Что такое поэтическое мышление
Шрифт:
– Как? Как? - спрашивал он, хватая себя за голову. - Как?
И казалось, что еще немного - и решение будет найдено...
Поэзия ничего не просит, не выпрашивает ответов, ни в чем не раскаивается, не требует доказательств и оправданий, как не требует оправданий восход солнца, жизнь, любовь... Она реализует не испытывающие, а утверждающие, нередко, верующие и освобождающие дух формы мышления. В своем миросозидании ей ближе слова Галилея, который, склоняясь на колени перед палачом инквизиции и отрекаясь от доказательств вращения земли, шептал "И все-таки она вертится!", уже слепой после многолетних наблюдений за звездами, уже подписав отречение от Солнца как центра земного мироздания. В его письме к герцогу Тосканскому, накануне печатания
Послушайте теперь отрывок из стиха о любви, который поэт Георгий Иванов написал много позднее встречи Гурова и Анны Сергеевны на берегу моря. Может быть, эти строчки о них:
(Погляди, бледно-синее небо покрыто звездами...)
...
Дорогая моя, проходя по пустынной дороге,
Мы, усталые, сядем на камень и сладко вздохнем.
Наши волосы спутает ветер душистый, и ноги
Предзакатное солнце омоет прохладным огнем.
...
В этом томном, глухом и торжественном мире - нас двое.
Больше нет никого. Больше нет ничего. Погляди:
Потемневшее солнце трепещет как сердце живое
Как живое влюбленное сердце, что бьется в груди.
(1948 г.)
/Порой, после прочтения любовных стихов, я ловлю себя на крамольной для современного человека мысли о том, что причиной Великого взрыва была чья-то любовь, которую мы не в состоянии целиком вместить и никогда не вместим, довольствуясь только ее осколками. Неужели Мандельштам прав своим утверждением: "Все движется любовью", которое он позаимствовал у Данте, увидевшего, наконец, в восьмой сфере полную улыбку Беатриче, чтобы сказать главное: "Тут сила воображения покинула меня, но желания мои, моя воля уже были приведены навсегда в движение любовью, движущей также солнце и звезды". Впрочем, это только странные фантазии философического толка. "Кто может вместить, да вместит" Мф. 19, 12)/
Только не говорите о том, какое прекрасное сравнение нашел поэт в последних двух строчках! В поэзии нет сравнений. Пусть ими - точными и приближенными, красивыми и пошлыми, удачными и не очень пользуются философы и представители многих других смежных наук. В поэзии - только тождества, и только так физически чувствует свой мир поэт, приглашая в него войти. Если поэт мыслит сравнениями, он останется сторонним наблюдателем, но тождества требуют от него сотворения чувств. Для безусловного утверждения поэтического тождества Г. Иванов выбросил запятые в последних строках. "Бессонница. Часть женщины" - вот хороший пример тождества через точку у Бродского, а не "Бессонница, словно часть женщины", когда появляется лишнее сравнительное слово. И пусть вас не обманывают запятые и сравнительный оборот в строчках Ахматовой "Как подарок, приму я разлуку \ И забвение, как благодать" - они только редакторская дань канонам пунктуации и необходимости следовать нужному числу иктов в каждой строке. По воспоминаниям Л. Чуковской, Ахматова равнодушно относилась к знакам в стихах и мечтала научиться писать вообще без строф, сплошь. В действительности, поэту в своих размышлениях нужен только один знак препинания - точка или многоточие в конце стихотворения. Это в прозе и научных статьях знаки выступают в качестве самостоятельных и необходимых элементов мышления.
Однако продолжим. Идеи полярности и дуализма, будь то сопряжения типа мужчина - женщина, добро - зло, власть - поэт, свобода - рабство, отчаяние - надежда, любовь - долг и т.д., явились чрезвычайно плодотворными для поэтических миросозиданий. Заметим, что с точки зрения поэзии - любовь, добро, зло, счастье, жизнь, смерть и др. сами по себе являются абсолютно беспричинными сущностями, заданы в виде аксиоматических утверждений и имеют свое определение и развитие только при соотнесении между собой в самых разных, порой, неожиданных, необычных и даже "аморальных" сочетаниях.
