Чукотский вестерн
Шрифт:
До вершины сопки километра два было, может, немногим больше.
Высоко в небе, прямо над его головой, кружил, абсолютно не шевеля крыльями, полярный кречет. Километрах в трёх на ребре, образованном пересечением конуса и параболы, обнаружилось маленькое светло-коричневое пятнышко. Похоже, молодой медведь вышел на променад. Знакомый мишка – когда буровая не шумела-тарахтела, он постоянно около лагеря отирался. Айна к нему совсем близко подходила, разговаривала с ним, чуть ли не с руки оленьими кишками и прочими субпродуктами кормила. Обещала через две недели сделать совсем ручным.
А это что ещё впереди, как раз там, где и ожидал? Показалось или…
Пожалуй, что – или…
Кустик лохматый со стороны вершины сопки следовал по дну лощины.
Неторопливо так передвигался – со скоростью очень пожилого пешехода.
«Качественный камуфляж, – оценил противника Ник. – Только вот чего это ты, братец, пешком передвигаешься? Я бы на твоём месте сломя голову улепётывал. Самоуверенность? Да ладно, не верю! После потери шестерых бойцов от этой самоуверенности и следочка крохотного не должно было остаться. Тогда что?»
Когда до «кустика» метров триста оставалось, стала ясна и причина такой неторопливости. Закамуфлированный противник волок на плече тяжёлый армейский миномёт, а за спиной, судя по всему, размещался ещё и неслабый рюкзак с боеприпасами. Конечно, с таким грузом не разбежишься.
«Что ж это он миномёт с оставшимися минами на вершине не бросил? Да и камуфляж этот тоже – лишние семь-восемь килограммов, – удивился про себя Ник. – Налегке давно бы уже ушёл, не рискуя понапрасну. Жадность? Рачительность? Просто – тупое выполнение приказов и инструкций? Как бы то ни было, попался ты, голубчик дорогой! Может, обнаглеть, попробовать живым взять? Да и допросить, как Эйвэ учил, с жёстким пристрастием?»
Решил не рисковать, ну его, жадность – вещь коварная. Вот самого этого миномётчика хозяйственного взять, к примеру, – давно уже в безопасности мог бы быть, сигаретки душистые покуривая под коньяк ароматный. Так нет же, не бросил ценную поклажу, не иначе – жаба задушила. Пожинай теперь плоды своей скупости…
Занял Ник стрелковую
До «кустика» метров двести полноценных оставалось.
«Ну, ещё сорок-пятьдесят пусть пройдёт, – решил Ник, – и достаточно».
Неожиданно из-за облаков выглянуло солнышко. И тут же, словно что-то заметив или просто почувствовав, «кустик» мгновенно упал на землю и затерялся среди множества настоящих кустов. Да и в небольшой ямке запросто мог укрыться, которых в тундре предостаточно.
В чём дело, что случилось?
Ах ты, чёрт! Это же значок с профилем товарища Сталина, начищенный до зеркального блеска, злую шутку отколол. Отразился от его поверхности лучик солнца, пробежался по зарослям голубики, по куруманнику, по болотистым зеленоватым лужам, заметался из стороны в сторону, не зная, куда дальше направиться, да и ослепил «кустик» на мгновенье.
Нашёл, понимаешь, «кустик». Под тем камуфляжем, наверняка, вояка опытный затаился, прожженный, виды видавший.
Теперь непонятно, кто за кем охотится. Кто же теперь – охотник грозный? Кто – потенциальная добыча?
Похоже, сам себя Ник в ловушку загнал. Теперь шевельнёшься неосторожно – ветки кустарника дрогнут, через секунду-другую пуля и прилетит, а то и парочка.
Как назло ветер стих, ни дуновения малейшего.
Задница получилась, полная такая задница, даже жирная местами.
Понятное дело, что и противник находится в такой же ситуации. Но от этого не легче.
Самый разгар полярного дня, поэтому теперь и не разойтись краями, никак не разойтись. Это если в другом географическом поясе находиться, то чего проще: как стемнело, так и расползлись в разные стороны.
А здесь так долго можно лежать – друг напротив друга, – несколько суток, а можно и дольше – до самого морковкиного заговенья.
Да, есть о чем подумать.
