Что такое боги и как с ними быть
Шрифт:
Разумеется, то, что мы воспринимаем как «кару», иногда может оказаться просто следствием нашей глухоты: если на более тонкие намеки мы не реагируем, боги иногда берут палку побольше. Например, меня однажды осенило, почему моя богиня так часто кажется суровой. Один мой друг приехал ко мне в гости на неделю, и как раз случилось так, что одна из коз у нас на ферме родила тройню раньше срока. Козлята были совсем слабые, и весь дом пришлось мобилизовать им на помощь. Новорожденных надо было вытереть насухо, согреть и накормить. Вообще, козлята, родившиеся чуть раньше положенного или переохладившиеся при рождении, нередко устраивают голодовку, то есть попросту отказываются есть. Если пустить дело на самотек, они не проживут и суток, поэтому нам приходилось кормить их через пипетку. Мой друг сидел и смотрел, как мы нянчимся с этими малышами, завернутыми в полотенца, а те отбиваются изо всех своих слабых силенок, протестуя против наших попыток влить в них материнское молозиво. «Вот дурашка! —
Еще один аспект политеизма, вызывающий проблемы у многих современных людей, — это практика жертвоприношений. Наши предки приносили богам много жертв — и пишу, и питье, и различные ценные предметы (которые для этого ломали, сжигали или бросали в воду), а иногда даже животных и людей. Надо понимать, что жертвоприношение и подношение — это разные вещи: жертва — это то, расстаться с чем эмоционально труднее. Но в этом и состоит ее смысл, как поясняется в жертвенной молитве из «Языческого часослова»:
Жертва трудна, Ибо в этом — ее природа. Будь она легче, Это была бы не жертва. Если бы ты не жалел о том, что даешь, Это была бы не жертва. Если бы ты не отдал лучшее, что возможно, Это была бы не жертва. Если бы этот выбор дался тебе без мучений, Это была бы не жертва. Если бы ты хоть раз не дрогнул, не усомнился, Это была бы не жертва. Если бы ты не оплакал то, что приносишь, Это была бы не жертва.Наверное, это один из самых трудных и непонятных моментов во всей нашей работе и общении с божествами. Прежде всего, непонятно, зачем боги заставляют нас страдать, если они нас любят и не желают нам зла. Монотеистические религии издавна и зачастую безуспешно пытаются примирить идеальный образ всеблагого и любящего Бога с образом Бога, допускающего зло или даже причиняющего его людям по собственной воле. Многие из нас вольно или невольно переносят первый — естественно, более привлекательный — из двух этих образов на языческих богов, объявляя их всецело добрыми и исполненными безусловной любви к человеку. Но при этом они упускают из виду, что дихотомии Добра и Зла в нашем мировоззрении попросту нет места. Люди, вещи и боги не добры и не злы: они просто есть, и они таковы, каковы они есть. Все попытки распределить их по этическим категориям на основе эмоционального отклика, который они вызывают в нашей душе (а отклики эти настолько разнообразны, что общего согласия ни по одной подобной классификации достичь не удастся), свидетельствуют лишь о неверном понимании самой природы политеистической вселенной. Боль — не всегда Зло. Иногда это лишь средство, помогающее нам снести стену и найти выход из нашего личного лабиринта самоограничений.
Один из типичных человеческих недостатков — наша склонность принимать все необходимое и священное за данность. И жертвоприношение — один из способов, которыми Священные Силы вынуждают нас выйти за рамки этой модели, пусть хотя бы и в одной отдельно взятой области, в которой мы приносим жертву. Как я уже упоминал в главе о подношениях, в древности человек, приносивший в жертву животное, совершал над собой нелегкое усилие, чтобы почтить богов: он отдавал на благо всей общины ценную белковую пищу, даже если это означало, что его собственной семье придется поголодать. В наши дни подобная жертва приобрела иной смысл: благодаря ей человек со скорбью осознаёт, насколько мы оторвались и отдалились от реальности природного цикла; осознает собственное лицемерие, трусость и глубоко укоренившуюся иллюзию бесконечности физической жизни; и понимает, какую огромную работу нам предстоит проделать, чтобы вернуться к гармоничному сосуществованию с природным миром.
И в том, и в другом случае жертва почетна, потому что помогает нам осознать, как обстоит дело в реальности, и хотя бы отчасти избавляет нас от стремления принимать желаемое за действительное. Схожим образом, курильщик, бросающий весь свой запас сигарет в священный костер, показывает тем самым, что готов пострадать ради того, чтобы стать более здоровым человеком, и вручает руководство собой в этом вопросе тем Священным Силам, которым он приносит этот дар. Подобные осознанные поступки редко даются нам безболезненно, потому что все мы — люди, не лишенные человеческих недостатков. Но вместо того, чтобы укорять себя за эти недостатки, мы можем признать важность приносимой жертвы, утвердиться в решимости пройти этот путь до конца и исполнить задуманное с состраданием к самим себе и друг к другу.
