Чудеса Антихриста
Шрифт:
Он говорил, что, живя в Диаманте, они ничего не знают и не понимают, что должно наступить новое, прекрасное время, они думают, что прежние бедствия будут длиться вечно.
Пока он утешал так бедняков, вокруг него собиралось все больше и больше народа. Наконец он вскочил, стал на сруб колодца и заговорил громко.
Как могли они думать, что никогда не наступят лучшие времена? Неужели люди, которым принадлежит вся земля, должны довольствоваться тем, чтобы старики голодали, а дети росли на горе и преступления?
Разве они не
Они не должны стоять и бормотать о том, что невозможно изменить существующий порядок. Они не должны думать, что все люди делятся на богатых и бедных. Ах, если они верят в это, то значит они ничего не знают! Они совсем не знают свою мать-землю. Неужели они думают, что она ненавидит хоть одного из них? Или они лежали на земле и прислушивались к ее говору? И одним она определяла голод, а другим жизнь в избытке?
Почему зажимают они уши и не слушают нового учения, облетевшего весь свет? Разве они не хотят, чтобы им жилось лучше? Или им так нравятся их лохмотья? Они сыты щавелем и крессом? И они не хотят иметь крова и очага?
Он говорил им, что, как бы они ни упорствовали в своем неверии в наступление нового времени, оно все равно придет к ним. Как солнце без их помощи поднимается каждое утро из-за моря, так и это время наступит само собой. Но почему они не хотят приветствовать его, почему не хотят идти ему навстречу? Зачем они запираются и пугаются нового света?…
Он долго говорил таким образом, и вокруг него собиралось все больше бедняков Диаманте.
И чем дольше он говорил, тем прекраснее складывалась его речь, и тем громче звучал его голос.
Огонь сверкал в его ясных глазах, и народу, смотрящему на него, он казался юным принцем.
Он был похож на своего могущественного отдаленного предка, который обладал могуществом оделять всех жителей своей страны золотом и счастьем. Они чувствовали себя утешенными и радовались, что их молодой господин любит их.
Когда он замолчал, они начали радостно кричать, что они последуют за ним и сделают все, что он им прикажет.
В одно мгновенье он приобрел над ними власть. Он был так прекрасен и величествен, что они не могли противостоять ему. A вера его была так сильна, что захватывала и покоряла всех.
В эту ночь в Диаманте не было ни одного бедняка, который не верил бы, что скоро Гаэтано создаст для них беспечальные, счастливые дни. В эту ночь все голодные отошли ко сну с твердой уверенностью, что при пробуждении они увидят перед собой стол, покрытый яствами.
И в словах Гаэтано было столько власти, что он мог убедить стариков, что они еще молоды, а дрожащему от холода внушить, что ему тепло. И чувствовалось, что обещания его должны исполниться!
Он — властелин нового времени. Руки его исполнены щедрот, и с его возвращением на Диаманте польются счастье и благоденствие.
На
— В Патерно началось восстание. Там уже нисколько часов идет стрельба; слышно даже здесь. В Катанию послано за войсками. И Гаэтано говорит, что то же самое скоро начнется и здесь. Он говорит, что восстание должно вспыхнуть сразу во всех городах Этны.
Донна Микаэла сделала Джианните знак остаться с отцом, а сама вышла из дому и перешла в лавку донны Элизы.
— Где Гаэтано? — спросила донна Микаэла. Я должна поговорить с ним.
— Бог да благословит твои слова, — отвечала донна Элиза. — Он в саду.
Она перешла двор и вошла в садик, обнесенный каменной стеной.
В этом саду было много извилистых тропинок, переходящих с одной террасы на другую. В нем было много беседок и укромных уголков. И все так густо заросло плотными агавами, толстыми пальмами, толстолиственными фикусами и рододендронами, что ничего не было видно на расстоянии двух шагов. Донна Микаэла долго блуждала по бесчисленным тропинкам, пока наконец увидала Гаэтано. И чем дольше она ходила, тем сильнее становилось ее нетерпение.
Наконец, она нашла его в отдаленном углу сада. Она заметила его на нижней террасе, расположенной на одном из бастионов городской стены. Гаэтано сидел и спокойно высекал статуэтку. Увидя донну Микаэлу, он поднялся и пошел к ней с протянутыми руками.
Она едва поздоровалась с ним.
— Это правда? — спросила она. — Вы вернулись, чтобы погубить нас?
Он громко рассмеялся.
— Здесь был синдик, — сказал он. — Приходил и настоятель. А теперь являетесь вы?
Ее оскорблял его смех и упоминание о синдике и священнике. Ее приход имел совсем другое и большее значение.
— Скажите мне, — настойчиво повторила она, — правда ли, что сегодня вечером у нас произойдет восстание?
— О, нет, — отвечал он. — Восстания у нас не будет. — И он произнес это так печально, что ей почти стало жаль его.
— Вы причиняете донне Элизе много горя! — воскликнула она.
— И вам тоже, правда? — произнес он с легкой насмешкой. — Я причиняю вам всем много огорчений. Я — потерянный сын, я — Иуда, я — карающий ангел, изгоняющий вас из этого рая, где питаются только травой!
Она возражала:
— Может быть, мы находим, что лучше оставаться, как есть, чем быть расстрелянными солдатами.
— Да, гораздо лучше голодать. Ведь к этому уже привыкли!
— Нет ничего приятного быть убитым разбойниками.
— Но зачем же допускают существование бандитов, если не хотят быть ими убиты?
— Да, я это знаю, — проговорила она, все больше волнуясь. — Вы хотите уничтожить всех богатых!
Он ответил не сразу, он стоял и кусал себе губы, чтобы не быть слишком резким.