Только думать надо очень аккуратно, взглядом все кочки и кустики обшаривая, палец со спускового крючка не снимая.
Чуть зазеваешься, и всё, кранты деревушке задрипанной.
«Что мы имеем? – рассуждал про себя Ник. – Имеем винчестер, три запасные обоймы к нему, две гранаты, нож охотничий и ракетницу с тремя разноцветными патронами: красный, зелёный, жёлтый. Если сигнальную ракету запускать, то только жёлтую: «Попал в беду, прошу о помощи, но будьте бдительны». Красную нельзя, так можно и своих под выстрелы подставить: ломанутся безоглядно на помощь, тут-то «кустик» многих и положит – без зазрения совести. А зелёная, она позже пригодится, на втором этапе. При этом ещё надо, во-первых, чтобы эту ракету жёлтую из лагеря засекли. Во-вторых, необходимо, чтобы Лёха там был. Только он знает, куда и зачем я отправился. А если его там не будет? Если его, не дай бог, ранили? Или, тьфу-тьфу, убили? С другой стороны, сам запуск этой ракеты сопряжён с нешуточной опасностью: дымовой след тут же противнику укажет, откуда ракету запустили. На таком расстоянии это с самоубийством граничит, тут же «кустик» в то место всю обойму выпустит, в гости не ходи. Хотя этими выстрелами он и своё месторасположение чётко обозначит. Такие вот пироги – взаимоопасные. Русская рулетка, если точным быть. А если попробовать немного схитрить, совсем чуть-чуть?..»
Разорвал Ник свой носовой платок на тоненькие лоскутья, в одну «верёвочку» связал, не переставая при этом внимательно наблюдать за окрестностями.
Нет, коротковато будет, метра два всего.
Осторожно, не торопясь, стараясь не делать резких движений, ухитрился распороть на отдельные полосы всю свою гимнастёрку – не снимая, прямо на теле. Значок со Сталиным в карман штанов запихал.
В конечном итоге, вполне приличный шнур получился – метров двенадцать в длину.
Теперь можно и попробовать.
Ракетницу надёжно закрепил в корнях карликовой берёзы, зарядил жёлтым патроном.
Конец своей «верёвочки» к спусковому курку ракетницы привязал, отполз вдоль кустов голубики на всю длину шнура, за камушком затаился.
Ну, поехали, благословясь!
Дернул сильно за «верёвочку», громкий хлопок, жёлтая ракета, оставляя за собой чёткий дымовой след, взметнулась вверх.
Ничего не случилось, совсем ничего!
Почему же он не стреляет? Может, и нет там его, отполз в сторону, а Ник и не заметил?
Минут двадцать Ник выжидал, напряжённо всматриваясь вдаль через тесно переплетенные ветки голубики. Ни малейших признаков движения.
Решил подобраться к ракетнице, перезарядить её. Уже начал ползти, да что-то остановило его в последний момент, вернулся назад.
А ещё секунд через пять и выстрелы загремели, пули защёлкали совсем рядом, одна из них, судя по звуку, попала прямо в ракетницу. Очевидно, невидимый противник стрелял сразу из двух стволов, похоже, из двух специальных дальнобойных пистолетов, стараясь максимально плотно накрыть место запуска сигнальной ракеты. Огонь был настолько частым и беглым, что об ответных выстрелах можно было даже не помышлять, оставалось только лежать лицом вниз, вжавшись в землю, и слушать весёлые песенки пуль, пролетающих в непосредственной близости. Выстрелов двадцать, если не больше, прозвучало.
Почему же «кустик» сразу не стрелял, зачем двадцать минут выжидал? Ответ сам собой напрашивался: потому что опытный, битый, с потрясающей выдержкой. Заметил всё-таки, как кусты шевельнулись, когда Ник к ракетнице решил подползти.
Хорошо ещё, что вовремя остановился, прислушавшись к смутным сомнениям.
«Мы тоже не лыком шиты», – усмехнулся Ник.
Как только отгремели выстрелы, он тут же переместился к ракетнице и зарядил её зелёным патроном – риск был минимальным, противнику тоже надо оружие перезаряжать. Слава Богу, меткий выстрел только ручку ракетницы расколол, не повредив главного механизма.
Обратно за камушек отполз, кончик «верёвочки» в руках сжимая.
