Что я без тебя...
Шрифт:
Она сломала печать, развернула бумагу и, когда увидела золоченый герб в верхней части пергамента, восторженно ахнула. Она даже поднялась от волнения, читая приглашение, которое держала в дрожащих руках.
— Клеймор! — только и могла она сказать вне себя от изумления, прислушиваясь к гулким ударам сердца. — Мы приглашены… к Клейморам!
— Да, моя голубка.
— Герцог и герцогиня Клеймор почтут за честь принять нас у себя в доме на торжестве по случаю дня рождения их сына. Более того, — леди Скефингтон умолкла, взяла со стола нюхательную соль и продолжила:
— герцогиня
— Через три недели. И приглашает нас вместе с детьми. Что скажешь?
— Чертовщина какая-то!
Леди Скефингтон прижала приглашение к своей пышной груди и с благоговейным трепетом прошептала:
— Скефингтон, ты хоть понимаешь, что это значит?
— Да, моя голубка. Это значит, что нам пришло приглашение, адресованное кому-то другому.
Леди Скефингтон побледнела, еще раз прочла послание и покачала головой:
— Ошибаешься, оно адресовано нам, вот взгляни! Сэр Джон наконец оторвался от газеты и, взяв у жены пергамент, принялся его читать, при этом недоверие на его лице сменилось глубоким удовлетворением.
— Разве я тебе не говорил, что нечего носиться по Лондону в надежде на приглашение. Оно нашло бы нас и дома, в нашем родном Блинтонфилде.
— О, это гораздо больше, чем приглашение! — заявила леди Скефингтон неожиданно звонким, как у девушки, голосом.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он, снова берясь за газету.
— Я имею в виду Джулиану.
Газета поползла вниз, и над ней появились покрасневшие от частого употребления мадеры глаза сэра Джона.
— Джулиану? А при чем тут она?
— Соображать надо, Скефингтон. Джулиана пробыла в Лондоне весь сезон, но мы так и не смогли раздобыть билеты ни в Альмак, ни куда-либо еще, где собираются сливки общества. Тогда я решила, что надо прогуливаться по Грин-парку. Мы не пропустили ни дня и однажды увидели его там. Он бросил взгляд на Джулиану, и тут я подумала… Я подумала, что он заметил ее. Только поэтому мы и получили приглашение в Клеймор. Он не остался равнодушен к ее красоте и все это время искал способ с ней познакомиться.
— И не нашел ничего лучшего, как попросить собственную жену послать нам приглашение? Надо сказать, это дурно пахнет.
Она обернулась к нему и с тревогой, смешанной с презрением, сказала:
— О чем ты говоришь?
— Я говорю о нашей дочери и Клейморе.
— А я о Лэнгфорде! Так что герцог тут ни при чем.
— Что-то я не понимаю. Если она понравилась и Клеймору, и Лэнгфорду, ничего хорошего из этого не получится! Надо как следует подумать, прежде чем принять приглашение, дорогая.
Она уже хотела произнести гневную тираду о его тупости, но в это время в холле послышались оживленные голоса, и с криком «дети!» леди Скефингтон поспешила в холл и заключила в объятия шедшего впереди мальчика.
— Мисс Бромлей! — От избытка чувств леди бросилась обнимать гувернантку. — Придется день и ночь готовиться к поездке. Даже не представляю, сколько всего понадобится для такого блестящего
— Джулиана, где ты, дорогая? — вдруг спохватилась она, только сейчас обнаружив, что дочери в холле нет, а перед ней стоят два краснощеких темноволосых мальчугана четырех и семи лет и мисс Бромлей, их гувернантка.
— Джулиана поднялась к себе, леди Скефингтон, — объяснила Шеридан, пряча усталую улыбку при виде возбужденной госпожи, пытаясь представить себе, какая еще работа свалится на нее в связи с подготовкой к «такому блестящему торжеству».
Пока у нее был всего один свободный вечер в неделю, и это при том, что ежедневно ей приходилось работать с самого раннего утра до позднего вечера, выполняя не только обязанности гувернантки, но еще и горничной, и швеи. Воспользовавшись всеобщей суматохой, связанной с предстоящей поездкой, Шерри пошла в свою комнату в мезонине, умылась над тазиком, сливая себе из кувшина, посмотрела в зеркало и, убедившись, что волосы аккуратно завязаны в пучок, села к окошку и занялась шитьем. Теперь прибавится починки, глажки и еще много другой работы, но Шеридан это не пугало. Днем ей некогда было думать о Стивене Уэстморленде и тех волшебных днях, когда она была неотъемлемой частью его жизни. А вот по ночам, в тишине, занимаясь шитьем при свече, Шерри могла полностью отдаваться воспоминаниям и несбывшимся мечтам, которые, она опасалась, в конце концов сведут ее с ума. Перебирая в памяти их встречи и беседы, она расцвечивала их необычайно яркими красками и придумывала все новые и новые — фантазия ее не знала границ.
Постепенно она изменила в своем воображении ужасный конец их помолвки. Начало оставалось неизменным: в тот самый момент, когда Чариз Ланкастер врывается в ее спальню с руганью и страшными обвинениями, появляется Стивен. Зато вариантов развития событий было несколько.
…Выслушав лживые обвинения Чариз, Стивен выгоняет ее из дома, Шерри рассказывает ему правду, и в тот же день они венчаются.
…Стивен не желает выслушать Чариз и сразу выгоняет ее из дома, Шерри рассказывает ему правду, и они венчаются в тот же день.
…Чариз появляется после венчания, но Стивен верит не ей, а Шерри.
Лишь одному ужасному факту Шерри не могла придумать объяснения. Николае Дю Билль сказал, что Стивен решил жениться на ней из чувства вины. Ей оставалось только примириться с этим и утешать себя мыслью о том, что Стивен ее любит. Для такого финала она сочинила много вариантов.
…Он всегда любил ее, но не осознавал этого до тех пор, пока она не сбежала; он стал искать ее, нашел, и они поженились.
…Они поженились, и он любит ее, несмотря ни на что.
Шерри больше нравился первый финал, более реальный, она поверила в него и иногда, сама того не замечая, смотрела в окно, словно надеясь, что прямо сейчас Стивен придет за ней. Эти фантазии скрашивали жизнь Шерри, но каким наслаждением и в то же время мукой было видеть его в театре!
Ей не следовало там бывать и мучить себя. Ведь настанет момент, когда он улыбнется своей спутнице ему одному присущей завораживающей улыбкой, и после этого Шерри никогда больше не придет в Ковент-Гарден. Это было бы выше ее сил.