Чукотский вестерн
Шрифт:
Две упаковки бинта, пластырь на катушке, баночка с жёлтой жидкостью, похоже – йод, какая-то мазь.
Ник легко отделался, рана оказалась неглубокой. Йодом залил, сверху пластырем в два слоя залепил, оно и сойдёт – на первый случай.
Сизому гораздо меньше повезло. Лемминг ему прямо на колени прыгнул, попытался Лёха грызуна ладонью смахнуть, а тот ему прямо в указательный палец левой руки вцепился. Мышку-то Лёха сразу придушил, но от этого легче не стало. Зубы лемминга палец Сизого пробили насквозь, похоже, даже встретились друг с другом.
Лемминг уже давно с жизнью своей нехитрой распрощался. А как зубы ему разжать?
Больно Сизому, зубами скрипит, матерится зло, из глаз слёзы крупные катятся.
– Может, рвануть прямо за него, уродца? Как думаешь, командир? – предложил Лёха. – Может, просто обдерёт чуть-чуть палец, а?
Ник это предложение сразу отмёл:
– Не стоит торопиться. Пусть уж с этим
Палец Сизого – вместе с мёртвым леммингом – Ник бинтом замотал, йодом американским этот свёрток окропил щедро.
Снова завелись, поехали – подальше от этого мышиного кошмара.
Когда через старый лагерь проезжали, Ник заметил, как совсем недалеко тень непонятная мелькнула. В сторону отпрыгнула и спряталась – в густом куруманнике, обгоревшем местами.
Даже останавливаться не стал. Зачем? Или песец неосторожный – сдуру погулять вышел, или озабоченный евражек – отправился на плановый променад…
– Остановись-ка, начальник, – попросил неожиданно Сизый.
Выпрыгнул из машины, подошёл к кустарнику.
– Эй, голубка моя белая! – позвал негромко. – Вылезай, родная, не бойся. Это я, всего-навсего муженёк твой, молодой и нетерпеливый.
Из куруманника Айна поднялась, с ружьём в руках. Боязливо к Лёхе подошла.
– Рогачи прибежали. Я подумала – с вами беда случилась, – заговорила смущённо, словно оправдываясь. – Смотрю: нарты «пятнистых» едут по тундре. Испугалась сильно. В кустах спряталась. А это вы… – Обняла Сизого, прижалась лицом к его груди.
– Никогда не думал, что ты у меня такая пугливая, – неуверенно усмехнулся Лёха. – Вот, кстати, орлица бесстрашная, не хочешь ли на мышку взглянуть?
Размотала Айна бинт, прокушенный палец оглядела, нахмурилась:
– Очень плохо. Рыжая мышь тебя укусила. Кровь может испортиться, закипеть. Отрезать надо палец. Быстро отрезать. Лучше прямо сейчас.
– Кто же отрежет его? Где хирурга в тундре найти? – испуганно засомневался Сизый. – Может, оно и обойдётся – как-нибудь, само собой?
– Надо резать, – Айна была непреклонна. – Я – твоя жена. Я и отрежу.
– Ладно, ребята, хватит дискутировать, – вмешался Ник. – Садитесь быстро в машину, поехали. На том берегу разберёмся, в спокойной обстановке.
Айна неожиданно испугалась, залопотала взволнованно:
– Я – в эти нарты? Нет, мне нельзя. Страшно. Отец говорил – чукчи только на оленях и собаках ездят. Нельзя чукчам – на ревущих нартах. Плохо это. Беда будет.
Выбрался Ник из-за руля, затёкшую поясницу размял, присел с десяток раз, наклоны различные поделал, к Айне подошёл, заглянул в глаза.
– Ты – жена белого человека. Скоро с ним на Большую Землю уедешь. Там яранги высокие – до самого неба, машин таких – больше, чем оленей в тундре. Так что, привыкать тебе надо. А то будешь там от каждого авто шарахаться, мужа позорить.
– Я – на Большую Землю? – похоже, что эта мысль ей в голову ещё не приходила. – Правда, Лёша? Мы уедем отсюда? Ты меня с собой из тундры заберёшь?
– Конечно, заберу, – подтвердил Сизый. – Где я ещё такую найду, голубку? Там, на этой Большой Земле хвалёной, только лярвы и лахудры мне попадались, да ещё оторвы – иногда…
Осторожно, дрожа всем телом, Айна залезла в машину, на заднем сиденье устроилась, закрыла глаза, уткнулась Сизому в подмышку.
Первым делом подъехали к бочкам с бензином, втроём две бочки в прицеп загрузили, найденными досками закрепили кое-как.
Ещё раз окрестности прочесали в поисках разных полезностей. Сизому на этот раз повезло больше всех: канистру двадцатилитровую нашёл, а в ней литров семь чистого спирта плескалось.
– Теперь нам и смерть не страшна, – пошутил (пошутил?), по этому поводу Лёха. – Как только она на горизонте появится, так сразу нажрёмся в хлам и бесстрашно встретим эту симпатичную особу, даже станцуем с ней тур-другой кадрили…
Дальше Ник тихонько поехал, километров двадцать в час, не больше, пусть привыкает девчонка, успеется ещё – погонять с ветерком.
Только перед Паляваамом пришлось ускориться, чтобы через реку с разгона перескочить – все восемь рукавов, один за другим.
Брызги веером во все стороны, рёв мотора – сафари натуральное! Только, вот, промокли до последней нитки.
Ник пошёл оленей, привязанных в отдалении, успокаивать.
Айна незамедлительно к хирургической операции приступила.