Теперь оставалось только одно – ждать и, конечно, бдить неустанно.Через два часа на вершине сопки показались тёмные фигурки, одна – чуть повыше прочих. Понятно, это свои прибыли с Сизым во главе – жив, курилка! Молодцы, заметили всё же желтую ракету. Уже веселее…
Дернул Ник за шнур, взлетела вверх зелёная ракета: «Наблюдаю непонятные объекты, будьте настороже».
Будем надеяться, что Лёха поймёт, в чём дело. А если и не поймёт, то засечёт, где Ник прячется.
Тем более что в этот раз у «кустика» нервы сдали: тут же открыл ураганную беспорядочную стрельбу. А может, просто не заметил, что на вершине сопки появились люди. Всё вперёд глядел, Ника высматривал. На этот раз противник и стрелял уже не так кучно, две пули даже в камень попали, за которым Ник укрывался, – сомневается, наверное, нервничает.
Теперь и его месторасположение Сизый засёк, пусть теперь думает, что дальше делать.
Одно смущало: у «кустика» миномёт был. Нику он на маленьком расстоянии не страшен, а вот вершина сопки располагалась на удобном удалении для прицельного миномётного огня, как бы не случилось чего – совсем уж паскудного.
Ник с удвоенным вниманием осматривал все подозрительные кочки и кусты и был готов стрелять в любой момент, уже не думая о собственной безопасности.
Возможно, Сизому те же мысли в голову пришли: на вершине тёмных точек больше не наблюдалось, то ли отошли, то ли просто-напросто залегли, спрятались от греха.
Вдали прогремел гром. Ник оглянулся назад: со стороны моря грозно надвигались чёрные тучи, сверкали редкие молнии.
Стало понятным, почему «кустик» вёл себя относительно спокойно, не дёргался. Когда начнётся настоящая гроза с ливнем, а, судя по цвету туч, надвигалась настоящая буря, улизнуть, раствориться, исчезнуть бесследно – оно куда как проще будет.
Ладно, ещё есть время, подождём, тоже проявим выдержку железобетонную.
А когда сильный дождь начнётся, то можно будет попробовать и вперёд продвинуться, навстречу противнику, – это называется «встречный бой». Вот тогда и гранаты пригодятся.
Прошёл час. Тучи надвигались достаточно медленно, но неотвратимо, ещё минут сорок и начнётся светопреставление, с последствиями непредсказуемыми…
Справа донёсся едва слышный знакомый свист. Ник повернул голову, так и есть: под прикрытием оборвавшегося когда-то горного склона, чьим нынешним продолжением являлся плотный ряд кустов голубики, стоял Лёха Сизый, а за ним ещё трое – Эйвэ и два рядовых бойца.
Сизый сделал рукой условный знак: мол, приготовься, полная концентрация, не расслабляйся…
Знать бы ещё, к чему приготовиться, совсем было бы хорошо…
Дальше последовал настоящий цирковой номер. Лёха отошёл далеко назад, начал разбег. В этот же момент Эйвэ высунул из-за скалы ствол винчестера и открыл огонь – в направлении спрятавшегося «кустика». Явно мимо, но, безусловно, с определённым психологическим эффектом. Старая такая шутка, с бородой, всем известная, но – действенная.
«Смотри-ка ты, Сизый-то крепко эстонцу поверил, даже оружие дал. Не боится, что тот ему в спину шмальнёт», – успел отметить Ник.
И сам тут же последовал примеру Эйвэ, причём его выстрелы были гораздо опаснее для противника.
Лёха под прикрытием этого «заградительного огня» стрелой пролетел вдоль зарослей голубики, ловко выполнил завершающий кувырок и растянулся рядом с Ником.
Эйвэ же продолжал лупить в белый свет обойму за обоймой, принимая от солдат сменные винчестеры.
Скоро «кустику» это надоело, и он метким одиночным выстрелом выбил из рук Эйвэ винчестер. Было видно, как эстонец за скалой сидит на корточках, зажав ушибленную руку между коленей. Лёха громко свистнул – на всю тундру, причём так, что определить место, откуда свистнули, было невозможно, создавалось впечатление, что этот звук пришёл напрямую из чёрных туч. Это он Эйвэ знак подал – о временном прекращении стрельбы.
