Чудаки и зануды
Шрифт:
– Остановись! – заорала я. – Свалишься!
Но Ингве не остановился, а упрямо лез вверх.
– Проклятая бестия! – шипел он.
В этот миг небо озарилось пламенем. Раздался ужасный взрыв, нас обдало жаром. Ослепленная, я вцепилась руками и ногами в ветку, которая норовила вырваться из моих объятий.
В нос ударил резкий запах. Это загорелась помойка. А я-то уже вообразила, что молния ударила в наше дерево. Глянув вниз, я ужаснулась – Ингве болтался вниз головой. Шляпа слетела на землю, да и сам он, казалось, вот-вот отправится за ней следом.
Ведь
– Помоги! Господи, да помоги же мне! – взмолился Ингве.
Я спустилась к нему. Лицо у Ингве было белее Трясогузкиного плаща, в глазах застыл ужас.
– Обещай, что не проболтаешься, – потребовала я.
Он согласно кивнул.
– Понимаешь, со временем все как-нибудь само уладится. А так выйдет только хуже.
Он продолжал кивать.
– А с девчонками тебе обязательно целоваться? – поддел он меня.
Я покачала головой.
– Ну а теперь поможешь мне слезть? – спросил он заискивающе.
Я кивнула и потрепала его по мокрому, почти безволосому черепу.
Для начала я втащила Ингве обратно на ветку, а потом спустилась чуть ниже и стала помогать ему нащупывать крепкие ветви. Ноги у него закоченели и едва двигались.
Все шло хорошо, мы почти добрались до земли, но в последний момент он все-таки сорвался и упал навзничь. Вообще-то высота была небольшая, и я надеялась, что все обойдется. Ан нет! Ингве подвернул ногу. До дома он кое-как доковылял, опираясь на мое плечо.
– Жаль, что так вышло, – сказала я.
– Да ладно, – буркнул он миролюбиво.
– Где это вы были? – спросила мама, глядя на голые расцарапанные ноги Ингве и заляпанный грязью пиджак.
– По деревьям лазили, – ухмыльнулся он.
– Вот дуралеи! – ахнула мама, закатив глаза.
А потом мы ели борщ со сметаной и теплым хлебом. Настроение у мамы было прекрасное, как всегда, когда она заканчивала рисунки. Мы смеялись. Ступня Ингве сильно распухла и стала похожа на свеклу, но в остальном он выглядел непривычно нормальным.
– Пожалуй, надо показать твою ногу врачу, – сказала мама после кофе.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Дождь лил не переставая. Всю ночь тарабанил по крыше. И весь следующий день, субботу, тоже. Натянув на голошу одеяло, я лежала на уродливой кровати красного дерева и наслаждалась стуком капель в оконное стекло, шумом ветра в кронах деревьев, ненастьем и холодом. Мама пекла хлеб, и по дому распространялся аромат аниса и фенхеля. Ингве сидел, вытянув загипсованную ногу, заполнял страховую квитанцию и радостно насвистывал, слушая прогноз погоды, предрекавший затяжные дожди, ветер и похолодание. Дедушка устроился в кухне за компанию со всеми, листал пахнувшие пылью и жиром поваренные книги и под бой часов пощелкивал себя по носу. Ничего не происходило, и это было замечательно. Демоны, видимо, взяли отгул. Им ведь тоже требуется отдых.
Телефонный звонок Катти нарушил покой. Она щебетала в трубку, пригласила меня в понедельник на вечеринку и поинтересовалась, не хочу ли я пойти с ней в кино. Я ответила «да» про вечеринку и «нет» про кино. Судя по голосу, она ^дулась и заявила, что раз так – позовет Исака. Я живо представила себе, как она водит своим остреньким языком по его взъерошенным волосам. Плевать
Я спустилась в кухню залечить резь в желудке баночкой «Севен-ап» и черствыми рогаликами с сыром. Дедушка отложил в сторону бесчисленные кулинарные записи и неотрывно смотрел на бушующую за окном непогоду.
– Завтра, дорогие мои, будет погожий солнечный день, – сказал он певучим голосом. – И мы поедем за город.
«Хо-хо», – отозвался дождь, плеснув нам в окно.
Кто-то тихонько погладил меня по щеке. Я увидела веснушчатое лицо.
– Вставай скорее, голубушка, – пропел дедушка мне на ухо. – Полюбуйся, как светит солнце! –
Седые усы щекотали мне щеку. Дедушкины глаза сияли ясной синевой – как залив, как море. Я не стала сердиться, что меня разбудили и вырвали из грез. Дедушка бурлил, словно волны, а занавески колыхались на теплом ветерке.
– Помоги-ка мне собраться, девочка, – попросил дедушка.
– Конечно.
Я залезла на чердак и принялась рыться в коробках и ящиках, которые мы туда убрали. Мне удалось найти почти все необходимое: трость с серебряным набалдашником в виде волчьей головы, кремовую фетровую шляпу с мягкими полями, белый льняной летний костюм, рубашку со съемным воротничком и чудные штиблеты из белой кожи с коричневыми мысками и маленькими дырочками поверху.
Я старалась поменьше шуметь, чтобы не разбудить остальных, пока дедушка в ночной рубашке орудовал утюгом.
Когда со сборами было покончено, я отвела дедушку в подвал, в ванную. Мне было приятно хозяйничать. Я налила горячей воды, и дедушка погрузился в нее с довольной гримасой. Кожа у него белая, сплошь в мелких морщинках. Я осторожно мыла ее дегтярным мылом, которое пахло летом и детством.
– Красота! – фыркал дедушка.
Потом я помогла ему одеться. Он торжественно надевал одну вещь за другой. Я словно заново собирала по частям его прежнего: вот он растет на ковре в гостиной – сияющий, большой, сильный, как медведь.
Мы приготовили завтрак и сложили в корзину всякую снедь: цыпленка, колбасу, сыр, хлеб, огурцы, бутылки с длинными горлышками и термос. Когда мама с Ингве спустились в кухню, все уже было готово.
Мама замерла на пороге, не в силах отвести глаз от статного мужчины, который стоял перед ней.
– Папа, – прошептала она, подошла и потрогала его. – Твой летний костюм?
– Ага, настал его черед, девочка моя, – кивнул дедушка.
– Совсем как раньше, – сказала мама.