Чтение онлайн

на главную

Жанры

Что такое политическая философия
Шрифт:

Я не историк, знаю историю омерзительно плохо (без всякого кокетства вам говорю). Ну знаю кое-что. Но, с другой стороны, это плохое знание дает мне возможность и себя самого рассматривать как некоторый низовой уровень той же политической рефлексии. Это очень важно: если ты хочешь мыслить, то ты должен знать, кто ты; кто ты и этом объекте, о котором ты мыслишь; каково твое отношение; как ты в этом объекте сам себя репрезентировал и как другие тебя в нем отрепрезентировали.

Я все ждал, что кто-нибудь из вас спросит: а почему абсолютное государство, не говоря о тоталитарном, управляется обязательно одним человеком, если говорить попросту? Давайте говорить какие-то простые вещи. Будь то Людовик XIV, его внук Людовик XV, будь то Петр Алексеевич (они не были тоталитаристами, это были чистокровные абсолютные монархи), Иосиф Виссарионович, Пол Пот или самый страшный эфиопский палач, фамилию которого я

все время забываю. Кстати, не забывайте, что и страшный эфиопский палач, и Пол Пот были не просто интеллигентами, окончившими европейские университеты. Пол Пот был аристократом, а уж этот самый эфиоп тоже из знатной семьи. С прекрасным образованием все были. Поэтому, говоря о них как об абсолютно единовластных правителях, вы можете спросить (я сейчас не говорю об «отце всех народов» Мао Цзэдуне): но почему обязательно единовластие? Обязательно ли?

Здесь кончается почти современная история и начинается чистая политическая философия. Абсолютное государство, поскольку оно абсолютное, ищет свою репрезентацию в одном и едином. Онтология единичности должна манифестироваться в одном вожде, в одном, грубо говоря, правителе, в одном главе. И древние греки это ощущали и, скажем так, очень этого не любили. А мы это ощущали и очень это любили: «О, это просвещенный вождь, вы еще не знаете, что это за человек!». Я прочел огромную монографию одного англичанина - между прочим, сына лорда, талантливого историка - о Мао Цзэдуне. И он говорит: «Как только я увидел этого человека, - это англичанин пишет, а не учитель средней школы из Калуги и не учитель китайской средней школы из Нанкина, а англичанин, который

Оксфорд окончил, - как только я увидел этого человека, я почувствовал - это он, один, и никого кроме». Можете себе представить? Когда он это написал? В 1973 году. Казалось бы, не в 23-м! А в 73-м! И вот тогда он сказал: «Я понял, это харизма». Тут надо заплакать, да? Слово «харизма» было введено в середине 60-х годов и очень быстро стало объектом социологических исследований. И на харизме много бездарных молодых людей стали докторами и профессорами английских, американских и немецких университетов. Вы поймите, что неотрефлексированность языка чрезвычайно выгодна простым людям. Они считают, что это непонятно. А на этом рынке все непонятное стоит гораздо дороже. Ну хорошо, я не хочу карикатуризировать. Однако давно ставшее базарным феноменом понятие харизмы теперь уже выводится прямо из марксистского учения о роли личности в истории, а через исторический материализм - из Гегеля.

Умоляю вас, не считайте, что исторический материализм был единственным отцом нашего прошлого политического идиотизма, забудьте про это. Отцом моего идиотизма был и есть я - сам человек, а никакой не Маркс.