В этом плане поэзия ближе к философии, где рассматриваются абстрактно моральные (в том числе чувственные) и нравственные (в том числе поведенческие) аспекты проблемы бытия, а не к естественным наукам, где научные выводы независимы от морально-нравственных критериев. Эйнштейн категорически отрицал даже возможность научно обосновать моральные идеалы: "Я не считаю, - говорил он, - что наука может учить людей морали. Я не верю, что философию морали вообще можно построить на научной основе... Наука не имеет такой власти над человеческим духом. Содержание научной теории само по себе не создает моральной основы поведения личности". Возможно, он прав, говоря о научных основах морали, но другую сторону науки - проявление морально-нравственной стороны личности, факт того, что категория красоты может служить движущей силой к постижению научной истины исключать нельзя. В конечном счете, мы уже упоминали, что Пифагор в своей философии за 150 лет до Аристотеля доказал сферическую форму земли, исходя только из эстетических соображений.
Поэзия ближе к философии еще и потому, что многие поэты разрабатывали проблемы реального бытия в философской лирике, пытаясь вслед (как правило) или параллельно с философами понять наиболее глобальные сопряжения типа дух - материя, человек - макрокосмос и др.
При этом они пользовались своим инструментарием, нередко выражая смелые научные идеи, но чаще выступая в лице эмоциональных проповедников различных воззрений и теорий. Здесь наиболее точно они отражали свою общественную позицию, следуя, как это и положено поэтам, скорее поэтическому мышлению, выраженному в чувствах, а не логике. Здесь они могли быть правы и не правы, но еще раз заметим, что в созидании своих миров поэты всегда правы. ("Драгоценное сознание поэтической правоты" - говорил Осип Мандельштам; "Поэты всегда правы, история за них" - писал Николай Бухарин т. Сталину в связи с чердынским арестом О.М. в 1934 г.) В лучших образцах философской лирики поэты могли достигать высот нравственного императива, как, например, Максимилиан Волошин: "В дни революций быть человеком, а не гражданином".
Говоря о философской лирике, стоит вспомнить, что наиболее глобальным вопросом в пространствах полярности и дуализма является противопоставление всеобщего и особенного (конкретного). В поэзии это непременно актуально, поскольку поэт в силу своего предназначения создавать новые миры часто оказывается неуместным в реальном для него космосе.
Гегель уже в первом томе "Эстетика" говорил, что рассудок не в состоянии выйти за пределы такой противоположности, но истина, соединяющая единичное и всеобщее, может быть раскрыта в чувственной форме в виде "примиренности противоположностей." На уровне фундаментального мышления решение этого вопроса "примиренности" задается соотношениями неопределенностей Гайзенберга, которые согласуют в определенную гармонию объективные недоступности наших познаний в науке, но в поэзии... в поэзии достаточно привести в качестве примера "примиренности противоположностей" человек - космос (особенное - всеобщее) следующий стих. Он написан Александром Чижевским (1897-1964 гг.), основоположником космической биологии, много лет выставляемом за научные двери, но, все таки, доказавшем мощное влияние космоса и солнечного цикла на события и поступки людей.
(О беспредельном этом мире...)
...
О беспредельном этом мире
В ночной тиши я размышлял,
А шар Земной в живом эфире
Небесный свод круговращал.
О, как ничтожество земное
Язвило окрыленный дух!
О, как величие родное
Меня охватывало вдруг.
Непостижимое смятенье
Вне широты и долготы,
И свет, и головокруженье,
И воздух горной чистоты.
И высота необычайно
Меня держало на весу,
И так была доступна тайна,
Что целый мир в себе несу.
(1917 г.)
Интересно также сравнить подходы к решению проблемы дуализма в естествознании и в поэзии между категориями, на первый взгляд не сопрягающимися, а именно красота - правильность.