Чудеса Антихриста
Шрифт:
Всю эту ночь донне Микаэле приходилось ухаживать за отцом и доном Ферранте, которые уже несколько месяцев были больны. Но ей сказали, что жизни их не грозит опасность.
Она сильно обрадовалась, что дон Ферранте останется жив; ее единственной надеждой было, что эти молодцы все-таки пощадят его, как потомка старинного почетного рода.
Сидя у постелей больных, она тосковала по Гаэтано и часто желала, чтобы он вернулся. Она не испытывала бы этой тревоги и смертельного страха, если бы он снова работал в своей мастерской.
И далее теперь, когда он был далеко, она часто в безумном ужасе мысленно обращалась к нему. С тех пор как он уехал, она не получила от него ни одного письма, и иногда она думала, что он, вероятно, совсем забыл ее. А в другое время она проникалась уверенностью, что он любит ее; она чувствовала такую потребность думать о нем, что была уверена, что и он думает о ней и зовет ее.
Наконец, в эту осень она получила письмо от Гаэтано. Ах, и какое письмо! Первой мыслью донны Микаэлы было его сжечь.
Она поднялась на террасу на крыше, чтобы наедине прочесть его. Здесь Гаэтано когда-то признался ей в любви. И тогда это совсем не тронуло ее — ни взволновало, ни испугало.
Но это письмо было совсем другое. Гаэтано просил ее приехать к нему, быть с ним, посвятить ему свою жизнь. Читая это, она испугалась самой себя. У нее было такое чувство, что ей хотелось отсюда крикнуть ему: «Я иду, я иду!» — и сейчас же уехать. Какая-то сила неудержимо влекла ее.
«Мы будем счастливы! — писал он. — Мы теряем время, годы уходят. Мы будем счастливы!»
Он описывал ей, как они будут жить. Он говорил ей о других женщинах, которые последовали заповеди любви и были счастливы. Он писал так увлекательно и убедительно.
Но ее тронуло не самое содержани письма, а любовь, которая пылала и горела в нем. От письма веяло чем-то опьяняющим, что проникало в нее. Каждое слово дышало страстью. Теперь она уже не была для него святыней, как прежде. Оно ошеломило ее своей неожиданностью после нескольких лет молчания. И, испытывая его очарование, она чувствовала себя несчастной.
Такой она никогда не представляла себе любовь! И она понравится ей? Да, она в ужасе признавалась, что такая любовь ей нравится.
И она наказала себя и его, написав ему строгий ответ. Он заключал в себе моральные наставления и ничего больше. Она гордилась своим письмом. Она не отрицала, что она любит его; но, пожалуй, Гаэтано не сможет открыть слов любви, так они были затуманены нравоучениями. Должно быть, он действительно не отыскал их, потому что второго письма не последовало.
Но теперь донна Микаэла уже не могла думать о Гаэтано как о поддержке и защите. Теперь он был опаснее, чем люди с гор.
С каждым днем в Диаманте приходили все более печальные вести. Все начали запасаться оружием. И хотя это было запрещено, все мужчины носили его на себе спрятанным.
Иностранцы покидали остров; а взамен их из Италии присылали один отряд солдат за другим.
Социалисты произносили речи; они были одержимы злым духом и не могли найти покоя, пока не совершат злого дела!
Наконец вожди назначили день, в который должно было вспыхнуть восстание. Вся Сицилия и Италия должны были подняться разом. Теперь это были уже не угрозы, а действительность.
С материка прибывало все больше солдат. Большинство из них были неаполитанцы, живущие в вечной вражде с жителями Сицилии. А потом пришло известие, что остров объявлен на военном положении. Гражданские суды прекратили свою деятельность, все дела правил военный суд. И народ говорил, что солдатам предоставлено грабить и убивать сколько им угодно.
Никто не знал, что произойдет. От страха у всех, казалось, помутился разум. Жители гор спустились в долины. В Диаманте народ день и ночь толпился на площади, побросав работу. Какими зловещими казались фигуры этих людей в темных плащах и широкополых шляпах. Стоя там, они, наверное, мечтали о той минуте, когда они будут грабить летний дворец.
Чем ближе подходил день восстания, тем слабее становился дон Ферранте. Донна Микаэла начала бояться, что он умрет.
Ей казалось, что смерть дона Ферранте, будет ясным знаком, что ей предназначено погибнуть. Кто позаботится о ней, когда его не будет в живых?
Она не отходила от него. Она и женщины со всего квартала сидели с тихими молитвами вокруг его смертного ложа.
И однажды утром, около шести часов, дон Ферранте скончался. Донна Микаэла горевала о нем, потому что он был ее единственным защитником и один он мог спасти ее от гибели, и она захотела почтить умершего, как это еще было в обычае в Диаманте.
Она велела затянуть всю комнату черным и затворить все ставни, чтобы солнечный свет не проходил в комнату, где стоял покойник.
Она приказала потушить огонь в очаге и послала за слепым певцом, который должен был петь над усопшим погребальные песни.
Она поручила Джианните ухаживать за кавальере Пальмери чтобы самой тихо сидеть возле гроба вместе с другими женщинами.
Вечером все приготовления были окончены, и ждали только белых братьев, которые должны были прити и унести тело. В комнате, где стоял покойник, царила мертвая тишина. Вокруг гроба неподвижно сидели женщины с заплаканными лицами.
Донна Микаэла, бледная, в страшной тревоге, не спускала глаз с покрова на усопшем. Это был родовой покров с вышитым посредине громадным пестрым гербом, серебряной бахромой и тяжелыми кистями. Этот покров никогда не служил никому, кроме рода Алагона. Он лежал здесь, казалось, для того, чтобы донна Микаэла ни на минуту не забывала, что она потеряла свою последнюю опору и теперь одинока и беззащитна среди разъяренной толпы.
Тут кто-то пришел и сообщил, что пришла старая Ассунта.
Старая Ассунта? Что хочет старая Ассунта?