Так появляется харизма. И вдруг оказывается, что любой единовластный глава тоталитарного государства - и этот самый омерзительный эфиоп, и этот космический дебил Ким Ир Сен - это харизматический лидер! Я как-то очень давно говорил с одним польским профессором, и он все время поднимал указательный палец правой руки. Причем человек очень образованный, совсем не зацикленный на марксизме. И он говорил: «Но бывают же исключения. Вот, например, есть такой харизматический лидер, как Фидель Кастро - он абсолютно чистый человек» (кстати, это большевистская терминология - «чистый, как слеза»). Здесь важно именно это ощущение, вырастающее из онтологии абсолютного. Понимаете, нам-то все еще кажется, что в основе всего лежит наше чувственное восприятие как восходящее ко все той же человеческой природе (по-видимому, к моему глубокому сожалению, не существующей, вранье все это в основном). Мы забываем, что на определенной фазе нашего мышления - это самое ощущение становится абсолютно тоталитарно господствующим. Это великолепно понимали поздние буддистские философы, и к этому пониманию пришли совсем не самые великие философы Европы, английские эмпирицисты, которых, кстати, Кант бесконечно уважал и говорил, что без них вообще никакой его философии никогда и не возникло бы.

Получается, что сам исторический феномен возникновения тоталитарного государства уже нашел свою манифестацию в эпистемологическом эпифеномене одной-единственной личности, которая с этим государством отождествляется. И самый яркий пример здесь, конечно, был не Мао Цзэдун, который, при всем моем уважении к этому кретину (сильный был человек), себя никогда не отождествлял с государством, он отождествлял себя с космосом. Вы знаете, это смешно, но очень интересно. Простите, теперь я опять перехожу на ненавистный мне научный жаргон - еще это государство не встало на место, еще не отрефлексировало себя как тоталитарное или даже абсолютное, а уже готов один лидер. Почему? Эта идея «одного» - очень четкий случай, я бы назвал это так, символической структуры сознания. То есть это не просто манифестация единого государства в одном человеке, а это то символическое дополнение к идее, к мысли об абсолютном или, как предельном случае, тоталитарном государстве как одном человеке. Вы помните, мы говорили о нейтрализации личности? Что она означает, грубо говоря - вы не личность не потому, что вы, сударь, ничем не выдающийся человек, а вы не личность, потому что у нас уже есть одна личность. Она заполняет пространство и определяет фазу политической рефлексии. Иначе говоря, она является символом.

Вы можете спросить: символом чего? Это не просто символ, это символическая репрезентация уже не власти, а одного государства (или мирового, если Гегель был прав, не живись ему спокойно в его нынешнем перевоплощении). Это символизирует абсолют в нашем собственном мышлении. Единичность, единство и универсальность этого символа постоянны, будь это Пол Пот, Сталин, Кастро или Че Гевара, так вовремя убитый своими. Но тут важен еще один момент: этот символ манифестирует не только этологию государства (то есть то, как оно себя проявляет в поведении и речи), но он манифестирует и этику, по необходимости становясь символом - в политической рефлексии и в обыденном мышлении, - символом не только зла, но и добра. Он - и добро, и зло, он - и самое страшное и гнусное, и самое высокое и благородное, это зависит от индивидуального субъекта. Важно, что он всегда - то.

Можете себе представить такого утонченного интеллигента, просто человека, у которого интеллект из ушей и ноздрей лез, как Сартр. И когда он первый раз приехал в Москву, мои друзья говорили: хоть краешком бы глаза на него посмотреть. Но я всегда был человеком резким и невоспитанным, говорил: дерьмо это (то есть перекладывал на него рефлексию). Так вот сюда приехал Жан Поль Сартр. Если бы вы видели, какой энтузиазм интеллигенции! Это был человек, который говорил: «Одна мысль о Мао Цзэдуне ставит меня на три ступени выше в моем философствовании». Вы можете сейчас поверить? Это человек, который знал историю философии гораздо лучше - о себе я не говорю вообще - гораздо лучше Хайдеггера. Он был - простите, я люблю выражения своего народа - он был, выражаясь на простом русском языке, культурнейшим и интеллигентнейшим человеком Франции. То есть, конечно, по сравнению с Сартром, я думал, я какой-то партизан, тайком пробравшийся к философии задворками. Мне было противно все, что он говорил здесь, я говорил друзьям:

Ну это же пошлость, вы что, ребята, с ума сошли?

Но ведь он же все так тонко чувствует.

А я тогда сказал:

Так вы с ним скоро дочувствуетесь до новой Октябрьской, тогда поговорим.

