Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...
Шрифт:
– Может быть…
– Я, правда, за свою жизнь еще ни разу не видел ни одной «Волги» красного цвета, – возражает Ивар.
Тогда, значит, это не «Волга», говорит, ведь он в машинах совсем не разбирается. Но что красная – точно, цвета он различает хорошо.
– Не заметили ли номер машины? Не приметили ли человека, сидевшего за рулем? Попробуем еще раз уточнить время. Вы сказали, что это было в два часа дня?
– Скорее, это было уже после двух…
– Кого вы еще встретили на дороге?
– Никого.
Мне уже давно хочется официально сообщить Цепсу о смерти Грунского, чтобы увидеть его реакцию, но я все еще надеюсь, что он забудется и заговорит о Грунском как о покойнике. Этого вполне было бы достаточно, чтобы приступить к разговору начистоту, ведь по теперешней версии ему неизвестно, что Грунский мертв.
– А мужчина, который строил эту будку? – выпаливаю я на всякий случай.
– Он нас с Графом не видел, он наклонился – закапывал опорные стойки.
– Почему вы думаете, что не видел?
– Тогда бы мы поздоровались! Я его знаю, мы всегда с ним здороваемся!
– Не смотрел же он все время в яму, машину–то он должен был заметить.
– Да, так могло быть… Только ему пришлось бы смотреть искоса.
Я про себя порадовался. Если будет свидетель, который скажет, что в это время здесь не стояло никакой машины, то Шеф позволит прекратить розыск и мы наконец перестанем носить воду решетом.
Я попросил Ивара подойти к только что сколоченной будке. Он подергал калитку – заперта. Ничего не поделаешь, придется перелезать через забор. Ивар делает это ловко, но озирается по сторонам.
– Который столб он тогда вкапывал?
– Этот, – показывает Цепс.
– Встань у того столба и стой, – обращаюсь я к Ивару. – А мы пойдем туда, где стояла машина. Вы сказали – здесь. А теперь гляньте, товарищ Цепс, как мы отсюда хорошо видим моего коллегу. Значит, мужчина, который закапывал столб, слегка разогнув спину, мог заметить машину. Вы согласны? Более того: хотел он этого или нет, машину он должен был заметить, ведь она находилась впереди, хотя и не близко.
– Да, теперь это совершенно ясно – он должен был видеть! – согласился Цепс. – А может, машина ждала его совсем недолго? Но лучше всего об этом расскажет сам Граф. Я никак не могу понять, что вы от меня хотите узнать?
Вынимаю записную книжку и тщательно записываю номер садового домика, чтобы потом в гениальном хаосе картотеки, которую ведет сторож, легче было отыскать адрес его владельца.
Мы договорились, что микроавтобус–оперативку оставят мне, а Цепс и Ивар поедут на общественном транспорте. Порядка ради придется расспросить свидетеля, как выглядели задние фонари у красной машины, это помогло бы определить марку. А Ивар будет показывать Цепсу фотографии, рисовать и спрашивать: «Такие? А может, такие?»
Таким образом, рапорт Шефу будет полным как никогда. И рапорт подтвердит, что мы сделали все, что было в наших силах. Надеюсь, к тому времени уже будем иметь и ответ из лаборатории о составе жидкости в бутылках и наличии в них хлороформа. Думаю, что, прочитав заключение, Цепс уже не осмелится говорить нам об исчезновении у него после пьянки памяти, которую он обретает снова, когда ему это выгодно.
Хозяина достроенной будки нет, но его разговорчивая супруга объясняет мне, где его найти.
– Вы никого не расспрашивайте, а прямо ступайте туда, где работает бульдозер! – на прощанье сказала словоохотливая жена хозяина.
Через несколько минут я уже на стройплощадке, обнесенной плотным забором, недалеко от центра. Несколько мужчин собрались возле самосвала, в кузов которого экскаватор ссыпает строймусор, оставшийся после сноса деревянной постройки. Теперь я с уверенностью мог бы сказать, откуда взялись доски, из которых сколочена будка хозяина.
На этот счет у меня уже нет сомнений. Но доски меня не интересуют, как и мужчины возле самосвала.
Тупорылый агрегат–силач маневрирует в отдаленном углу площадки. Иду вдоль забора – тут машины укатали землю, получилось что–то вроде дороги.
Не успел я до него дойти, как бульдозерист замахал мне рукой, показывая, что заметил меня, остановил свою машину и идет мне навстречу, а мотор продолжал тарахтеть на холостом ходу.
– Какой пьяница вас интересует сегодня? – смеясь, спрашивает он.
– А что, если стройматериалы? – резко отвечаю я.
– Все равно их отвозят на свалку и сжигают, – хмуро говорит мужчина. – Попробуй–ка, купи нынче доски в магазине – семь шкур сдерут! А если бы разрешили брать здесь кому чего надо – ведь можно за это и заплатить кое–что, отпали бы погрузки и перевозка. Кому какая польза от того, что еще годные материалы переводят на дым?
– Вы помните тот день, когда… Мне сказали, что вы в тот день вкапывали столбы.
– Кто сказал?
– Неважно, кто. Вы не заметили тогда какого–нибудь незнакомого человека поблизости или…
– Никого не заметил. Только машину, которая стояла на дороге подальше.
– Какого цвета?
– Красные «Жигули».
– Номер? Модель?
– У меня же не было при себе бинокля.
– Было бы хорошо, если б вы вспомнили цвет номера – белый или черный? – Переход на новые номера международного стандарта осуществляется медленно, большая часть машин ездит еще со старыми, черными. Продолжая поиск, мы могли бы сразу исключить большую группу машин, если бы знали цвет номера щитка.
– Не могу сказать, я не обратил внимания. Но вид был щегольской.
– У водителя?
– Нет, водителя не видел. «Жигули» были щегольские. Все сверкало и переливалось – машина из таких, которые каждый день обхаживают мягкой тряпочкой и полировочной пастой. А модель… Ну, из дорогих – хромированная полоска по боку.
– В котором часу машина подъехала?
– Откровенно говоря, я не приметил, ни когда она подъехала, ни когда уехала. Мотор у такой работает тихо – не то что у моего бульдозера – его слышно за четыре квартала.