Чудо
Шрифт:
Кстати, никто особо не подличал: меня не дразнили и рожи не корчили. Просто тупо глазели — ну что ж, все так делают. Мне иногда хотелось им сказать: «Эй, всё в порядке, я знаю, что выгляжу странно, разглядывайте, сколько влезет, я не кусаюсь!» Да что там, если бы в школу вдруг заявился какой-нибудь гуманоид, например вуки из «Звездных войн», мне было бы страшно любопытно и я бы, пожалуй, сам на него таращился! И шептал бы Джеку или Джун: «Смотрите, смотрите, вон вуки!» А если бы вуки меня услышал, то он бы понял, что я не хочу
Чтобы привыкнуть к моему лицу, моим одноклассникам понадобилась неделя. Это тем, кого я вижу каждый день на всех уроках.
Остальным пятиклассникам, с которыми я встречаюсь в столовой, на прогулках, на физкультуре и на музыке, в библиотеке и в компьютерном классе, — две недели.
Детям из других параллелей понадобился месяц. Эти уже почти взрослые, ну, некоторые из них. У одних сумасшедшие прически. У других серьги в носу. У третьих прыщи. Но никто не выглядит так, как я.
Джек Тот
Я сидел с Джеком на классных часах, на английском, истории, информатике, музыке и естествознании — на всех уроках, которые у нас были общими. Я решил, что либо учителям велели сажать нас вместе, либо это невероятнейшее совпадение.
Мы с Джеком и с урока на урок ходили вместе. Он замечал, что на меня глазеют, но притворялся, что не замечает. Хотя однажды, перед уроком истории, на лестнице на нас налетел огромный восьмиклассник, сигавший сразу через две ступеньки, и сбил меня с ног. Помогая мне подняться, он бросил взгляд на мое лицо и выдохнул: «Ого-о!» Потом потрепал меня по плечу, будто стряхивал пыль, и побежал догонять своих. А мы с Джеком почему-то грохнули со смеха.
— Как его перекосило! — сказал Джек, когда мы уселись за парты.
— Точно! — подхватил я. — А помнишь, как он, таким басом: «Ого-о!»
— Небось еще и штаны обмочил!
Мы так хохотали, что учителю, мистеру Роше, пришлось призвать нас к порядку.
Потом, когда мы закончили читать про то, как древние шумеры изобрели солнечные часы, Джек прошептал:
— А тебе когда-нибудь хотелось им всем врезать?
Я пожал плечами:
— Наверное. Не знаю.
— Мне бы хотелось. О, слушай, тебе нужно завести секретный водяной пистолет или автомат и как-нибудь прицепить его к глазам. И каждый раз, как кто-то на тебя пялится, бить им струей в физиономию!
— Мерзкой зеленой слизью, — ответил я.
— Ага, пополам с собачьей мочой.
— Точно!
— Эй, там, на галерке, — цыкнул мистер Роше. — Не мешайте читать остальным.
Мы уткнулись в учебники. Чуть погодя Джек прошептал:
— Август, а ты всегда будешь так выглядеть? То есть, может, тебе пластическую операцию сделать?
Я улыбнулся и показал на свое лицо:
— Привет, это — послепластических операций!
Джек хлопнул себя по лбу и покатился со смеху.
—
От хохота мы оба чуть не скатились под парты и никак не могли успокоиться — даже после того, как мистер Роше нас рассадил.
Октябрьская максима мистера Брауна
Октябрьская максима мистера Брауна звучала так:
«Памятник человеку — его дела».
Это было написано на могиле одного египтянина, который умер сколько-то там тысяч лет назад. На уроках истории мы как раз собирались проходить Древний Египет, и мистер Браун решил, что фраза про памятник будет очень своевременной.
На дом он задал нам написать абзац-другой о том, что эта максима значит и что мы о ней думаем.
Вот что я написал:
«Это означает, что нас будут помнить за то, что мы делаем. То, что мы делаем, — самое важное на свете. Важнее слов и важнее внешности. Наши поступки делают нас бессмертными. Наши поступки — как памятники, которые люди строят, чтобы почтить память героев. Они как пирамиды, которые египтяне воздвигали для фараонов. Только они не из камня, а из воспоминаний о тебе.
Вот почему твои дела — это твои памятники. Памятники, построенные из воспоминаний, а не из камня».
Яблоки
День рождения у меня 10 октября. Красивая дата — 10/10. Было бы классно, если бы я еще и родился ровно в 10 часов 10 минут, но увы. Я родился сразу после полуночи. Но я все равно считаю, что у меня крутой день рождения.
Обычно я отмечаю его дома, но в этом году я решил пригласить своих гостей на боулинг. Мама удивилась, но обрадовалась. Она спросила, кого я хочу позвать из школы, а я сказал, что всех одноклассников, а еще Джун и нескольких ребят с английского.
— Не многовато ли? — спросила мама.
— Нужно пригласить всех, чтобы никто не обиделся, что его не позвали, понимаешь?
— Понимаю, — согласилась мама. — Ты хочешь позвать даже того мальчика, который спрашивал у тебя про пожар?
— Ага, и Джулиана, — ответил я. — Боже, мам, пора уже забыть про тот случай.
— Да, ты прав.
Пару недель спустя я спросил маму, кто придет, и она сказала:
— Джек Тот. Джун. Росс Кингсли. Макс А. и Макс Б. И еще двое не уверены, но постараются.
— Кто?
— У Шарлотты в первой половине дня хореография, но она попытается успеть и к нам. И мама Тристана сказала, что он, скорее всего, придет после футбола.
— И всё? Это же… пять человек.
— Во-первых, больше пяти, Ави. Во-вторых, подозреваю, у многих уже были планы на этот день.
Мы сидели на кухне. Мама разрезала яблоко — мы только что купили пару килограммов на рынке — на малюсенькие-премалюсенькие кусочки, чтобы я мог его есть.