Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды
Шрифт:
Буддизм казался мне рациональной религией, истины которой могли пройти проверку разумом
Я провел пять лет в Европе под руководством геше Рабтена, главным образом в основанном им монастыре Тхарпа Чолинг в швейцарской деревне Ле Монт-Пелерин, располагающейся выше города Веви, с видом на Женевское озеро и горы долины Роны. Первые два года наша группа из двенадцати мирян и монахов изучала упрощенную версию философии Дхармакирти, индийского монаха-ученого восьмого века, учение которого в тибетских монастырях послужило основой логики, эпистемологии и критического анализа; затем следует совершенствование в мадхьямаке – (срединной) философии пустоты.
Чем больше я изучал учение Дхармакирти, тем выше я ценил его простоту и точность.
Дхармакирти, в отличие от моих учителей, не говорил, что все пусто и лишено самостоятельного существования, напротив, он утверждал, что изменчивый, зависимый, и обусловленный мир, представленный в обычном чувственном и интеллектуальном опыте, действительно существует. Быть действительным, в понимании Дхармакирти, означает способность быть действенной причиной в реальном мире. Таким образом, семя, кувшин, ветер в деревьях, желания, мысли, боли в коленях, другие существа – все они подлинно существуют. Напротив, пустота зависимого существования – это концептуальная и лингвистическая абстракция. Она может быть полезна, но ей не хватает жизненной действительности бутона розы, стука сердца или плача ребенка. Цель медитации, по Дхармакирти, состоит не в том, чтобы достичь мистического понимания пустоты, но чтобы обрести целостный опыт изменчивого, непостоянного и страдающего мира.
Семя, кувшин, ветер в деревьях, желания, мысли, боли в коленях, другие существа – все они подлинно существуют. Быть действительным, в понимании Дхармакирти, означает способность быть действенной причиной в реальном мире
Что мешает нам воспринимать мир именно так? Проблема заключается в инстинктивном человеческом убеждении, что каждый человек – это постоянная, не имеющая частей и автономная сущность, не связанная с потоком бытия и не затронутая всеобщей обусловленностью. Такое естественное убеждение может гарантировать чувство защищенности и постоянства в опасном и непостоянном мире, но человеку приходится расплачиваться за это психозами, разочарованиями и скукой. Люди чувствуют себя отрезанными от окружающей жизни, они плывут по течению в эгоцентричном мире собственного воображения. Дхармакирти же говорит, что цель состоит не в том, чтобы остановиться на постижении отсутствия или пустоты такого обособленного эго, а в том, чтобы обратиться к являющемуся миру во всей его жизненной силе и непосредственности, как только такая концепция самости будет отвергнута.
Я проиллюстрирую это примером. Когда мы с женой покупали свой дом во Франции, в саду позади дома стоял большой деревянный сарай. Сарай загораживал солнце и обзор. Кроме того, он зарос жимолостью и плющом, так что его размеры увеличивались год за годом, из-за чего тени становилось все больше, и между домом и сараем повышалась влажность. Он был забит старой немецкой промышленной техникой, которую не использовали в течение десятилетий. Его единственным достоинством и основной причиной его сохранения было то, что местные дикие кошки использовали его в качестве дома для котят.
Наконец мы избавились от сарая. Поскольку в том году оравы котят не было, мы продали всю технику на металлолом и пригласили нашего друга Пако, которому нужна была древесина, чтобы он разобрал его. За день исчезло нечто мрачное и огромное, что постоянно присутствовало здесь многие годы. В течение следующих нескольких дней я приходил на его место и открыто радовался его исчезновению. Темный, сырой проход тоже исчез. Дом и сад преобразились. Свет стал заливать комнаты, и открылись доселе неизвестные виды на сад и окружающую сельскую местность.
Несколько дней спустя восторг по поводу отсутствия сарая отступил на задний план. Я забыл о том, что он когда-то был у нас во дворе, и больше не радовался его отсутствию. Я переключил внимание на дом и сад в том виде, в каком они были теперь. Для Дхармакирти опыт «пустоты» или «не-Я» походит на этот случай с сараем. Постигнув отсутствие вечного, не имеющего частей, автономного эго, можно увидеть собственную жизнь совершенно по-новому. Невежественный, смутный эгоцентризм уступает место более яркому и восприимчивому ощущению изменчивых, обусловленных процессов в собственном теле и уме. Как только человек привыкает к этому, он прекращает замечать отсутствие такого эго. Теперь он живет новой жизнью в этом мире рядом с другими, и через некоторое время его новое состояние становится совершенно естественным и непримечательным. Приписывание «пустоте» священного и особого статуса похоже на установку памятника в саду на пустом месте исчезнувшего сарая вместо его озеленения.
