Что такое боги и как с ними быть
Шрифт:
Моральные искания и прочие сложности
Морально-этические нормы древних европейских культур выводились отнюдь не из религии или, по крайней мере, не из каких-либо конкретных заповедей, которые составляли бы неотъемлемую часть религиозных убеждений. Свод моральных законов был встроен непосредственно в саму культуру: человек следовал правилам, принятым в том или ином обществе, просто потому, что он хотел в этом обществе жить. При этом во многих древних общинах с их гомогенной культурой особого выбора у человека не было: покинуть свое родное племя означало до конца своих дней обречь себя на жалкую жизнь изгоя. Поэтому моральные нормы обычно принимались как данность — наподобие воздуха, которым мы дышим, или воды, которую пьем; иногда придерживаться их было нелегко — но, в целом, не труднее, чем справляться с любыми другими житейскими проблемами. Например, древнеримский солдат поступал в соответствии с теми или иными нравственными принципами не потому, что он верил в Марса, а потому, что был римлянином. Для жрецов, мистиков и других людей, связанных с религией профессионально, могли существовать особые правила, предписанные тем или иным божеством, но подобные правила обычно имели отношение к особым ритуальным действиям, угодным божеству-покровителю,
Боги, со своей стороны, могли как поддерживать моральные нормы того или иного сообщества (просто своими поступками, а не как официальные покровители этих норм), так и демонстрировать, что они, боги, стоят выше любой морали. На первый взгляд может показаться, что культура сильнее влияет на богов и религию, чем последние — на культуру. А это возвращает нас к непростому вопросу о том, насколько сильно мы, люди, влияем на богов — или, быть может, стоит выразиться по-другому: насколько сильно наши представления о богах окрашены нашими культурными особенностями и предубеждениями. В связи с этим я хотел бы напомнить о принципе, изложенном в предыдущей главе: боги и иные миры притягиваются к тем народам (и людям), которые им так или иначе близки — в культурном, географическом или каком-либо ином отношении. Этот принцип позволяет выйти за рамки споров о курице и яйце, потому что в основе его лежат синхрония и космический закон симпатии: подобное притягивает подобное. Не исключая возможности, что боги влияют на нас и что мы, со своей стороны, способны (хотя и в ограниченной степени) влиять на богов, я, тем не менее, убежден, что у истоков этого взаимодействия стоит не сотворение людей богами или богов людьми, а взаимное притяжение. Взаимное влияние начинается лишь после того, как мы синхронизируемся с мирами наших богов, но не раньше.
Если принять эту точку зрения, то мы, современные западные люди, оказываемся в очень странной ситуации. В большинстве своем мы обращаемся к древним политеистическим религиям или модернизированным их версиям не в результате родительского воспитания, а уже во взрослом возрасте, причем многие из нас переходят в язычество из других религий, включающих в себя те или иные моральные кодексы. Все эти люди с детства впитали моральные нормы родительских религий (и перенимают твердую убежденность в том, что источник морали следует искать именно в религии). Кроме того, мы живем в плюралистическом обществе, объединяющем в себе множество различных культур, в каждой из которых приняты свои этические нормы, и ни один из этих писаных или неписаных моральных кодексов не совпадает с тем, по которым жили наши древние предки-язычники. Все эти разнообразные культуры соперничают между собой за включение своих моральных норм в законы социума в целом, и на фоне этой конкуренции и возросшей интенсивности коммуникаций культурные нормы в наши дни меняются не в пример быстрее, чем когда-либо. Вместо того, чтобы вздыхать по былым временам, нам следует трезво осознать и принять тот факт, что мы живем здесь и сейчас. Даже самые суровые реконструкторы признают, что полностью воспроизвести и постоянно поддерживать образ мысли и культуру наших предков невозможно; более того, невозможно даже понять до конца и во всех подробностях, как именно жили и мыслили наши предки. Кроме того, не все моральные нормы древности вписываются в современную культуру: для древнего человека такие понятия, как кровная месть, насильственное порабощение и человеческие жертвы, были совершенно приемлемы и даже необходимы, но в современном обществе им места нет. Учитывая все эти обстоятельства, какие выводы можно сделать из того, что наши отношения с древними богами основываются не на культуре, а на вере?
