Что такое политическая философия
Шрифт:
ВОПРОС: А Пиночет?
Ну что вы! Пиночет-это типичный буржуазный абсолютист, который не хотел вообще ни во что вмешиваться, просто держать власть в своих руках. Мы, кроме того, забываем, кто фактически привел к власти Пиночета. Вы помните? Потому что этот замечательный, как я его называю, коммунист-идеалист, доктор Альенде восстановил против себя профсоюзы. А в Чили профсоюзы были очень сильными. А кого еще поддерживали активно профсоюзы? Гитлера, не так ли? А страна, где еще надо договариваться с профсоюзами - разве она может стать тоталитарной? Нет, это уже всё. Ленин разве договаривался с ВИКЖЕЛем (Всероссийский исполком железнодорожников.
– Прим. ред.)? Да это смешно. Ленин сам отдал приказ расстрелять профсоюзную демонстрацию.
ВОПРОС: Если бы вместо Сталина пришел к власти Троцкий, был бы тоталитаризм?
Думаю, что что-то вроде тоталитаризма могло бы быть. Но, видители, он по типу не годился в тоталитарные
ВОПРОС: Чем тоталитарное государство отличается от абсолютного?
Это предельный случай абсолютного государства. Оно отличается абсолютной объективацией политической рефлексии в субъекте государства, абсолютной политизацией населения, другой стороной которой является абсолютная его деполитизация. «Все, что вы делаете, - это политика, но это моего ума дело, а не вашего».
Абсолютное государство может иметь варианты и версии, в то время как тоталитарное государство не признает вариантов и версий в самом себе. Отсюда главная проблема мышления Иосифа Виссарионовича (он с ней справлялся отлично) - каким образом переформулировать программу сегодняшнего дня. Великое мастерство - переформулирование программы сегодняшнего дня, как если бы он это говорил точь-в-точь вчера и позавчера. При том, что на самом деле он мог говорить нечто диаметрально противоположное! В абсолютном государстве это было бы либо парадоксом, либо абсурдом. А в тоталитарном государстве это - «не мое дело»: политическое мышление уже произошло. И при этом не понимайте это как полную произвольность и хаос, ничего подобного. Полный порядок, потому что каждая следующая формулировка по необходимости устремлялась в прошлое, одновременно отменяя его и переутверждая как настоящее, а на следующий день перенося его и в будущее. И вообще тоталитарный режим - это режим, который абсолютно контролирует все манифестации самого себя, то есть все обязаны его понимать так, как он себя понимает. Даже если он будет себе противоречить по десять раз на дню - это не ваше дело. Это режим, утверждающий исключительность. Но если это так, то возможна ли в этих условиях политическая стратегия? Тут мы переходим к интереснейшему моменту, на который когда-то обратил внимание известный британский военный историк Лидделл Гарт. Ведь мы все исходим из того, что наверху - стратегия, в середине - оперативное искусство, внизу - тактика. Значит, тактик - старший лейтенант, командир роты. Операция разрабатывается полковниками и генералами. А стратегия разрабатывается кем? Неизвестно кем - вот ответ.
Оказывается, что материалов, относящихся к политической стратегии, почти нет. Во всяком случае, их (сейчас публикуются архивы) никто из историков не заметил, все - тактика. То есть найти в решениях раннего Политбюро действительно стратегический документ очень трудно.
ВОПРОС: А что вместо стратегии - хитрость?
Простите, я не стал бы сводить стратегию к хитрости. Это тактика может быть хитростью. В стратегии - ни в политической, ни в военной - вы хитростью не обойдетесь. Как режим политической рефлексии, мышления, любой тоталитарный режим по природе своей антистратегичен: сначала надо убить этих, потом убить тех, наступать там, отступать здесь. Ведь на этом-то, собственно говоря, Сталин и погорел перед началом войны. Почему, вы думаете? Наивные историки говорят, что он дал Гитлеру себя обмануть. Это чушь полная. Он был умнее Гитлера в десять раз, если не в сто. Он погорел, потому что вовремя не смог для себя самого сформулировать новую политическую стратегию.
ВОПРОС: А пятилетки - это не стратегия?
Я вижу, что я плохой лектор! Планы пятилеток, планы экономического развития никакого отношения к экономике не имеют. Это были чисто политические планы, и в основном их содержание было тактическим. А отсюда и вот та, с точки зрения поверхностных историков, ошеломительная неразбериха в движении от сплошной коллективизации к «головокружению от успехов». Понимаете, в том-то и дело, чем бы Сталин ни занимался - это была чистая политика. И вот тут, конечно, без параллелей не обойдешься. Если вы возьмете Гитлера, он вообще слышать обо всем этом не мог. Он говорил: «Я вам деньги плачу, чтобы вы занимались экономикой, чтобы вы занимались сельским хозяйством, чтобы вы занимались производством пушек и снарядов. А вам, - обращался он гневно к генералам, - я плачу деньги, чтобы вы этими снарядами из этих пушек стреляли». Как раз Гитлер хотел стратегии. «Стратегия - это мое дело, - говорил он, - разве эти дураки из Генштаба могут быть стратегами?» У Сталина это все перерабатывалось на совершенно ином уровне. Более того, вы знаете что? Он боялся
ВОПРОС: А «догоним и перегоним Америку» - разве не стратегия?
