Что за жизнь у нас такая?
Шрифт:
Достаточно, не смотря на все возмущения «жалкой толпы», заглянуть в кабинет к родственнице и, расплывшись в заискивающей улыбке, кося глазом, приманивая головой или коряво согнутым пальцем, намекнуть, мол, выйди пошептаться надо. Кто же откажется? И вот уже ведет сердобольная родственница вип пациента к «сестре по оружию». Вот тебе наглядные экономия времени, средств и здоровья. А вы, прочие, хоть заоритесь. Как говорится: «Имейте люди нужных родственников», которым плевать на стариков, беременных, с трудом переносящих боль. Им же надо и прут они через головы, тела и души. Надо и все тут!
Очередь, как водится, возмущается,
Любовь Владимировна лежала с закрытыми глазами, плохо соображая, где она и зачем. Думать, напрягать память мешал своим методичным набатом все тот же гудящий колокол где-то в самом центре головного мозга. Его удары отзывались ноющей болью в затылке и ломотой в висках. Казалось, голова, что называется, под самую завязку наполнена непрекращающимся, сводящим с ума, гулом, отчего совершенно не было сил соображать. Она помнила, как с трудом дотащила непослушные ноги до поликлиники, как долго сидела под дверями терапевта, а потом, хлоп – отрубило.
В мозгах полная разруха. Не способная сконцентрироваться на памяти, женщина начала прислушиваться к окружающему пространству. Потихоньку отдельные звуки соединялись в слова, слова сплетались в предложения. По разноликим шагам, заметному воздушному перемещению в виде некого бриза то духов, то лекарств, то аромата сдобы, а то неприятной затхлости, можно было понять, что мимо нее ходили. Запахи уходили и приходили, только один, очень знакомый – запах розы, приятно накрыл своей тонкой вуалью.
Больная уже было решилась приоткрыть веки, и сквозь прикрытые ресницы подглядеть за происходящим вокруг, чтобы сориентироваться по месту. В это время раздался приближающийся властный цокот каблуков, строгий грудной голос произнес:
– Нина Кузьминична, вам здесь находиться недозволительно. Вы мешаете персоналу работать.
«Так вот он чей, тот знакомый запах розы. Все правильно. – В последние три дня они тесно общались с Ниной Кузьминичной. И уже тогда она невольно обратила внимание на приятный, тонкий аромат розы. Он был, как бы, непременным дополнением к образу соседки. – Значит, дорогая Нина Кузьминична – неизменный ангел хранитель, рядом. Получается только одно: со мной опять случилась беда».
– Очень хорошо! – в голосе Нины Кузьминичны слышалось негодование. – Держать в коридоре отделения, на проходе, старую немощную больную с гипертоническим кризом, да еще без сознания, – по вашему дозволительно, а близкому человеку присутствовать рядом не дозволительно . . .
– Я же вам объясняла, что ее привезли из поликлиники уже с приступом. У меня нет свободных мест. Понимаете, нет!
– И что? Ей теперь на проходе помереть?
– А вы здесь с какой стороны? Вы родственница?
– Больше чем родственница. Я друг, близкий, надежный друг, в беде не брошу! Буду около каталки на стуле сидеть пока не определите в палату . . .
– Где же я возьму палату? – злился грудной голос.
– Где хотите . . . не уйду . . .
– Ладно, – сдался голос, – пойду
Любовь Владимировна приоткрыла глаза. Рядом с ней сидела взлохмачено-возбужденная Нина Кузьминична. Со скорбным видом она молча следила за перемещениями по длинному, светлому коридору. Вся обозреваемая обстановка говорила о пребывании в стенах больницы. Повернув голову на бок, поняла, что лежит на высокой каталке, накрыта простыней и никакой тебе подушки или сумки, с которой явилась в поликлинику. Шорохи и движения больной не ускользнули от внимания сиделки.
– Слава Богу, пришли в сознание, – облегченно приветствовала она столь отрадное явление. – Я до смерти испугалась за вас . . . Сто раз прокляла себя, что отпустила одну . . . Надо было не слушать . . . вызвала бы врача на дом . . .
– Что со мной? Где я? – сиплый голос казался совсем не знакомым.
– В больнице вы. Пошли к доктору, прямо в кабинете случился приступ. Потеряли сознание, привезли сюда по «Скорой». Я дома жду, жду. Раз позвонила – вас нет; другой, – нет, бегом в поликлинику, а там только и разговоров – женщина упала в обморок. Увезли в терапию. Прибежала сюда. На каталке, в коридоре, с капельницей нашла вас.
Только теперь больная обратила внимание на штангу капельницы и катетер в левой руке, закрепленный лейкопластырем.
– Давно я здесь?
– Прилично . . . Я уже успела сбегать домой. Сумку вашу забрала, не беспокойтесь. Вещички собрала на скорую руку. Сами посмотрите, чего еще надо принесу . . .
– Нина Кузьминична, дорогая, – медленно ворочая пересохшими губами и непослушным языком, обратилась пожилая женщина, – в записной книжке телефоны детей. Вы позвоните, аккуратно сообщите где я, а то они будут волноваться . . .
Любовь Владимировна попыталась приподнять голову.
– Лежите, лежите, я все сделаю. Вот дождусь когда они вас в палату определят и пойду звонить . . . Не беспокойтесь . . .
На следующий день сначала примчалась взволнованная Полина и прямо с порога затараторила на всю палату:
– Мама, мамочка, как же так? Я ведь тебе звонила, почему ничего не сказала об этом треклятом замке? Решили бы проблему. Зачем нужно было доводить себя до больничной койки? Что у тебя детей нет? Позаботиться некому? Почему, почему ничего не сказала . . . – Голос ее дрожал, по разгоряченным, пылающим от возбуждения щекам текли слезы. Любовь Владимировна тоже захлюпала носом не понимая почему: то ли из солидарности с дочерью, то ли из чувства благодарности за сопереживание и заботу, то ли из-за того, что все обошлось, и она еще поживет на белом свете.
Педантичный Юрка припожаловал в часы для посещений, принес целый пакет разных вкусностей и по донжуански угощал соседок по палате. Он не выговаривал матери претензий, не сочувствовал, не упрекал. Просто сказал:
– Ну, ты даешь . . . Пожалуйста, больше без самодеятельности . . .
Уже под самый занавес опять появилась Нина Кузьминична. Восторженно радостная плюхнулась на стул рядом с кроватью и тут же вынула из сумки темно фиолетовую, довольно объемную книжку:
– Я вам, Любаша, принесла рассказы Михаила Зощенко. В вашем состоянии нужно много положительных эмоций. Зощенко как нельзя лучше поспособствует этому. Знаете, здесь много просто уморительных рассказов. Очень, очень рекомендую.