Чудовища рая
Шрифт:
Часть IV
48
Из-за плотно высаженных вдоль ограды елей разглядеть снаружи ничего было нельзя, лишь за ветвями различались массивные металлические прутья. В ограждении имелось два прохода: ворота для транспорта и калитка, на обращенной к зданиям клиники стороне. Как-то ранним утром Даниэль увидел, как из этой калитки вышла группа врачей и дружно двинулась по направлению к медицинскому центру. Тогда-то
Он нажал на кнопку звонка возле калитки, и в динамике отозвался молодой мужской голос. Даниэль нагнулся к селектору и произнес:
— Меня зовут Даниэль Брант. Мне нужно поговорить с доктором Оберманн. Это очень важно.
— Прошу прощения, — послышалось в ответ, — но сюда посетителям нельзя. Попробуйте связаться с ней в медицинском корпусе.
— Уже пытался. Но, похоже, она у себя дома. Пожалуйста, передайте ей, что я здесь и что это важно. — Даниэль постарался, чтобы его слова прозвучали как можно серьезнее и авторитетнее.
— Одну минуту.
В динамике воцарилась тишина. Издали доносился рокот экскаваторов, копавших выше по склону фундаменты для новых зданий.
Через несколько минут запикал зуммер, и калитка автоматически и невероятно медленно отворилась.
За оградой Даниэль словно оказался в другом мире.
Лужайку с фонтаном по центру окружало с десяток одноэтажных домиков. Еще тут были клумбы с поздними розами, на которых даже оставалось несколько цветков, деревья с желтеющими листьями и площадка для барбекю.
Тихое уединенное местечко, напоминающее обнесенные стеной дворцовые сады из арабских сказок — скрытое от любопытных взоров сокровище посреди суетливых городов.
— Сейчас она подойдет, — сообщил молодой охранник, высунувшись из небольшой сторожки возле калитки.
Даниэль стал ждать. Умиротворенно шумел фонтан, еловая ограда смягчала рев экскаваторов до едва различимого рокота.
Наконец дверь одного из домиков отворилась, и по мощеной тропинке к нему направилась Гизела Оберманн. Нанести косметику она не потрудилась, была одета в футболку да треники, а ее волосам не помешало бы мытье.
— Добро пожаловать, доктор Брант. — Она протянула Даниэлю руку.
— Все в порядке? — осведомился охранник.
— В полном, — кивнула Гизела и с широкой улыбкой повернулась к своему гостю: — С интересом прочла ваш отчет, доктор. Прошу, пройдемте ко мне в дом.
Она повела Даниэля к себе, и охранник скрылся в сторожке.
Стоило ей, однако, закрыть дверь изнутри, как улыбку с ее лица как рукой сняло.
— Вы, должно быть, окончательно спятили, коли явились сюда, — прошипела она, сопровождая его в гостиную — мило обставленную, но основательно прокуренную и захламленную комнату. Повсюду были разбросаны книги, пачки бумаг, пустые бутылки и грязные тарелки. Из-за опущенных штор в помещении царил сумрак, лишь отчасти развеивавшийся небольшой настольной лампой возле одного из кресел.
Гизела расчистила для Даниэля другое кресло. Оказавшись вблизи от нее, он вдруг почуял, что от женщины несет алкоголем.
— Этот охранник новенький, так что знает в долине еще не всех. Мне удалось убедить его, будто вы один из приглашенных исследователей, которому пришлось задержаться. Окажись на его месте любой другой охранник, вы бы ни за что сюда не попали. Ну, так что вам от меня надо? Вы больше не мой пациент, и мне запрещено с вами общаться.
— Я все понимаю. Но мне необходимо поговорить с вами. Я пытался связаться с вами в кабинете, но мне сказали, что вы больны.
Гизела издала нечто среднее между смешком и фырканьем.
— Карл Фишер отправил меня в отпуск по болезни. Считает меня психически неуравновешенной. Мол, я вымоталась и мне нужен отдых. Вообще-то, я должна уехать отсюда, вот только уезжать-то мне некуда. Квартиру в Берлине я продала. От прежней жизни у меня ничего не осталось. Химмельсталь — все, что у меня есть.
Она извлекла из вороха бумаг на столе бокал с вином и одним глотком допила остатки. Затем взяла с книжного шкафа полупустую бутылку и торопливым небрежным движением снова налила себе, продолжая тараторить:
— Кроме охранника, в поселке больше никого. В это время дня все остальные в медицинском центре. Но некоторые возвращаются рано, так что долго вам здесь задерживаться нельзя.
Непослушными пальцами Гизела заткнула бутылку пробкой, но вдруг замерла.
— А не хотите вина? Я открою другую бутылку. Это мозель, вино просто чудесное.
— Нет, спасибо. Я пришел, потому что мне необходим ответ на один вопрос. Кто такая Коринна на самом деле? Она ведь не обычный резидент, так ведь?
Заметив краем глаза какое-то движение в дальнем конце комнаты, Даниэль повернул голову в ту сторону и, к своему удивлению, увидел крупную белую персидскую кошку на груде одежды, сваленной на стул возле окна. Животное едва ли не сливалось со светлой тканью, потому он его сразу и не заметил. Кошка потянулась, спрыгнула на пол и беззвучно двинулась по комнате. Даже не глядя на нее, Гизела нагнулась, подхватила пушистую тварь и положила себе на колени. Даниэль не мог припомнить, чтобы хоть раз замечал эту кошку на территории клиники или в деревне. По-видимому, ее никогда не выпускали из поселка врачей.
Поглаживая животное, женщина ответила:
— Коринна — ваш сверчок.
— Что-что мой?
— Сверчок. Конечно же, я не должна вам этого говорить. Но я уже не занимаюсь вашим лечением. Да и, коли на то пошло, у меня, похоже, вообще никаких обязанностей не осталось. Ни прав, ни обязанностей.
— Мой сверчок? — огорошенно переспросил Даниэль. — Что это значит?
— Читали сказку Карло Коллоди про Пиноккио? Деревянную куклу, которая ожила и превратилась в мальчика? Она двигается и разговаривает, как и любой мальчишка. Вот только одного у нее нет — совести.