Что-то хорошее ожидает Россию
Шрифт:
– Но по доброй воле власть никто не отдаст.
– Я думаю, тут должна быть именно добрая воля: и тех, кто руководит нами сейчас, и - воля нашей общественности, найти в стране людей практического мышления - а они, безусловно, есть во всех уголках России. Это должны быть люди с огромными знаниями юридической стороны дела, а также с большим знанием человеческой души. Они должны или прямо входить в правительство, или составить какой-то духовно-мозговой центр, с которым непременно, при все обстоятельствах (и это должно быть закреплено в законе), правительство будет считаться. Может быть, (это было бы идеально), они сами и будут правительством.
– Например, когда определяют писательские премии, прежде всего высказываются критики или - сами писатели... и никто при этом не обижается.
– То же должно быть и при выборе политиков. Но современную государственную машину выборов нельзя уже ни остановить, ни разобрать: сработает ли она на 5% лучше или на 5% хуже - от избирателей все равно почти ничего не зависит.
– Но избиратели-то уверены сейчас, что именно от них все и зависит.
– Здесь есть только один положительный момент: ощущение народа, что он сам определяет, кто будет у власти. Но есть такие трагические времена (как сейчас в России), когда гораздо важнее этого самоощущения народа - не дать ему погибнуть. Потому что это его самоощущение очень поверхностно, поскольку он не специализируется на вопросах политики и судит о ней, опираясь на то, что слышит по ТВ или читает в прессе. А здесь есть такой неожиданный эффект: обаяние политика очень часто зависит от того, что народ угадывает в нем черты своих недостатков и понимает, что именно этот политик простит им их недостатки.
– Или их преступления... А бывает иное, положительное, совпадение?
– Изредка бывает, что высшие стремления народа находят воплощение в устремлениях политического лидера. Но это крайне редко. Чаще всего избиратели находят лидера с недостатками, подобными их собственным.
– Современный простой человек в России не уверен в завтрашнем дне. Что, по-вашему, происходит с его душой, психикой из-за этой неуверенности?
– Народ сейчас не видит выхода ни в старой, ни в новой жизни. Может быть, именно поэтому наш народ находится в таком невероятном упадке сил. Мы очутились в ситуации, когда старый образ государственной жизни явно изжил себя, а новый демократический строй и свободный рынок настолько неточны, развинчены и даже развенчаны тем, что делается вокруг, что не дают возможности людям поверить в какие-нибудь положительные перемены.
Даже те немногие, кто приспособился к новой жизни и имеет от нее выгоды (может, и больше, чем раньше), - тоже не уверены в завтрашнем дне, и эта неуверенность приводит к тому, что в сегодняшнем дне они еще более дерзкие, аморальные, считают, что надо как можно больше успеть хапнуть, а то неизвестно, сколько продлится эта ситуация и что будет завтра.
Большинство же народа растерянно и не способно что-то требовать, за что-то бороться. Поиск выхода всегда основывается на том, что народ хотя бы смутно, но видит идеал, к которому надо стремиться.
– Но сейчас какая-то часть нашего общества снова потянулась к старому.
– Потому что там были свои преимущества: при общей полной нищете народа советская власть давала какие-то определенные гарантии. Она отнимала у человека свободу мысли, свободу полностью отдать свой талант своему делу каждый находился в тех пределах, которые задало ему государство. Но в тех пределах многие чувствовали себя спокойно, знали, что от голода не умрут, знали, что разбогатеть не могут, но было бесплатное образование, бесплатное медицинское обслуживание, и даже какая-то часть населения могла за сравнительно небольшие деньги отдыхать во время отпусков.
Сейчас 2-3% общества невероятно разбогатели на пустом месте (так можно богатеть только на незаконных операциях), а остальные невероятно обнищали, у них нет поддержки ни от государства, ни от профсоюзов.
– Но профсоюзы у нас есть.
– Я думаю, что они бессильны. Хотя могли бы "стукнуть кулаком по столу" - государство пошло бы им на уступки.
– В советское время рабочим внушали, что они - гегемон - главный, руководящий класс. Вы назвали это "классовым расизмом". Внушение о превосходстве, конечно, было очередной ложью, но рабочий класс таким образом приучали к чувству главенства. Сейчас, возможно, кто-то грустит о прошлых восхвалениях.
– Не думаю, что в продолжение советской власти рабочие не смогли убедиться в том, что они не класс-гегемон. Сначала эти лозунги могли вдохновлять и вдохновляли настолько, что рабочие с удовольствием сокрушали старый мир и то, что оставалось от него в первые годы советской власти.
Этот классовый расизм пропагандировали большевики, и не только внушали чувство "гегемонизма" рабочим, но даже предоставляли им какие-то преимущества. Однако постепенно это уходило из жизни. А в 20-30-е гг., например, при поступлении в вуз учитывалось рабоче-крестьянское происхождение. (Например, писатель Симонов некоторое время работал на заводе, чтобы со справкой от завода прийти в институт.)
Ошибка в определении "гегемонизма" идет от Маркса, а в условиях России все приняло чудовищно огрубленные формы. Маркс считал, что рабочий класс самая прогрессивная сила, потому что на него давит буржуазия и, следовательно, обнищание рабочего класса носит абсолютный характер, и потому революция неизбежна. Но Маркс как экономист должен был понять, что через какое-то время обнищание не будет столь абсолютным, и даже вообще не будет. И, как мы знаем, нигде в мире сейчас нет настроенности рабочего класса на революцию.
– И только у нас ходят ностальгирующие люди с красными флагами.
– Я думаю, что с красными флагами ходит немного людей. Прошлое вернуть очень трудно, потому что та вера в коммунизм, которая в 20-х годах охватила часть рабочего класса и интеллигенции, не может вернуться: сейчас все достаточно ясно видят, что мир Запада давно достиг того материального уровня, к которому мы хотели прийти. Сейчас есть недовольство, но нет более или менее ясной теории, к чему стремиться. Отсюда и многотерпение народа.
– Считаете ли вы, что войны в Афганистане и Чечне оказали влияние на дальнейшее деформирование нашего общества?
– Последние правители России советского периода были людьми, лишенными не только всякого ума, но даже и прагматизма. Затеять афганскую войну было вершиной преступности и глупости. Но до этого мы помогали десяткам стран революционизировать положение в этих странах. Миллионы и миллиарды уходили на это. Куба, южно-американские, африканские страны. И это при том, что, говоря словами знаменитого русского историка, "империя разбухала, а народ хирел".