Чукотский вестерн
Шрифт:
Глава тринадцатая Мины над тундрой
Неприятности были, конечно, только не крупные, а так – среднего порядка.
По склону поднялись сугубо на карачках, обдирая ногти об острые камни.
К лагерю уже бегом припустили, сил не жалея, с пистолетами в руках.
Прибежали, а там картина маслом выставлена на всеобщее обозрение: художник Репин, «Доигрались белы лебеди!» называется.
Все солдаты и штатские перед остовом сгоревшей буровой были выстроены, перед ними винтовки беспорядочно валялись, гранаты. Чуть в стороне семь бойцов в защитной форме корчились на земле, стонали и всхлипывали.
Перед
– Танцевать, суки рваные! – орал Лёха после каждого выстрела. – Я вас научу дисциплине! Разбаловались? Разучились мозгами шевелить? Совсем уже фишку не рубите, лузеры долбанные? Равняйсь! Смирно! Танцевать, так вас и растак! – и новые выстрелы, только камушки мелкие во все стороны летели.
За Лёхой Айна невозмутимо шла, перезаряжая сменный винчестер. Когда у Сизого патроны в магазине заканчивались, он винтовку Айне передавал, заряженную забирал. И по новой всё продолжалось…
«Смотри-ка, – умилился про себя Ник. – Не забыл Лёха-то про «лузера»! Растёт человек, совершенствуется…»
В глубине души он и про себя знал, что «растёт». Ещё тогда, в певекской землянке, когда в зеркало посмотрел, что над бочкой умывальной висело, многое понял.
Строгое такое лицо увидел: в уголках губ морщинки жёсткие прорезались, глаза – колючие, холодные, со стальным отливом. Будь у него раньше такие глаза, вряд ли Ахмед, тварь дешёвая – если по-взрослому посмотреть, – решился бы на настоящие военные действия. Приссал бы, гнида понтовая, – как распоследний кот помоешный, поражённый ранним простатитом…
«И ничего нет в том странного, – внутренний голос прошелестел. – Мы обстоятельства изменяем. Обстоятельства изменяют нас. Главное – не прогибаться перед ними, марку держать…»
Выяснилось, что во время обустройства лагеря один из солдатиков, истосковавшийся по женской ласке, непочтительно Айну за мягкое место ущипнул, охальник.
Айна – она девчонка простая, добрая и трепетная – в мирное время.
Но в таких вот случаях – решительная и очень даже предсказуемая.
Не раздумывая, полоснула незадачливому ухажёру охотничьим ножом по наглой физиономии.
Ну, так, по её понятиям, полагается поступать в этакой ситуации. Пусть ещё спасибо скажет, недоумок озабоченный, что не по горлу чиркнула. Будь у Айны настроение чуть похуже, запросто могла бы, со всем удовольствием…
Боец, естественно, завизжал на всю тундру: самки песцов в норах своих глубоких, тайных, окотились преждевременно.
Товарищи пострадавшего обиделись и решили наглую чукчанку поучить уму-разуму.
Тут и Лёха на шум неторопливо подошёл, класс рукопашного боя продемонстрировал. Кто-то из солдат за винтовку схватился, ну и понеслось…
Сизый – мужик серьёзный: двоим ухарям ляжки прострелил, остальных разоружил, по чавкам наглым надавал, построил – решил провести политинформацию.
С одной стороны, не по Уставу Лёха поступил, превысил разрешённую меру воздействия на подчинённых. С другой – проявленная жёсткость полностью соответствовала нынешней непростой ситуации.
Серьёзно всё складывалось, совсем даже непрозрачно, какие уж тут бирюльки?
Ник отодвинул Сизого в сторону, сам решил пообщаться с народом.
– Смотрю – вы так ничего и не поняли, – заявил недобрым голосом. – Видите этот знак? Все видят? Кто на нём изображён? Правильно – товарищ Сталин, Иосиф Виссарионович, наш Вождь и Отец. Так вот, я имею право расстрелять любого человека на вашей поганой Чукотке. Безо всякого суда и следствия. Любого, кто мне не понравится. Хоть генерала, хоть самого секретаря крайкома. Просекли? Если бунт поднимите, перестреляете нас, то как по рации с Магаданом собираетесь общаться? Если сеанс связи хоть один пропустить, то через сутки здесь полк парашютистов высадится. Кого живого найдут – в Москву отправят. Там товарищ Сталин лично с вас кожу сдерёт – узенькими лоскутьями. А товарищ Берия лично глазёнки ваши бесстыжие ножиком ржавым расковыряет…. Ясно вам, недоноски облезлые?
Ещё минут десять Ник ораторствовал, применяя цветистые выражения и образы.
Проняло всех, несколько служивых даже описались прямо в строю – от обещанных ужасов. Образцовый порядок был восстановлен. Раненых перевязали, оружие бойцам вернули, первых часовых на сторожевые посты отправили – по двое на каждый: один – командир поста, второй – его помощник. Всем командирам Ник по ракетнице выдал с набором цветных выстрелов. Систему оповещения через разноцветные ракеты он сам придумал, чем и гордился. Красная ракета обозначала: «Тревога, противник в прямой видимости, срочно требуется подмога». Зелёная: «Наблюдаю непонятные объекты, будьте настороже». И наконец, жёлтая: «Попал в беду, прошу о помощи, но – будьте бдительны».
Оглядел Ник лагерь – хорошо у Сизого получилось, с умом. Шесть армейских палаток в один ряд выстроились – с севера на юг. За самой южной палаткой склад под брезентовым тентом расположился – действенная защита от главенствующего здесь ветра, «южака».
С северной стороны походную армейскую кухню установили, из досок стол сколотили, пристроили рядом длинные скамейки. Рядом с кухней шест обнаружился, на нём стрелка-указатель, направленная на ближайшую сопку. На стрелке надпись: «Туалет – 500 метров». Как говорил один из незабвенных героев Сани Бушкова: «Это – нормально».
Эстонца Ник решил пока не арестовывать, только браунинг у него забрал и значок заветный, с профилем Вождя, да от рации отлучил.
– Вы, Маркус, ведите себя прилично, оно и обойдётся, – озвучил Ник своё решение. – Главное, к рации не подходите. Штатным радистом я сержанта Сизых назначаю, в качестве заслуженного повышения.
Лёха тут же захотел все точки над «и» расставить:
– Если он, морда чухонская, к рации ближе, чем на десять метров подойдёт, то я из него решето сделаю, продырявлю во всех местах интересных! Как тебе, командир, такой финал театральной постановки?
– Да фиолетово мне, – Ник отмахнулся.
– Что это – «фиолетово»? – Сизый не въехал.
– Ну, всё равно мне, понимаешь? Делай, как знаешь. Как нужным сочтёшь. Понял теперь?
– Теперь понял! – улыбнулся Лёха. – Всё равно непонятно, при чём здесь это – «фиолетово»…
Если по правде, Ник эстонца не арестовал вовсе не из-за гуманистического мировоззрения. Просто без Эйвэ было не обойтись: необходимо было плановые точки скважин, отмеченные на карте, перенести на реальную местность. Теодолит и нивелир в наличие имелись, да вот пользоваться ими Ник не умел. Потому и пришлось доброго мальчика из себя изображать, интеллигентного до мозга костей…