Подолгу размышлять о таких вещах всегда нелегко, и в этом — одна из причин, по которым жертвы лучше приносить не в одиночку, а в среде сочувствующих единомышленников и в ритуальной обстановке, где все могут поддержать друг друга в этой борьбе. Жертва, принесенная самостоятельно в уединении, тоже благородна, но подчас влечет за собой непредвиденные и неприятные последствия — отрицание, отчаяние или погружение в навязчивые мысли о собственном превосходстве над теми, кто не способен на подобное самоотречение. Коллективную жертву проще принести в духе смирения, если этика общины включает в себя такие ценности, как сострадание и честность. Но в любом случае миг жертвоприношения, одиночного или группового, может обернуться контактом с богами — пусть недолгим, но вполне достаточным для того, чтобы божество вобрало энергию, которую мы вкладываем в этот поступок, оценило наши усилия и даровало нам свое благословение.
Но здесь возникает другой вопрос, один из самых болезненных и сложных во всем, что касается наших отношений с богами: как быть, если вам не удается войти в контакт с божествами и понять, чего они от вас хотят? По правде говоря, большинство людей не способны слышать богов и духов постоянно, а некоторые вообще не слышат их никогда. Почему в одних людей от природы вмонтирован, так сказать, «телефон» для общения с богами, а в других — нет? Этого мы не знаем. Однако мы знаем, что это совершенно не зависит от того, насколько человек нравственен, честен, здоров на голову или сколько-нибудь приятен окружающим. Дар регулярной двусторонней связи с богами и духами не имеет никакого отношения к личным достоинствам человека. Многие люди, наделенные подобным даром, — далеко не самые развитые представители рода человеческого; и наоборот, многие замечательные люди этого дара лишены. (Средневековая духовная писательница и мистик Юлиана Норвичская оправдывалась перед своими читателями, объясняя, что возможность общаться со святыми отнюдь не делает ее более праведной, чем другие: ей известно немало хороших христиан, которым она далеко уступает в праведности, но она понятия не имеет, почему святые разговаривают с ней, а не с ними.) Имеются некоторые свидетельства в пользу того, что этот дар передастся по наследству; однако иногда он проявляется у совершенно, казалось бы, случайных носителей. У некоторых людей, никогда ранее не сталкивавшихся ни с чем подобным, способность к общению с Божественным может пробуждаться в результате предельных физических нагрузок, наподобие околосмертного опыта.
Ответ на вопрос о том, полагается ли обычному верующему слышать богов, во многом зависит от культурного контекста. В некоторых неоязыческих группах, например, бытует мнение, что постоянно общаться с богами запросто могли бы все без исключения, если бы в детстве нам не внушали, что это невозможно. Этой теории сопутствует представление о том, что для общения с богами любому человеку достаточно лишь искренне поверить в то, что это возможно и доступно, — и контакт непременно установится; однако опыт, к сожалению, показывает, что это не так. Да, никаких догматических запретов на общение со Священными Силами для тех или иных категорий людей в неоязычестве нет, и это обстоятельство провоцирует наивную убежденность в том, что мистиком и медиумом может стать любой, кто приложит к этому достаточно усилий. Но это представление коренным образом противоречит тому факту, что в первобытных общинах видеть, слышать и воспринимать богов и духов и/или общаться с ними могли далеко не все — несмотря на то, что верили в них все поголовно. Если бы в менее «цивилизованные» времена дело обстояло иначе, племя не нуждалось бы в профессиональном шамане.
Азиатским культурам, напротив, свойственно убеждение в том, что у всех нас, не считая лишь немногих необычно одаренных людей, возможность общаться с духовными силами от природы заблокирована, и если мы хотим снять этот блок, то нужно очень много и упорно трудиться — медитировать, соблюдать особую диету и всячески себя ограничивать во многих других отношениях. Если мы будем усердно стараться, то, возможно, рано или поздно очистимся и обретем связь с Божественным, но просто так этот дар не дается почти никому. Еще одной позиции по этому вопросу придерживаются некоторые аборигенные культуры, в которых принято считать, что устойчивая и качественная двусторонняя связь с Духом (или духами) может развиться лишь в результате осознанной практики измененных состояний сознания. С этой точки зрения, достичь измененного состояния при помощи тех или иных специальных техник, теоретически, может любой, но далеко не каждому это пойдет на пользу, потому что без помощи самих духов заниматься такими вещами очень опасно. А для того, чтобы заручиться помощью духов, необходимо для начала установить с ними контакт, попросить их о поддержке и удостовериться, что они согласились. В итоге получается, что подобные практики доступны лишь тем, кто исходно обладает хотя бы зачатками врожденного дара.