– Доложи, что там. Только коротко, – шёпотом попросил Ник.
– В лагере двое убитых и пятеро раненых. Оленей у нас больше нет, – так же тихо начал перечислять Сизый, на удивление коротко и ёмко. – Половину убило, остальные с осколочными ранениями по тундре разбежались. Станку буровому полная хана: один двигатель сгорел, колонковую трубу прямо в шпинделе согнуло и заклинило, с гидравликой проблемы – шланг главный перерубило, всё масло из системы вытекло. Рацию на клочки мелкие по тундре разметало. Остальное – мелочи. Хорошо ещё, что ни одна мина в склад не попала, а то рванули бы бочки с бензином – до небес….
– А что с постами на сопках?
Лёха глаза в сторону отвёл.
– Всех четверых гады порешили. Стрелами из лука железного. Эйвэ говорит, что такая штука называется «арбалет». В хитрые костюмы, подставщики, вырядились: сплошные ленточки цветные, лоскутки разноцветные, сразу в тундре и не заметишь. Подползли незаметно, и метров с трёхсот из этих арбалетов поснимали часовых. Те, наверное, и не поняли ничего. На своей сопке я миномёт нашёл, мин с пяток, костюмчик этот лоскутный, арбалет со стрелами. А самого «пятнистого» так и не догнал, извини уж, командир.
– А Айна где? Ничего с ней не случилось?
Вот здесь Лёха заулыбался – весело, широко, насмешливо.
– Она за медведем пошла, – сообщил подчёркнуто равнодушно.
– За каким медведем? – опешил Ник. – Зачем ей медведь сдался?
– Ну, командир, ты даёшь, – притворно удивился Лёха, рисуясь откровенно и беззастенчиво. – Охотиться будем. На этого твоего «пятнистого». Пока буря не началась, а то смоется ещё. Знаешь ведь, что такое псовая охота? Это когда собаки дичь прямо на охотников гонят, а те на своих номерах ждут, караулят. Вот, и мы сейчас в эту игру поиграем. Мы – охотники, а медведь свору собачью заменит, на нас «пятнистого» погонит. Медвежья охота такая…. Как тебе, командир?
– Хватит языком молоть, – устало поморщился Ник. – Толком объясни, если не трудно.
Лёха возбуждённо свой седой ёжик взъерошил.
– Это Айна придумала. Понимаешь, когда я на вершине сопки тот костюмчик стрёмный нашёл, то брать его с собой не стал – тяжёлый он очень. Только кусочек от него небольшой отрезал, чтобы тебе потом показать. Айна понюхала его, кусочек то есть, и говорит, мол, запах от него очень сильный, приметный. А потом и всё остальное сообразила, она у меня такая! Сейчас Айна медведя на вершину сопки отведёт, даст понюхать эти ленточки-лоскутки и попросит его что-нибудь похожее отыскать. Мишка «пятнистого» вспугнёт, тут уже мы в дело впишемся, повяжем родимого, если повезёт. Или пристрелим заразу, на худой конец.
– Лёха, ты что, совсем дурак? – разозлился Ник – Сколько тебе лет? Четырнадцать, пятнадцать? Вон весь уже седой, а туда же! Всё наивного простачка из себя строишь…. Где ты слышал, чтобы дикого медведя можно было о чём-то попросить? Где, когда? И на незнакомые посторонние запахи медведям наплевать. Осторожные они очень, для них незнакомый запах – сигнал опасности. А чтобы мишка по следу шёл, прямо как лайка породистая, так это вообще – сказка натуральная, охотничья байка барона Мюнхгаузена. Может, уже пора всё же за ум взяться?
– Не понял, – напрягся Сизый. – Ты это намекаешь, что Айна мне всё наврала? Развела коварно, как последнего лоха малолетнего? А годков мне – сорок уже стукнуло, – обиделся напоследок.
– Наврала, не наврала… Может, и не врала, просто всей правды не сказала. Или говорила, а ты что-то не так понял. Женщины, они такие, неоднозначные – почти всегда…
Сизый усиленно морщил лоб, пытаясь переварить полученную информацию.
