Чудо
Шрифт:
Лиз и Аманда подошли к двум ступенькам, ведущим к алтарю, и остановились вместе со своим экскурсоводом. Голос сестры Франчески стал еще тише:
— После явлений Девы Бернадетта не могла найти себе места, не знала, как ей жить дальше. Да, она ходила в школу, подрабатывала няней, чтобы помочь родителям деньгами, но при этом была объектом постоянного внимания со стороны соседей и приезжих, которые потекли в Лурд бесконечным потоком. Она не могла побыть наедине с собой, ежедневно к ней лезли с расспросами все кому не лень. К тысяча восемьсот шестьдесят третьему году ее наставники решили, что у Бернадетты есть призвание, и предложили ей вступить в какой-нибудь святой монашеский орден.
—
В обстановке церковного благолепия высказывание Лиз прозвучало довольно резко, и Аманда со страхом подумала о том, как отреагирует на это их провожатая. Однако реакция сестры Франчески была на удивление сдержанной.
— Кое-что из того, что вы сказали, вполне может быть правдой,— согласилась она.— Но вообще-то многие монастыри видели в ней ценное приобретение и хотели завлечь ее к себе, хотя и с некоторыми оговорками, поскольку здоровье у нее было очень слабое, а ее известность могла нарушить размеренный ход монастырской жизни. Ее наперебой зазывали к себе кармелитки и бернардинки. Но она отвергла приглашение бернардинок, потому что сочла нелепыми их головные уборы. Остановив выбор на ордене в Невере, она заметила: «Я отправляюсь в Невер, потому что они не заманивали меня». Мэр Лурда хотел, чтобы она стала портнихой, но Бернадетта заявила ему, что уж лучше станет монахиней. Четвертого июля тысяча восемьсот шестьдесят шестого года, в возрасте двадцати двух лет, она навсегда покинула Лурд, в первый и последний раз в жизни села на поезд, приехала в Невер и вступила в орден. Она оставалась здесь до самой кончины, которая настигла ее шестнадцатого апреля тысяча восемьсот семьдесят девятого года в возрасте тридцати пяти лет. А к лику святых ее причислили в тысяча девятьсот тридцать третьем году.
Монашка ненадолго умолкла, улыбнулась и продолжила:
— Теперь мы можем взглянуть на саму святую Бернадетту. Она покоится в часовне у алтаря.
Послушно следуя за двумя женщинами, Аманда не знала толком, чего ожидать.
Они стояли перед часовенкой, которая, по сути, представляла собой узкий альков, почти стерильный в своей простоте. Готический свод потолка, темно-синее стекло высоких окон. Три стены часовни были сложены из серого камня, а в центре ее стоял большой стеклянный гроб, отделанный золотом. В нем лежало тело молодой женщины — то, ради чего они сюда приехали.
— Бернадетта,— прошептала монашка.
Какая-то неведомая сила притягивала Аманду к этому гробу. Подойдя к низкой ограде, обрамлявшей часовню, она почувствовала боевой настрой, будто готовилась лицом к лицу столкнуться с другой женщиной — той, которая встала между нею и Кеном, разрушая планы их совместной жизни. Однако теперь, опередив Лиз и сестру Франческу в стремлении ближе рассмотреть гроб, Аманда обнаружила, что гнев ее куда-то ушел. Ее охватило чувство благоговения перед этой молодой женщиной, которая в день своей кончины была чуть старше Аманды. Неграмотная крестьянская девушка достигла подлинного величия в своей неколебимой вере.
Гроб со стеклянными боками, оправленный в золото, выглядел роскошно. Он покоился на резной подставке из тяжелого дуба. Такова была усыпальница Бернадетты, которая лежала в черно-белых одеяниях своего монашеского ордена. Ее глаза были навеки закрыты,
— Это и есть Бернадетта? — тихо спросила Аманда, когда Лиз и сестра Франческа подошли к ней.
— Да. Блаженная святая Бернадетта,— сказала монахиня.— Только лицо и руки — не ее.
— Лицо и руки? — удивилась Аманда.
— По правде говоря, это восковые слепки ее лица и рук, сделанные после третьей, и последней, эксгумации.
— Так вот почему она выглядит столь безупречно, — догадалась Лиз.
— Должна вам кое-что пояснить,— произнесла сестра Франческа.— Смерть Бернадетта встретила в плачевном физическом состоянии: пролежни на спине, распухшее от туберкулеза колено, разрушенные легкие. Тем более примечательно то, что произошло после ее кончины. Ее тело было выставлено в течение трех дней. Потом ее положили в свинцовый ящик, который, в свою очередь, поместили в дубовый гроб и захоронили в склепе под садовой часовней. Через тридцать лет после похорон, когда епископальная комиссия предприняла первые шаги по возведению Бернадетты в сан святой, гроб был открыт. Произошло это в тысяча девятьсот девятом году.
— Зачем? — поинтересовалась Лиз:
— Чтобы увидеть, в каком состоянии она находится,— ответила монахиня.— В большинстве случаев тела естественным образом разлагаются. Однако, согласно церковной традиции, тело кандидата на канонизацию должно избегнуть тления. Так вот, когда гроб открыли, останки Бернадетты находились в отличном состоянии. В отчете врача, производившего осмотр, говорится: «Голова слегка наклонена влево. Лицо матово-белое. Кожа хорошо прилегает к мышцам, а мышцы — к костям. Глазницы накрыты веками. Брови гладкие, размещаются на надбровных дугах. Ресницы правого века хорошо держатся на коже. Нос расширен и сморщен. Рот приоткрыт, и видно, что зубы на месте. Руки, сложенные на груди, отлично сохранились, как и ногти. В руках по-прежнему сжаты заржавевшие четки».
— И что же дальше? — спросила заинтригованная Лиз.
— Тело Бернадетты омыли, одели и захоронили вновь. По мере того как ее канонизация становилась все ближе, были произведены еще две эксгумации: одна — в тысяча девятьсот девятнадцатом году, и последняя — в тысяча девятьсот двадцать пятом. Оба раза тело оказывалось хорошо сохранившимся, что служило веским признаком святости. Однако то, что оно неоднократно подвергалось воздействию воздуха и света, не могло пройти бесследно. Тело начало чернеть. Поэтому с лица и рук Бернадетты были сняты слепки. По ним в Париже были изготовлены восковая маска для лица и восковые накладки для рук. Должна признаться вам, что художник позволил себе кое-какие вольности: на маске Бернадетты он чуточку удлинил нос, несколько проредил брови, а на руках отполировал ногти. В конце концов маска была надета, тело перебинтовано и облачено в новые одежды, с тем чтобы теперь его можно было показать всему миру. Здесь она и покоится с тех пор. Если вас интересует что-то еще…
— У меня есть несколько вопросов,— твердо произнесла Лиз.
В часовню со стороны алтаря вошел мужчина с нарукавной повязкой. Он несколько секунд подержал над гробом какую-то фотографию и вышел.
— Что это было? — спросила Аманда.
— По всей видимости, какая-то просьба к святой,— ответила сестра Франческа.— Кто-то из паломников привез фотографию близкого человека, который болен. Паломник надеется вымолить для родственника исцеление. Вот гид и согласился отнести эту фотографию к самому гробу с целью освятить ее. Считается, что близость к телу Бернадетты способна помочь.— Она подняла взгляд на Лиз.— Так вы говорите, у вас есть вопросы?