Ну согласитесь, это не стратегия, это кукольный театр! Единственный раз, когда он почувствовал, что пахнет жареным - помните, Карибский кризис, кубинский кризис, - он спросил у адмирала Горшкова: «На сколько хватит мощи советского флота, чтобы удерживать кубинские коммуникации?». Это я слышал практически из первых уст. Говорят, что Горшков повалился на колени и заплакал. А, кстати, он был прекрасный руководитель флота, и он любил флот. Он сказал:
Никита Сергеевич, ни на сколько не хватит.
Как ни на сколько?
Я прикидываю со своим начальником штаба, что весь неподводный флот американцы уничтожат за два дня, подводный - может быть, за три.
Горшков просто смертельно испугался, и поверьте - не за себя. Он же любил свои корабли, своих моряков, из них ни одному было бы не остаться в живых. А Никита Сергеевич на слезы реагировал. Слушайте, это стратегия, по-вашему? Но уверяю вас, виноват не он, а сталинское тоталитарное воспитание. И вот тут он сам серьезно решил посоветоваться. Правда, не в пик кубинского кризиса - тогда, как рассказывали его дети, он был в таком состоянии, что не мог ни с кем говорить, - он позвал нескольких людей, уму которых он верил (заметьте, уму!), и стал спрашивать, что делать. Иначе говоря: давайте придумаем какую-нибудь стратегию.
Спасибо, до следующей встречи. Мне доставило большое удовольствие с вами разговаривать.
ЧАСТЬ 1
Нейтрализм абсолютного государства - компетентность, эксперты - нейтрализация личности - единовластие как символ абсолютного государства - трансисторичность лидера.
ЧАСТЬ 2
Тоталитаризм как начало проблематизации абсолютного государства - семья как материал политической рефлексии - баланс экстенсивности и интенсивности - война - о народе.
Вопросы.
Дамы и господа! Абсолютное государство, мыслимым пределом которого является государство тоталитарное, представляется нам, и это правильно, как понятие политической рефлексии. Оно представляется нам какой-то уже сложившейся апостериорной синтетической конструкцией, в которой, если разбираться, сам черт ногу сломит. Но в реальном низовом политическом мышлении оно априорно задано, и никакой черт в нем никакой ноги не сломит, потому что когда оно стало основным понятием политической рефлексии, то очень скоро превратилось в стойкий шаблон не только рефлексии, оно превратилось в стойкий шаблон обыденного мышления о политике. Ну а как же еще? Но не буду возвращаться к тому, что говорил в прошлый раз, когда я пытался объяснить, что такого рода шаблон - это вещь историческая. И не пытайтесь считать, что шаблон - это что-то вечное, и банальнейшим образом включать это в другое гигантское оглупляющее понятие - человеческая природа. Потому что здесь нам очень легко перейти от игры воображения к простой и прямой лжи, что, в общем, мы все и делаем, не замечая. Кстати, переход иногда очень тонкий. Вроде никто не споткнется, никакого порога нет, а не заметишь, вроде начинаешь здраво рассуждать и вдруг - врешь сплошь. Это больше всего относится, конечно, к политической историографии и к попыткам историографов одновременно быть объективными и современными. Ведь до сих пор не понято, что быть современными - это не осовременивать прошлое, это уже надоело, это делалось десятки раз во всех странах, а смотреть на прошлое из отрефлексированной тобой самим современности - вот в чем современность.
Я вам уже, дамы и господа, надоел римскими и греческими параллелями. Но обратимся к следующему и не разобранному нами моменту абсолютного государства. Дело в том, что идея абсолютного государства, с которой мы с вами родились, в принципе нейтральна. Или, как сказал один великий абсолютный государственник, «мелочами не занимаемся». Но ведь что самое замечательное: на самом-то деле именно с абсолютного государства начинается занятие мелочами. Ведь уже в контексте перехода от республики к великой империи, от города Рима к половине мира - Овидий с его ссылкой за аморальность кажется какой-то ерундой. Вот в этом- то и особенность. Этот принципиальный нейтрализм абсолютного государства приобретает почти совершенную репрезентацию в тоталитаризме, когда целое - это все, а частное - это ничто.