Что за жизнь у нас такая?
Шрифт:
Да, система запасного выхода оказалась довольно мудреной, зато совершенно безопасной, так как дверь из подвала на улицу выходила в проходной двор соседнего продовольственного магазина. Так, что отследить кто и зачем мается во всем доступном дворе, просто не мыслимо. Незаметно прошмыгнуть в комнату девчонок в обход вахтерши, тоже не составляло особенного труда. Их коморка, служившая в прежнее время хранилищем всякого хлама, из-за нехватки жилья была очищена и обжита. Хлам вынесли, помещение по мере возможностей подлатали и поселили туда двух непритязательных первокурсниц.
Самое неприятное заключалось не в размерах и скудном ремонте комнаты, а в ее расположении в коридорных глубинах второго этажа
Сквозануть с лестницы в комнатушку – дело нехитрое. Юркнув в наружную открытую дверь, понятно, по предварительному сговору с хозяйками дубликата, скоренько пробежав через весь вполне себе сухой и прибранный подвал здания, подняться по обычно пустой лестнице на второй этаж – вот тебе место ночлега и отдыха. Порой на халявную государственную жилплощадь набивалось до пяти человек: спали по двое на кроватях и один в проходе, на полу. Ступить было некуда и дышать нечем, зато все счастливы и довольны. Надо отметить справедливости ради: приезжие вели себя крайне почтительно, не шумели и по коридорам общаги не слонялись. Сидели в четырех стенах тихо и скромно, в места общего пользования выдвигались под обязательным, строгим присмотром хозяек.
Конечно, о невинных шалостях хохотушек знало все молодое население общего дома, но держало эту тайну без оглашения, а иногда пользовалось тем самым дубликатом, который неизменно хранился у подруг. Случались инциденты, когда в какой-нибудь из комнат заставали неизвестно откуда взявшегося посетителя, который непонятно каким образом проник в здание, не отметившись на вахте. Врали все что угодно: в ход шел подъем по пожарной лестнице на внешней стороне стены, незаметное проникновение через открытое окно на первом этаже или через буфет. Проболтаться о запасном ходе – обрести несметное количество врагов в лице студентов Педагогического института, их родных, друзей и возлюбленных. Кто на такое решится? Поэтому стояли «насмерть», не прогибались под «пытками».
Будущий муж Любови Владимировны со своим товарищем попали к добрым и гостеприимным Тане-Мане. Как и где познакомился товарищ с двумя веселыми подружками, вообщем-то, для этого повествования не имеет значения, главное здесь, – где и как встретились Любаша и Павел. Произошло это чрезвычайно важное событие совершенно обыденно: на кухне общежития, когда Павел добросовестно смотрел за пыхтящей на плите кастрюлькой картошки и упорно не закипающим зеленым эмалированным чайником. Пока хозяйки вместе с дружком собирали на стол в коморке, он со всей ответственностью исполнял приказ об охране кастрюли и чайника. Нет, их не сопрут насовсем, больше того, их могут не тронуть вовсе, только вот содержимое наверняка бесследно растворится в просторах вселенной. Запросто улетучатся и вареная картошка, и даже обычный кипяток. Поди потом, найди шустряков! Если хочешь съесть за свои деньги купленные продукты и собственными руками приготовленное незамысловатое блюдо, то охраняй готовку. А когда приготовишь, тогда вприпрыжку тащи в свои хоромы, желающих снять пробу всегда найдется сколько угодно.
Люба пришла на кухню со своим супчиком уже под занавес, когда Павел сливал воду из кастрюли с готовой картошкой. Одного взгляда серо-голубых глаз было достаточно, чтобы девушка на всю жизнь утонула в этой бездонной глубине. Познакомились запросто, без ужимок, надувания
Женитьбу откладывать не стали, расписались еще во время службы в армии. К демобилизации Павел имел полный арсенал: дембельский альбом, свидетельство о браке и беременную жену-студентку. Молодого человека призвали в армию после окончания механического техникума из небольшого уральского городка, куда он и наведался после окончания срочной службы. В планы молодых супругов не входило обосновываться на постоянное место жительства в родном городишке мужа. Другое дело: съездить, навестить родственников, отчитаться за женитьбу без родительского благословения, познакомить с женой. Обернуться за пару недель и назад – в Калинин. Время, можно сказать, поджимало: Любаше нужно доучиваться, самому на работу выходить в качестве помощника мастера в цех завода по производству и ремонту сельскохозяйственной техники. Да и бабулька, у которой договорились снимать угол, долго ждать не будет.
Честно говоря, Люба ехать на малую родину мужа отчаянно боялась. Как-то не принято было в те времена тайно жениться, позорно, что ли для глубинки. Впрочем, своих родителей она тоже не спрашивала, поставила в известность предъявленным документом о регистрации брака, оформленным по всем правилам и законам социалистической действительности, где говорилось о ее новом статусе – мужней жены. Одно дело, обойти вниманием церемонию бракосочетания, намеренно отказавшись от крупных, никому не нужных затрат, среди близких, понятных тебе родственников. Совсем другое дело, продиктовать собственную волю незнакомым людям.
Родители молодой женщины люди обычные, рабочие, без претензий и сбережений. Им все же пришлось из долга перед родственниками устроить праздник в близком кругу, правда с новым платьем, туфлями, сытно пьяным застольем и обязательными в данном случае криками «Горько!». Павел своей обстоятельностью, житейской, хозяйственной мудростью пришелся ко двору. Очень понравился матери, но особенно, отцу жены. Непривычно много общего открылось между тестем и зятем. От Калинина до поселка, где проживали тесть с тещей и старшая, незамужняя сестра Любы, километров семьдесят по бездорожью. Навещать родственников доводилось редко, в основном по праздникам, зато принимали молодых всегда радостно и от души.
Несмотря на вялые сопротивления Любаши, ехать на Урал все же пришлось. Кроме отца и матери у Павла был старший брат и две младшие сестрички. Вопреки страхам молодой женщины, встретили новоиспеченную семью доброжелательно. Когда зашла речь о планах, так сказать, на обозримое будущее, Павел и открой соображения на сей счет. Отец молча задумался, помрачнел, а мать, женщина открытая, эмоциональная, скрывать досады не стала:
– Что же ты, сынок, такую несправедливость делаешь? Мы тебя вырастили, образование дали, на помощь твою надеялись. Вон, девчонок надо поднимать, замуж выдавать, старшего брата женить, а ты по-своему распорядился . . . В хозяйстве мужские руки нужны . . . Ты, значит, в чужих краях счастье надумал искать . .
Люба от материнского укора запылала краснее мака, глаза в пол потупила. Павел, видимо, готовый к такому повороту, спокойно, уверенно ответил:
– Ты права, мама, во всем. И мне, наверно, было бы обидно, если мой сын поступил также как я сейчас, но раз так вышло, поздно оглобли назад вертать. Я слово людям дал и буду его держать. Вас без помощи и заботы не оставлю, буду деньгами помогать и каждый год приезжать. Прости меня, мама.
Мать, гордо неся голову, вышла из комнаты. Больше за две недели к разговору на эту больную тему не возвращались. И только когда молодые уезжали, мать горько заплакала целуя беременную невестку: