Что посеешь
Шрифт:
Петр сел и начал молча разгребать руками песок. Потом спросил безразличным голосом:
— А где эта… Гулькина гора?
— Недалеко отсюда, — быстро сказала Наташа. — Мы там зимой еще на лыжах катались.
— А-а, ну какая это гора, — презрительно сказал Батурин. — Так, горка.
— Пойдешь? — с интересом спросила Наташа.
— Вот еще!.. — он молчал. И вдруг робко спросил: — А ты… со мной пойдешь?!
— А еще кого возьмешь? — с любопытством спросила Наташа. — Там сказано — с четырьмя
— Ну что ж, можно взять… — начал Батурин и сразу задумался: кто же у него верные друзья?
Он лихорадочно перебирал в памяти всех знакомых ребят и не знал, на ком остановиться.
— Хорошо, — сказал он, — можно Гошку и Прошку взять и… Фикуса.
Наташа слегка удивилась, но сказала спокойно:
— А что? Они ребята — ничего.
— Пошли, — решительно сказал Батурин, — за братцами Азиатцами.
И он пошагал вдоль берега к Веретееву дому, прихватив паяльную лампу.
< image l:href="#"/>У самого дома они остановились, и Петр крикнул:
— Эй, Лапоть!
Лапоть не отозвался, а на крыльцо вышел сам дед Веретей. Наташа попятилась.
— Не бойся, — шепотом сказал Петр. — Он добрый.
— Здравствуйте, — сказала Наташа и улыбнулась. — Наташа… Орликова.
— Винаминыча? — спросил дед и, ткнув себя пальцем в грудь, сказал: — Веретей я.
— Мне о вас папа рассказывал, — сказала Наташа.
Веретей добродушно хмыкнул.
— Дедушка, а где Гошка с Прошкой? — спросил Батурин.
— Там, — дед показал в направлении острова.
— А почему они в школу…? — строго начала Наташа.
Батурин дернул ее за руку, но дед Веретей услышал и понял. Его густые брови зашевелились.
— Выдеру! — проворчал он. — Гошку выдеру и Прошку выдеру.
«Ишь, разговорился дед», — подумал Батурин.
— Не надо драть, — сказала Наташа испуганно, — они… исправятся.
Дед сердито мотнул головой и направился к сараюшке, поманив за собой Петра. В углу мастерской лежал мешок с паклей.
— Конопатить, — сказал Веретей и сунул мешок Батурину.
В дверь сарая заглянула Наташа.
— Ой-ой, — сказала она восхищенно, — и верно — мастерская. А это зачем? — она показала на мешок с паклей.
Батурина раздирали противоречия: сказать — не сказать? Он махнул рукой, поставил паяльную лампу на верстак, перекинул мешок за спину и вышел из мастерской. Наташа — за ним.
— Только вот что, — сказал он сурово, — ты здесь подождешь. Я у Гошки с Прошкой спрошу. Если они разрешат… — он не докончил и зашагал вверх по реке.
… Около лодки опять прыгали Прошка и Гошка и ругались. Лапоть лежал, уронив голову на лапы, и лениво наблюдал за ними.
— Опять ругаетесь? — сказал Батурин, бросил мешок к ногам и присел на днище лодки.
Братцы Азиатцевы кое-где уже залатали дыры свежими обрезками досок, однако работы было еще многовато.
— Вы чего в школу не ходите? — спросил Петр.
— Некогда, — сказал Гошка.
— В школу надо ходить, — строго сказал П. Батурин и сам удивился: с чего это он вдруг таким правильным стал?
— А кто лодку делать будет? — закричали братцы.
— Может, еще кого на подмогу взять? — неуверенно сказал Петр.
Братцы Азиатцевы опять подняли крик, но в это время, подняв голову от лап, зарычал Лапоть. Уши у него встали торчком.
— Чего это он? — спросил Гошка.
— Там кто-то есть, — сказал Прошка.
С громким лаем Лапоть бросился в кусты. Сперва слышался только треск, потом на прогалину выскочила Наташа Орликова. За ней из кустов выдрался Лапоть и с громким лаем начал скакать вокруг. Батурин кое-как успокоил Лаптя.
Но, по чести говоря, он был даже рад, что Орликова проявила инициативу и явилась сама — вроде он ее и не приводил.
Конечно, сами понимаете, произошел довольно крупный разговор между Гошкой и Прошкой и незваной гостьей. Батурин хитренько помалкивал. А Наташа то восхищением («Ох, какая лодка замечательная!»), то негодованием («Как не стыдно секретничать!»), то лестью («Ах, какие вы, ребята, молодцы!»), то мечтаниями («Эх, и поплывет же эта лодочка!..») — словом, всякими девчоночьими приемчиками заставила братцев замолчать. Потом они смущенно и вопросительно посмотрели на П. Батурина: дескать, ну что тут сделаешь, совсем зубы заговорила, придется взять в компанию, а ты как думаешь?
Петр Батурин хмурился, пожимал плечами, качал головой. И получилось, что они его упрашивали, а не он их.
— Только больше, чтоб никто, — твердо сказал Батурин.
— А как насчет движка? — спросил Гошка.
— Я одну штуку придумал, — уклончиво сказал Батурин. — Надо попробовать.
Тут же, вроде бы между прочим, Батурин сообщил братцам Азиатцевым о злополучном письме. Особого интереса братцы не выказали, но, как добрые товарищи, согласились пойти за Гулькину гору. Серьезному обсуждению подверглась кандидатура Фикуса. «Не тое, не тое, — говорили Гошка и Прошка, — не тое».
— Он все равно догадается, — сокрушенно сказал Батурин. — Он такой. И потом… он мне насчет чернил сказал. И вообще…
— Ну, гляди, — сказали Гошка и Прошка.
Они запрятали мешок с паклей под лодку и отправились к деду Веретею. По дороге Батурин объяснил свою идею относительно движка для лодки: можно сделать его реактивным, это даже совсем просто.
— У вас есть какое-нибудь корыто старое? — спросил Петр у деда Веретея.
Дед показал на крыльцо и сказал:
— Там.