Постигнув отсутствие вечного, не имеющего частей, автономного эго, можно увидеть собственную жизнь совершенно по-новому. Невежественный, смутный эгоцентризм уступает место более яркому и восприимчивому ощущению изменчивых, обусловленных процессов в собственном теле и уме
Мне очень нравились наши занятия. Теше Рабтен выражал мысли ясно и кратко, затем мы разделялись на пары, в дебатах опровергая те или иные детали того, что он только что нам рассказал. Это было превосходной тренировкой ума. Благодаря нашим занятиям я узнал, что многие из моих представлений были неправильными. Не подвергая идеи такой жесткой проверке, легко иметь мнения, которые в итоге оказываются опирающимися на самые неверные предположения. Эта тренировка в философском анализе, однако, была обоюдоострой. Она помогала лишь до некоторой степени. Как только она касалась буддийских представлений, которые не так успешно противостояли критике, она могла подорвать веру. Возможно, я тогда не предвидел, в пылу моего интереса к философии Дхармакирти, что несколько месяцев спустя я буду просыпаться посреди ночи в холодном поту, размышляя над тем, обязательно ли первопричиной одного психического состояния является другое психическое состояние.
Этот кризис достиг своей кульминации, когда мы, наконец, подошли к доказательствам перерождения и они меня нисколько не убедили. Вот они:
субъект: ум новорожденного ребенка;
предикат: существовал прежде;
основание: потому что это – ум;
пример: подобно этому уму.
Для Дхармакирти ум «чист и знающ». Чистый означает, что у разума нет материальных свойств: его нельзя увидеть, услышать, обонять, попробовать на вкус или потрогать. Но ум и не простая абстракция, потому что он обладает способностью знать вещи, вызывать действия и таким образом оказывать влияние на мир. Будучи по своей природе нематериальным, разум в принципе не может быть произведен чем-то материальным, телом или мозгом. Поэтому ум новорожденного ребенка должен быть продолжением предыдущего потока сознания; он не мог появиться в силу грубых физических причин.
Разум, будучи по своей природе нематериальным, в принципе, не может быть произведен чем-то материальным, телом или мозгом
Я был скептичен. Знакомый с современными научными представлениями о мозге, я не видел противоречия в том, что этот орган способен производить мысли, чувства и восприятия. Этого было достаточно, чтобы объяснить появление всех феноменов психики. Но Дхар-макирти даже не упоминает о мозге. Ничто не выдает того, что у него вообще были какие-либо знания о нем. Когда геше Рабтена настойчиво спрашивали – как можно с уверенностью знать, что ум нематериален и потому может быть порожден только другим нематериальным умом, он отвечал, что на высших ступенях медитации человек познает это непосредственно и из первых рук. Таким образом, «доказательство» перерождения базируется на субъективном опыте созерцания нематериального объекта в необычном состоянии сознания. Если у вас не было такого опыта, то нужно верить словам более продвинутых мастеров медитации.
«Доказательство» перерождения базируется на субъективном опыте созерцания нематериального объекта в необычном состоянии сознания. Если у вас не было такого опыта, то нужно верить словам более продвинутых мастеров медитации
Но, если доказательство перерождения, в конце концов, зависит только от веры в чьи-то описания их субъективного опыта, то тогда чем оно отличается от утверждения, что Бог существует, если мистики (зачем им врать?) утверждают, что имели прямой опыт Богообщения? На каких основаниях я должен больше доверять буддийскому йогину, чем христианскому мистику или кому-то, кто утверждает, что его похитили инопланетяне и увезли на космическом корабле к Альфе Центавра? Все они могут быть одинаково высоконравствеными, искренними и честными людьми, глубоко убежденными в истине своего опыта, но их откровения могут убедить только тех, кто уже предрасположен к тому, чтобы им верить.