Насколько можно судить на данный момент, боги, очевидно, могут приспособиться к нам, современным людям, — по крайней мере, в такой степени, чтобы добровольно обращаться к нам (как к отдельным людям, так и к целым группам) и устанавливать с нами связи. Более того, сейчас они стремятся к общению с людьми гораздо активнее, чем раньше, и это само по себе — весьма интересное явление, которое мы обсудим несколько позже. Однако тот факт, что боги обращают на нас внимание, не решает проблемы моральных норм, сколь бы удивительным и вдохновляющим ни было это общение. Языческие боги нередко действуют так, что нам, носителям современных представлений о божествах как образчиках беспримесного Добра, становится страшно. К тому же, у каждого бога — свои правила: что хорошо для бога войны, не всегда хорошо для богини любви или для бога-трикстера. По меткому замечанию одного неоязычника, какой бы образ действий вы для себя ни избрали, в том или ином пантеоне обязательно отыщется божество, которое одобрит ваш выбор. Искусство выстраивать моральный кодекс на основе сказаний об этически сомнительных деяниях богов и предков, упрямо игнорируя то, что представляется совершенно неприемлемым, и тщательно отбирая те редкие эпизоды, которые могут пополнить перечень нравственных заповедей, должно быть, кажется до боли знакомым многим современным язычникам, выросшим на христианской Библии или иудейской Торе. И, разумеется, при этом возникает проблема, ненавистная всякому религиозному моралисту: необходимость выбора из множества вариантов, неизбежно влекущая за собой массовые разногласия.
Ввиду того, что наша религия находится на стадии возрождения и формирования и до стабилизации ей еще далеко, современные политеисты чаще всего предпочитают заимствовать моральный кодекс из внешних источников. Однако, как я уже неоднократно отмечал, большинство доступных источников такого рода восходят к монотеистическим вероучениям, наложившим сильный отпечаток на всю западную культуру в целом. А потому мы не можем позволить себе выбирать наугад из тех вариантов, которые предлагают нам господствующая культура и обстоятельства нашего воспитания. Нам приходится тщательно взвешивать каждый свой выбор и спрашивать себя не о том, хочет ли божество X, чтобы я поступал именно так, а не иначе, а совсем о другом: «Поможет ли этот выбор сделать мир таким, чтобы всем моим богам хотелось в нем жить?»
На самом деле боги действительно влияют на наши моральные нормы — и подчас очень заметно. Но влияние это определяется не их личными принципами поведения, а тем, что они любят и ценят. Наши боги не столько диктуют своим последователям, как им себя вести, сколько просят, чтобы мы ценили то же, что ценят они, и поступали соответственно. Например, один из моих любимых богов покровительствует земледелию — и ради него я стараюсь по возможности есть только такую пищу, которая была выращена экологичными и грамотными с духовной точки зрения способами, а также поддерживаю органическое сельское хозяйство. Я служу Богине Смерти — и ради нее я оказываю помощь умирающим и выжившим в катастрофах, а также поддерживаю движение за естественное погребение умерших. Я почитаю многих божеств земли, поэтому для меня важна экология. Я люблю и чту бога отверженных и потому я много пишу для них и читаю для них лекции. И каждая из этих ценностей, выбранная осознанным путем, вносит свои вклад в формирование моего этического кодекса. Когда мы спрашиваем богов: «Каких нравственных законов мы должны придерживаться?» — они отвечают не столько «Делайте то-то и то-то», сколько «Вот такой-то и такой-то образ жизни по-настоящему важен».
В этом отражается тот факт, что боги пребывают в гармонии со своей вселенной. А вселенная их включает, среди прочего, богов — возмутителей спокойствия, тех, чья священная обязанность — указывать остальным на недостатки, не позволять им почить на лаврах и выполнять необходимые, но неприятные задачи, чтобы вывести ту или иную ситуацию из застоя. Гармония — это не стагнация, хотя мы, смертные, склонны отождествлять эти два понятия, потому что слишком ценим удобства и комфорт. Всё в природе непрерывно изменяется; всем приходится бороться за жизнь, за территорию, за источники пищи и за возможность осуществить свои планы на будущее. Все живое сталкивается с препятствиями, и природа ставит их не из вредности, а для того, чтобы жизнь становилась сильнее, преодолевая эти преграды. С точки зрения богов и богинь — которые смотрят на вещи достаточно широко и дальновидно — гармония обязательно должна включать в себя препятствия и противоположности. Боги и богини понимают, что Паутина Жизни (в которую входит не только жизнь в нашей материальной вселенной, но и все формы существования во всех мирах) нуждается во внутренней системе сдержек и противовесов, непрерывно сводящей все оппозиции, все пары противоположностей к золотой середине. Однако и оба полюса каждой оппозиции тоже священны — не в меньшем степени, чем центральная точка между ними. В конце концов, у каждого из нас — два родителя. Центр не обрел бы святости, если бы его «прародители» тоже не были священны, и наоборот, всякий плод союза священных прародителей тоже свят.