Он был дитя тоталитаризма. Он был тоталитарнее, не скажу - чем Сталин, но чем все советские руководители, некоторые из которых его принимали. И не думайте, что он перед ними или перед Мао пресмыкался. Никогда! Этого не было в его характере. Гораздо страшнее было другое: он хотел быть, как они. Вы понимаете? Хотя опоздал лет на тридцать. Вот это чувство опоздания никогда его не покидало. Трагично, не правда ли?

Теперь переходим от единовластия как символа к тому, что я, пародируя терминологию современных теоретических физиков, назвал бы шармом, очарованием абсолютного государства, которое не прошло. Без этого шарма тоталитаризм существовать просто не может и не мог бы. Не без расстрелов и переселений народов, а без этого шарма, без этой фасцинации, которая индуцируется символикой единого, к которому ты причастен по времени, по истории. И отсюда предел символизации - это выведение, следующий шаг от единовластного вождя как символа к следующему символу тоталитаризма. Он не только выше индивидуальности и личностности (потому что уже есть одна личность), а он еще и трансисторичен, он вне истории. Я уже об этом говорил, мне не хочется повторяться. То есть история - как говорил один замечательный преподаватель университета в Техасе - история второго такого не выдумает. А это он выдумывает историю. Она либо завершается им - по одной политической концепции, либо с него начинается. Скажем, Октавиан Август был убежден, что история начинается с предыстории Юлиев и Клавдиев. Я думаю, что нынешняя концепция «постистории» - это один из последних рефлексов на тоталитарную идею трансисторизма.

Кстати, за это вранье - за постисторию - тоже неплохо платят во многих университетах. Всякая ложь и глупость на рынке расходятся отлично.

Это чистый символизм, потому что «превзойти» историю можно только путем ее ресимволизации. Надо создать, иначе говоря, другой символ. Скажем, одно чучело у нас уже в голове есть (это очень плохой русский перевод слова «симулякр»). Это чучело называется история. Но мы не можем этим удовлетвориться, мы - люди, которые живем уже, забыл, где - в постистории, кажется.

Поделиться:
Популярные книги

Идущий в тени. Книга 2

Амврелий Марк
2. Идущий в тени
Фантастика:
фэнтези
6.93
рейтинг книги
Идущий в тени. Книга 2

Сонный лекарь 4

Голд Джон
4. Не вывожу
Фантастика:
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Сонный лекарь 4

Возрождение Феникса. Том 1

Володин Григорий Григорьевич
1. Возрождение Феникса
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
альтернативная история
6.79
рейтинг книги
Возрождение Феникса. Том 1

Не грози Дубровскому!

Панарин Антон
1. РОС: Не грози Дубровскому!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Не грози Дубровскому!

Покоритель Звездных врат

Карелин Сергей Витальевич
1. Повелитель звездных врат
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Покоритель Звездных врат

Партиец

Семин Никита
2. Переломный век
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Партиец

Эффект Фостера

Аллен Селина
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Эффект Фостера

В теле пацана 4

Павлов Игорь Васильевич
4. Великое плато Вита
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
В теле пацана 4

Ваше Сиятельство 7

Моури Эрли
7. Ваше Сиятельство
Фантастика:
боевая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Ваше Сиятельство 7

Уязвимость

Рам Янка
Любовные романы:
современные любовные романы
7.44
рейтинг книги
Уязвимость

Мой любимый (не) медведь

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
7.90
рейтинг книги
Мой любимый (не) медведь

Смертник из рода Валевских. Книга 1

Маханенко Василий Михайлович
1. Смертник из рода Валевских
Фантастика:
фэнтези
рпг
аниме
5.40
рейтинг книги
Смертник из рода Валевских. Книга 1

Бездомыш. Предземье

Рымин Андрей Олегович
3. К Вершине
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Бездомыш. Предземье

Пустоши

Сай Ярослав
1. Медорфенов
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Пустоши