Чудовище южных окраин
Шрифт:
У стены я увидел странную компанию. Для начала, там был Гримнир, так что я рано обрадовался его отсутствию. Он сидел на корточках спиной ко мне и что-то разглядывал. От него во все стороны плыли волны восторга, но что именно привело его в такое расположение духа, я не мог понять. На шатком чурбачке, прислонившись спиной к стене избушки, сидела замарашка Имлах и жадно кусала хлеб, намазанный медом. Мед стекал по ее локтям, и она время от времени обтирала его пальцем, после чего облизывалась. Над Имлах летала оса. При виде меда мне стало дурно. А перед Гримниром и лесной девчонкой стояло печальное существо
Гримнир обернулся и в знак приветствия оскалил все свои зубы. Я предположил, что это улыбка, и криво ухмыльнулся в ответ.
— Привет, Кода, — сказала Имлах, догладывая свой хлеб.
Я настороженно переводил взгляд с одной сияющей физиономии на другую. Не нравились мне их рожи. Особенно та, гномья. Я пожал плечами и плотнее завернулся в свой плащ, хотя уже становилось довольно жарко.
— Ну, как там Исангард? — спросил Гримнир. — Спит еще?
Я отмолчался. Имлах слезла с чурбачка, потерла затекшую ногу и устроилась в траве. Все трое, включая зеленого гнома, опять склонились над чем-то, что их так восхищало. Я не выдержал и заглянул в их тесный кружок, подсунув голову под локоть Гримнира. Но ничего толком разглядеть не успел, потому что Гримнир немедленно ущемил меня своими ручищами и загоготал, помирая от удовольствия.
— Идиот! — придушенно заверещал я. — Пусти! Клянусь ладонью Алат, Гримнир, тебе не поздоровится!
Великан хрюкнул и сдавил меня еще сильнее. В глазах у меня потемнело.
— Отпусти его, Один, — произнес тихий, печальный голос. — Не сходи с ума. Ты же не тролль.
Меня выпустили. Я сел, плохо соображая, и потер помятое ухо. Зеленое существо смотрело прямо на меня, причем смотрело участливо.
— Он вас не поранил? — спросило оно.
Я покачал головой.
— Вы должны его извинить, — произнесло существо и с оттенком легкого превосходства покосилось на Гримнира. — Когда Один переодевается великаном, он становится невыносим.
— Какой еще Один? — не понял я.
— Я Один, — заявил одноглазый. — Я верховный бог этого края.
Вот заврался, подумал я, разглядывая его разбойничью рожу.
— Ничего я не заврался, — обиделся Гримнир. — Нечего всякие гадости про меня думать. Ну, переоделся я великаном. Я верховный бог, что хочу, то и делаю. Надоедает же одну и ту же морду в зеркале по утрам видеть.
— Один так Один, — сказал я. — Я же не спорю.
— А это наш травяной, — сказал Гримнир, указывая на зеленое создание.
— Великий борец за права травушки-муравушки. У него это нечто вроде навязчивой фобии.
— Я преданно служу идее, — возразил травяной, и я удивился тому, что он не обиделся. Привык, должно быть, к насмешкам. — Бессердечный ты все-таки тип, Один.
— Я бог, сколько можно говорить, — буркнул Гримнир. — Где ты видел, чтобы боги были сердечными, скажи?
— Доннар не в пример добрее, — вставила Имлах.
Гримнир скривил рот.
— Вот только о рыжем не надо, — сказал он с тихой яростью в голосе. — Вам что, грозы тут не хватает? По мне так, без него тоже неплохо.
Вдали громыхнул гром.
— Накликали, — тяжко
— Ты бы починил ее, что ли, — сказал травяной.
Гримнир посмотрел на него сверху вниз.
— Расскажи лучше нашему другу о своем семинаре.
Я так понял, что «другом» он называл меня. Травяной перевел на меня свои коричневые глаза, и я увидел в них тихое, несгибаемое упорство.
— Дело в том, — начал травяной спокойно, словно продолжая старый разговор, — что по траве все время ходят ногами. Вы все думаете, что это так, ерунда. На самом деле это грозит нам катастрофой. Я создал семинар, который условно называется «Трава — локоны земли». Мы ведем большую работу по предотвращению хождения по траве ногами.
Я только глазами хлопал. В первый раз встречаю такого интересного гнома.
— Вы знаете, — вежливо произнес я, — я понимаю еще, как можно не ходить ногами, скажем, по какбатулу. Один кустик на много миль в Певучих Песках. Его и обойти нетрудно. А как вы здесь…
— О, есть множество способов, — оживился травяной. — Множество направлений борьбы. Так, к Ночи Цветения Папоротника мы распространили призыв ко всем жителям леса — беречь это замечательное растение. Кстати, мне жаль, что так мало народу собралось на наш диспут. Мы провели его под девизом «Папоротник — сын тысячелетий».
Поскольку я не мог сейчас припомнить, что такого особенного в папоротнике и вообще смутно представлял себе, как он выглядит, то сказал из вежливости только:
— Очень интересно.
Травяной кивнул.
— Было безумно интересно, уверяю вас. Мы дискутировали на тему: считать ли папоротник травой или же, признавая его заслуги в минувшие эпохи, сохранить за ним статус дерева.
— Ну и как? — спросил я. Никогда не задумывался над подобными вещами.
— Все не так просто, — заявил травяной, приметно разволновавшись. — Конечно, мне было бы лестно взять под свое покровительство такое замечательное растение. Но когда речь идет о спасении травы, нельзя выдвигать на первый план свои личные амбиции. Я считаю, что такова должна быть позиция ученого.
Я снова подумал о пророке Фари. Вот бы их познакомить с травяным.
— Но какое значение имеет, чем считать этот ваш…
— Папоротник? — подсказал травяной и с некоторым вызовом ответил: — Вы напрасно улыбаетесь! Совершенно напрасно. Потому что растение, получившее статус дерева, автоматически выводится из-под угрозы быть вытоптанным! Вы видели хотя бы одно дерево, по которому ходят ногами?
— Нет, — честно сказал я.
— Вот! — торжествующе воскликнул травяной. — И никто не видел. Поэтому декларация нашего диспута — это выдающийся шаг на пути предотвращения хождения по траве ногами. — Он помолчал немного и добавил:
— У нас на очереди — предотвращение вытаптывания водорослей…
— Ну, поехал, — тоскливо перебил его Гримнир. — Он теперь до ночи завелся.
Травяной посмотрел на Гримнира снизу вверх своими печальными и бесстрашными глазами подвижника.
— На последнем семинаре ты вел себя ужасно, — сказал он. — Если так будет продолжаться, Один, то в следующий раз мы выставим тебя с треском.
Гримнир насмешливо присвистнул.
И кто-то свистнул ему в ответ. Я вспомнил, что именно этот звук и разбудил меня.