На практическом уровне это возвращает нас к осознанию того, что поклонение многочисленным богам может и содействовать развитию морального кодекса, и осложнять эту задачу. Политеизм позволяет нам относиться с уважением ко многим разнообразным системам ценностей — одновременно или по очереди, как нам будет угодно; он дает нам свободу выбора вместо жесткого перечня нравственных и безнравственных деяний. Древние политеистические пантеоны обычно предполагали широкое разнообразие достойных систем ценностей, кое в чем пересекавшихся между собой, но не тождественных; и каждую из этих систем олицетворяло то или иное божество пантеона. Чтобы возникло чувство священного равновесия, необходимо широкое разнообразие проявлений. В современной практике предполагается, что мы будем осознанно интегрировать эти разнообразные системы ценностей в свою жизнь, руководствуясь ими для разработки собственного этического кодекса. Политеизм по самой своей природе рассчитан на осознанную работу, а не на слепое следование заданным «сверху» правилам.
С другой стороны, если кого-то подобный подход выбивает из колеи и оставляет в полной растерянности (действительно, для многих людей ответы в духе «догадайся сам!» совершенно бесполезны и даже обидны), то здесь на помощь могут прийти опытные жрецы, священнослужители и прочие духовные лидеры. Стоит подчеркнуть, что роль духовенства в политеистической религии заключается в том, чтобы помогать людям в формировании личных этических норм — как собственным примером, так и путем наставничества и обсуждения различных систем ценностей, заложенных в самой природе богов. Эта задача ставит языческого священника в гораздо более сложное положение по сравнению с тем, в котором находятся служители религий со строго регламентированным перечнем заповедей, и требует гораздо большей обдуманности и тонкости в деле индивидуальной духовной помощи верующим. Вместо того, чтобы просто заявить: «В этой ситуации правильно будет поступить так-то и так-то; именно так и поступай, а иначе бог тебя покарает», — политеистический священник, в идеале, должен распознать и принять во внимание интересы и особенности личности человека, обратившегося к нему за советом; понять, какие божества его привлекают (или каких божеств привлекали); дать ему информацию о характере и ценностях богов того пантеона, с которым этот человек работает (или нескольких пантеонов, если речь идет о язычнике-эклектике); честно объяснить, чего не хватает в системе ценностей того или иного божества, и предложить те или иные возможности скомпенсировать этот недостаток; и, наконец, провести человека по пути выбора и формирования индивидуальных этических правил на основе этого пестрого букета божественных ценностных систем, ни в коем случае не навязывая ему своих собственных представлений. Разумеется, это гораздо труднее, чем просто изложить перечень правил, которые верующему придется безоговорочно соблюдать, если он желает оставаться в лоне данной веры. Вдобавок, дело осложняется тем, что и жрецу, и человеку, пришедшему к нему за советом, нередко приходится сражаться с пережитками своего старого мировоззрения, в котором использовался фиксированный моральный кодекс, не предполагающий вариаций.
Понятно, что тем, кто приходит в политеизм с надеждой отыскать очередной список предписаний и запретов, которого можно будет спокойно придерживаться в дальнейшем без особых хлопот, такая система недогматической морали может показаться совершенно неудовлетворительной. Некоторые неояэыческие группы (в особенности, реконструкторские организации и прочие объединения, сосредоточенные на какой-либо одной избранной религии древних) стремятся обойти проблему осознанного личного выбора и просто составить некий общий свод правил на основе ценностей той культуры, в рамках которой изначально возникла их религия. Однако условия жизни в древнем мире отличались от современных настолько, что даже такой упрошенный подход требует тщательного отбора и порождает ничуть не меньше споров и разногласий, чем вышеописанная система. А возможно и больше — хотя бы потому, что любой свод предписаний, основанный на ценностях древних культур (и при этом не предполагающий сколько-нибудь глубоких вопросов и задающий готовый шаблон мировоззрения) автоматически оказывается чересчур негибким для того, чтобы любая мало-мальски серьезно настроенная группа приняла его безоговорочно, не скатываясь в бесконечные внутренние дискуссии и разногласия.