Чудо. Встреча в поезде
Шрифт:
— Я думаю о нашем доме, Энн.
— Тебе хочется, чтобы он был большой?
— Да, — улыбнулся он.
— Давай построим большой. — Энн прильнула к нему. Оба вздохнули разом, как единое существо, и Энн рассмеялась, когда Гай крепче сжал ее в объятиях.
Она впервые не возражала против размеров дома. Дом задумывался в форме буквы У, и споры шли о том, нельзя ли обойтись без одной из передних палочек. Но Гай этот дом видел только с двумя ответвлениями. Он будет стоить больше, гораздо больше двадцати тысяч, но следом за Палм-Бич потянется цепочка частных заказов. Гай рассчитывал, что это
— Я бы дал ему имя «Кристалл», — проговорил Гай.
Энн задумчиво уставилась в потолок.
— Я не люблю, когда у домов есть названия — то есть когда их имена что-то значат. Боюсь, что «Кристалл» мне не очень нравится.
Гай слегка обиделся.
— Это имя ничуть не хуже, чем «Элтон». Или другие ничего не говорящие имена! Вот тебе твоя Новая Англия! А возьмем, например, Техас…
— Ну, хорошо, бери себе Техас, а я останусь с моей Новой Англией, — Энн с улыбкой прервала поток его красноречия, ибо на самом деле любила Техас, и Гай любил Новую Англию.
Гай взглянул на телефон со странным предчувствием, что сейчас раздастся звонок. Голова чуточку кружилась, словно он принял какой-то легкий наркотик, вызывающий эйфорию. Энн говорила, что это от высоты над уровнем моря — в Мехико всегда кружится голова.
— Мне кажется, что если сейчас позвонить Мириам и поговорить с ней, то все образуется, — медленно произнес Гай, — как раз сегодня я, наверное, смогу найти нужные слова.
— Вот телефон, — сказала Энн совершенно серьезно.
Секунды шли — и Гай услышал, как Энн вздохнула.
— Который час? — спросила она, поднявшись с постели. — Я обещала матери вернуться в двенадцать.
— Семь минут двенадцатого.
— Ты не проголодался?
Они позвонили вниз и заказали ужин из ресторана. Яичница с ветчиной представляла собой некое неузнаваемое пунцового цвета блюдо. Однако же Гай с Энн сошлись на том, что это довольно вкусно.
— Я рада, что ты побывал в Мехико, — сказала Энн. — Видишь ли, есть места, которые я хорошо знаю, а ты не знаешь совсем, и мне хочется тебе их показать. Но Мехико — особенно, — она продолжила, медленно жуя. — По Мехико скучаешь, как по Парижу или Вене, и хочешь приехать снова, что бы тут ни приключилось с тобой.
Гай насупился. Он ездил в Париж и Вену с канадским инженером Робертом Тричером как-то летом, когда оба сидели на мели. И он знал не тот Париж и не ту Вену, что знала Энн. Он опустил глаза на сладкую булочку с маслом, которую Энн ему протягивала. Иногда он страстно желал попробовать на вкус любое ощущение, испытанное Энн, узнать все, что происходило с ней каждый час, каждую минуту, начиная с детства.
— То есть как это — что бы ни приключилось с тобой?
— То есть даже
Гай пристально взглянул на нее, продев палец через ручку кофейной чашечки. Из-за ее настроения, а может, из-за того, что она сказала, он вдруг почувствовал себя униженным.
— Жаль, что во мне нет невероятных противоположностей.
— Ой-ой-ой! — и она расхохоталась так весело, так знакомо: смех ее всегда доставлял ему наслаждение, даже когда она смеялась над ним, даже когда уходила от объяснений.
Он вскочил на ноги.
— Как насчет кекса? Я сейчас, как настоящий джинн, наколдую кекс. Замечательный кекс! — Гай достал кекс со дна чемодана. Он и не вспомнил до этой минуты, что мать испекла ему кекс с ежевичным вареньем, которое он похвалил за завтраком.
Энн позвонила в бар и заказала какой-то совершенно особенный ликер, ей одной известный. Ликер оказался густо-пурпурный, одного цвета с кексом, в высоких бокалах шириною не больше пальца.
Официант удалился, и они подняли бокалы, как вдруг нервно, часто загрохотал телефон.
— Может быть, мама, — заметила Энн.
Гай снял трубку. Далекий голос втолковывал что-то телефонистке. Затем голос окреп, сделался тревожным и резким, и это был голос его матери.
— Алло?
— Алло, мама.
— Гай, случилась беда.
— Что такое? С кем?
— С Мариам.
— Что с ней? — Гай плотнее прижал трубку к уху, обернулся к Энн и заметил, как лицо ее меняется на глазах.
— Она погибла, Гай. Вчера ночью… — Мать осеклась.
— Что ты говоришь, мама!
— Это случилось прошлой ночью. — Мать говорила резко, отрывисто: только раз или два за всю свою жизнь Гай слышал, чтобы она говорила так. — Гай, ее убили.
— Убили!
— Гай, что? — Энн вскочила с места.
— Прошлой ночью на озере. Никто ничего не знает.
— И ты…
— Ты можешь приехать, Гай?
— Конечно, мама. Как? — тупо спрашивал он, крутя в руках телефон, словно можно было выкрутить какую-то информацию из его старомодной трубки. — Как ее убили?
— Задушили, — слово, затем — тишина.
— А ты… — начал он снова. — Это не?..
— Гай, что случилось? — Энн схватила его за руку.
— Я выеду, как только смогу, мама. Сегодня. Не волнуйся. До скорого. — Он медленно положил трубку и обернулся к Энн. — Это с Мириам. Мириам убили.
— Что ты сказал? Убили? — прошептала Энн.
Гай кивнул, но вдруг ему пришло в голову, что тут может быть какая-то ошибка. Вот если бы официальное сообщение…
— Когда?
Но это случилось только прошлой ночью.
— Мама говорит, прошлой ночью.
— Известно, кто?
— Нет. Я сегодня выезжаю.
— Боже мой.
Гай взглянул на Энн, неподвижно стоящую перед ним.
— Я выезжаю сегодня, — изумленно повторил он. Потом повернулся к телефону, чтобы заказать билеты на самолет; но это сделала Энн, которая бегло говорила по-испански.