Чудеса за третьей дверью
Шрифт:
— Как думаешь, когда? — спросил человек. — Ближе к полуночи?
— Не обязательно. Луна ведь не следит за человеческими часами, а наши «гости» чувствуют Луну. Новолуние было около полудня.
— Откуда ты знаешь?
— Попросил мадемуазель проверить в Интернете. Так что вряд ли пёсики станут ждать — по сути, их сила уже сейчас понемногу начинает убывать. Я бы сказал…
В тишине вечера грозно и глухо прозвучал латунный гонг. Оба подняли головы: Руй, ещё раз ударив в гонг, указал рукой на запад, в сторону Гуарека.
— Идут! — и домовой исчез в окне, торопясь
Глава 20. Когда придёт последний час
— Сколько их? — поинтересовался Дуфф, когда Руй, всю дорогу вниз по лестницам бежавший, сломя голову, остановился между гоблином и Степаном.
— Не знаю, — ответил лютен, пока позади лязгали засовы входной двери.
Ника, хоть и страшно недовольная, выполняла данное им троим обещание сидеть в башне, пока всё не закончится. Степан вежливо и неуверенно просил её не рисковать собой. Руй заверял, что девушка будет защищать именно гостиную, их последний рубеж, после того, как они снаружи сделают всё возможное. Дуфф же просто заявил, что если увидит Нику снаружи, то бросит свой кнут, схватит приготовленную для костра ветку, и по праву самого старшего в их компании выпорет девушку, как сидорову козу. Даже если его после такого немедленно прикончат.
— Псы? — поинтересовался Степан.
— Нет, — покачал головой домовой. — Пока ещё туман. Поэтому я и не смог их сосчитать. Клочья тумана тянутся с полей к лесу и быстро приближаются.
— Они точно не попытаются добраться до Ники в обход нас?
— Точно, — скривился гоблин, которому этот вопрос, заданный, должно быть, в десятый раз, порядком надоел. — Они охотники! Им интересно поиграть с дичью. С нами им будет приятно позабавиться. И потом, наши сущности их напитают, так что проломиться через защиту башни будет легче.
— Очень обнадёживающая речь, — усмехнулся Руй.
— Честная, — невозмутимо поправил его Дуфф.
— Спасибо вам обоим. За всё, — Степан взглянул на одного, затем на второго, и протянул им раскрытую ладонь. — Жаль, что наше знакомство было таким недолгим.
Фейри с серьёзным видом пожали руку человека.
* * *
Ещё днём они распределили между собой стороны. Степан остался у двери, Дуфф должен был охранять стену башни со стороны парка, а Руй — тыльную стену, к которой лепилась маленькая котельная.
Около четверти часа не происходило ровным счётом ничего. Мужчина нервно расхаживал взад-вперёд, вглядываясь в сгустившуюся позади костров темноту, но между деревьями за оградой имения никто не двигался. Не было ни тумана, ни ветерка — полнейшее безмолвие закладывало уши, будто вата. Степану начали чудиться то ли какие-то вздохи, то ли всхлипы. Он настороженно прислушался, но звуки немедленно пропали.
Наступившая тишина раздражала, и человек, продолжавший вышагивать туда-сюда перед башней, принялся тихонько напевать себе под нос по-русски:
— В путь, в путь… Кончен день забав…
Он уже добрался до третьего куплета, когда негромкий голос Дуффа сзади произнёс:
— О чём это?
Степан обернулся. Гоблин, поигрывая кнутом в правой руке и положив левую ладонь на рукоять кинжала у пояса, с любопытством смотрел на человека.
— Да так… Вспомнилось. Как там Руй?
— Всё спокойно. Впрочем, мы ведь и считали, что они, скорее всего, пойдут именно с твоей стороны.
— Не вздумайте геройствовать, — в который раз предостерёг гоблина Степан. — Если не зову на помощь, значит, справляюсь. Не подставляйтесь зазря.
— Ты тоже, — иронично отозвался Дуфф, и скрылся за углом башни.
Человек снова принялся прогуливаться перед зажжёнными кострами, тихонько напевая себе под нос все песенки, которые только приходили на ум. Но ощущение от них было совершенно другим, не таким, как вечерами, когда после ужина гномы устраивались у камина в ожидании своей ежедневной платы. Волшебство песни не складывалось, рвалось, распадалось, как разлезается на отдельные нити истлевшее полотно. Что-то надвигалось из тёмного леса, и холодное дыхание этого неведомого сдувало магию с напева.
Степану снова послышались то ли вздохи, то ли всхлипы. Он замер, прислушиваясь, и вдруг прямо над головой в окне башни загудел гонг. Мужчина поднял голову, с удивлением разглядывая Нику, которая, высунувшись из окна, изо всех сил колотила в большой латунный диск.
И ночь ожила.
Темнота вокруг пошла какой-то непонятной рябью, а мерещившиеся на периферии слуха всхлипывания вдруг взвились резким злобным визгом и растаяли. Что-то пронеслось мимо него, слева и справа, мелкое, шустрое, будто разорванные клочки самой тьмы. Но оно двигалось не к башне, а прочь, в лес, втягивалось в молчавшую до сих пор чащу, попискивало и верещало среди деревьев.
Ника продолжала колотить в гонг, и Степан на удачу взмахнул кнутом, очертив круг. Раздался треск, как от статического электричества, и несколько привязанных к тросу серебряных ложечек блеснули искрами, соприкоснувшись с чем-то невидимым. Давешний визг повторился, срываясь в писк нестерпимой боли, и тая — теперь, как понял человек, окончательно.
Клочки тьмы, злобная мелочь, посланная призрачными гончими вперёд, улепётывали к своим хозяевам. За углом башни яростно ругался Дуфф, и потрескивание с той стороны напоминало уже взрывы связок мелких петард. Где-то позади башни вторил гоблину Руй. Степан энергично закрутил кнутом, хлеща окружавшую его тьму, и с удовольствием наблюдая, как серебро раз за разом покрывается искрами от контакта с незримой нечистью.
Гонг не умолкал, но те, кто кинулся прочь при его звуках, уже отступили, а им на смену двигались новые. Приземистые сгустки тьмы, пахнущие сырой землёй и гнилью, переваливающиеся на ходу, неуклюжие — так выглядела бы земляная кочка, вздумай она попробовать ходить. Степан снова пустил в ход свой серебряный кнут, и «кочки» начали оседать одна за другой от соприкосновения со смертоносным для них металлом. Ни воя, ни визга в этот раз не было, но в ноздри ударил отвратительный смрад тухлятины, который, к удивлению Степана, немедленно исчез, едва Ника, сделавшая на несколько секунд передышку, начала снова бить в гонг.