Нашла на берегу реки подходящую ровную дощечку, помыла её тщательно, свой охотничий нож на булыжнике наточила, капнула на лезвие йода.
– Клади на доску палец! – тоном, не терпящим возражений, приказала. – И в глаза мне смотри! Не моргай совсем!
Лёха свой дрожащий палец, вместе с мёртвым леммингом, на доску пристроил, в глаза жене уставился.
Айна руку с зажатым ножом вверх отвела
Сизый только промычал что-то неразборчивое, задышал учащённо.
Чукчанка ему обрубок своим синим волшебным порошком присыпала, перевязала остатками американского бинта.
– И ничего страшного, – вымученно улыбнулся Лёха. – Палец-то на левой руке был, бесполезный совсем. А спусковой крючок, ясен пень, я указательным пальцем правой руки нажимаю…
Укус на плече Ника Айна обработала тем же синим порошком, повздыхала недовольно:
– Ничего тут не отрежешь. А надо бы. Закипит теперь кровь? Не закипит? Не знаю. Ждать будем…
Неожиданно стемнело, солнце зашло за горизонт.
«А ведь уже середина июля», – вспомнил Ник. – «Кончается полярный день. Надо торопиться – в сентябре тут уже зима начнётся, пурга неделями будет мести…».На заре Ник проснулся от жалобного визга. Мышиная стена вплотную подошла к Палявааму, до берега реки леммингам оставалось метров десять. На образовавшейся нейтральной полосе бестолково метались вдоль берега, из стороны в сторону, два зайца и хромой, видимо совсем уже старенький, песец. Зайцы отчаянно визжали, песец только фыркал, зайдя передними лапами в реку.
Мыши ещё приблизились, через мгновенье множество рыжих тел взвилось в воздух, острые зубы впились в тела жертв.
Зайцы почти сразу же были погребены под буро-рыжим «ковром», а песец, весь облепленный рыжими комочками, бросился в воду. Паляваам подхватил его и безжалостно понёс – к ближайшему перекату, на верную смерть.
Было видно, что лемминги ни на секунду не прекращали работать своими челюстями – уже через несколько секунд вода вокруг плывущего песца стала ярко-красной…
Ник развёл небольшой костёр, вскипятил воды в котелке, бросил в кипяток пару пригоршней брусничных листьев. Сидел у костерка, прихлёбывая маленькими глотками тундровый чай, размышлял:
«Багги и мотодельтапланы в 1938 году? Это более чем удивительно…. Но всегда же было так, что все новейшие достижения технического прогресса силовые службы подминали под себя. Использовали по-тихому, берегли как зеницу ока. Потом всплывало всё, конечно, на поверхность, или параллельные разработки достигали того же результата. Так что не стоит голову над этой несуразицей ломать, проще принять все факты как непреложную данность, да и успокоиться на этом…»
На берег, обнимаясь и отчаянно зевая, вышли молодожёны.
Лёха навёл на противоположный берег подзорную трубу, долго наблюдал за леммингами. Примерно девяносто процентов грызунов двигались вдоль берега реки вверх по течению, оставшиеся десять – вниз. Из тундры прибывали всё новые и новые мышиные легионы, на берегу Паляваам постоянно образовывались заторы, лемминги сотнями срывались в бурные воды, отчаянно пытались выплыть, но, в итоге, тонули на перекатах.
– Те, которые вниз по реке идут, – глупые. Там болото, за ним – Чаунский залив. Все утонут. Остальные – умные. От них много бед ещё будет, – объяснила Айна…Через четверо суток пропали лемминги, только одиночные особи по противоположному берегу вяло разгуливали, доедая трупы собственных соплеменников.
На рассвете Айна оленей в тундру отпустила, только одного, что поупитаннее других был, оставила. Дождалась, пока остальные олени в тундре затеряются, подошла к оставшемуся рогачу, по грустной морде успокаивающе погладила и убила – одним выстрелом в ухо. Ловко освежевала, лучшие куски мяса в два брезентовых мешка сложила.
Ник с Сизым тем временем весь скарб нехитрый заскладировали в прицеп, закрепили груз надёжно, чтобы в дороге не болтался.
Во время сборов даже поругаться друг с другом немного успели – из-за спирта, найденного в лагере.
– Нам воды надо с собой обязательно взять, – настаивал Ник. – Айна говорит, что в дороге с водой будут проблемы. Падаль там уже вовсю гниёт, вся вода заражена разной гадостью. Поэтому выплёскивай спирт, канистру помой и водой из родника наполни.
– Ты что, сдурел совсем? – возмутился Сизый. – Как это можно – спирт выливать? Да я даже представить такого себе не могу! Давай его просто разбавим водичкой? А?
– Ага, и получим – двадцать литров водки. Оно куда как отлично. Выедем в тундру и пьянку знатную устроим – чтобы небеса, мать его, вздрогнули.
– Ну да, не очень красиво получается… – Лёха в затылке почесал. – Можно только половину спирта вылить, а остаток – водой разбавить. Как такой тебе вариант, начальник?
– Отставить разговоры! – всерьёз разозлился Ник. – Сержант государственной безопасности Сизых, немедленно освободить канистру от спирта и наполнить её водой! Это приказ! Выполнять без разговоров!
Негромко ругаясь сквозь стиснутые зубы, Лёха наполнил спиртом флягу, что от Эйвэ осталась, всё остальное вылил прямо в Паляваам и наполнил канистру родниковой водой.
В конце концов, расселись все по своим местам, согласно походному распорядку.