! — с железной нотой в голосе сказал Гриша. — Молчи и сопротивляйся.

— А я не хочу, — сказал Витя гордо.

— Кто хочет сопротивляться? — спросил Гриша.

— Я! — сказал Батурин.

Тут Гриша очень ловко подошел к Петру Батурину и, сделав какое-то мимолетное движение, уложил его на обе лопатки.

— С тобой неинтересно, — сказал Гриша. — Кто следующий?

— Ну, — сказал Седых и пошел на Гришу.

И, уже лежа, он обиженно протянул:

— Да-а, ты прие-е-емы знаешь…

— Ты чего?! — заорал Батурин на Гришу. — А если мы все на тебя навалимся?

— Эх! — сказал Гриша, — беру всех на себя.

Но тут на Голубенцева пошел Иннокентий Прокус-Фикус. Он шел, согнув ноги в коленях и выставив вперед руки. Голову он вжал в плечи, прищурил глаза. Все замерли. Но через пару секунд великий сыщик распластался на земле.

— Итак, дети мои, — спокойно сказал Гриша. — Дело в том, что свою энергию вы расходуете как попало. Есть одна идея. Приходите сюда завтра, я вам кое-что покажу. А сейчас — привет.