– То есть получается так, что Айне серьёзная опасность может угрожать? – прозрел запоздало. Даже попытался на ноги вскочить и тут же рвануть на помощь своей симпатии. Насилу Ник его удержал, на плечи навалился:
– Пристрелят ведь идиота. Раньше надо было думать. Сейчас поздно уже, представление начинается….На вершине сопки появились две фигурки: одна – совсем крошечная, тёмная, другая – светло-коричневая, заметно превосходящая первую по размеру.
Фигурки хаотично перемещались по вершине, вот замерли возле начала обрывистого склона, почти слившись друг с другом в единое целое.
Вот, уже только светло-коричневая точка видна, тёмная же вовсе пропала.
На Сизого страшно было смотреть: лицо побелело – до синевы покойницкой, на лбу выступили мелкие капельки пота, губы предательски задрожали.
Вдруг тишину ущелья прорезал громкий крик…
Нет, не так.
Вдруг, заглушая громовые раскаты, раздался, такое впечатление – слышимый даже в Магадане, невероятный по громкости вопль, полный ужаса, боли, страданий и всеобъемлющего страха…
Потом, по прошествии некоторого времени, Ник не переставал удивляться: как это Сизого тогда инфаркт не хватил? Или инсульт какой?
Знатный такой был вопль, куда там всяким американским ужастикам.
А уже через мгновение светло-коричневая фигурка понеслась (закувыркалась, покатилась, запрыгала, замелькала), вниз по склону с неимоверной скоростью.
Хорошие бегуны стометровку секунд за одиннадцать пробегают.
Так вот, мишка этот раза в два быстрее летел по прямой. Летел и орал (визжал, вопил, надрывался, оглашал окрестности), благим матом.
Неожиданно всё это произошло, внезапно, Ник даже опешить не успел.
И двух минут не прошло, а медведь уже рядом, совсем близко от предполагаемого схрона противника.
«Кустик», похоже, тоже несказанно удивился происходящему. Но головы не потерял, в панику не ударился, не побежал бестолково, до последнего момента выжидал, надеялся, что беду мимо пронесёт.
Только когда до медведя (до урагана тропического в медвежьем обличье) метров двадцать оставалось, вскочил на ноги и открыл огонь из двух пистолетов.
Если даже и попал, то мишка этого не заметил, пронёсся, не останавливаясь, прямо по «пятнистому», в доли секунды сбив того с ног.
– В сторону сдёргивай! – истошно завопил Лёха.
Еле отпрыгнуть в стороны друг от друга успели, медведь между ними вихрем пронёсся – куда там скорому поезду курьерскому, отдыхает – тихоход.
На Ника только гнилью немного пахнуло, обернулся – а крохотное светло-коричневое пятно вдали уже мелькает.
Переглянулись с Лёхой и перебежками короткими – от кочки к кочке – рванули к «кустику».
Напрасно опасались на встречную пулю нарваться, клиент, что называется, качественно дозрел, по-настоящему.
«Пятнистый» был без сознания, одна рука откинута в сторону – ломаной безжизненной линией, камуфляж спереди в клочья разорван, на безволосой груди видны глубокие следы от медвежьих когтей, крови кругом – озеро небольшое.
Сизый свою гимнастёрку на «бинты» изорвал. Прежде чем раненого перевязать, щедро тому на грудь пописал.
– Это чтобы раны не загноились, – без тени смущения объяснил. – Когти-то у медведя грязные. А это вообще – след от задней лапы. Тут дезинфекция просто необходима. Дорогая нам добыча досталась, жалко будет, если заражение крови начнётся. Небось, его Москва сразу к себе затребует. Помрёт, мерзавец, по дороге, а нам отвечай потом по всей строгости…
Минут за десять оказали «пятнистому» первую медицинскую помощь: грудь тщательно перевязали, руку, в нескольких местах поломанную, пристроили в лубок из ивовых корней.
Пленному где-то под пятьдесят было, крепкий ещё мужичок, лицо волевое, мужественное – вылитый Брюс Уиллис, герой, спасающий мир.
Ник из ближайшей тундровой лужи принёс в пилотке воды, на лицо «пятнистому» побрызгал, по щекам его, родимого, похлопал.
Застонал герой, мир спасающий, открыл глаза, мутным взглядом огляделся вокруг, в сторону кровавой слюной сплюнул, усмехнулся вымученно:
– Ваша взял. Плёхо. Кто из вас есть Иванофф?
Ник руку вверх поднял, как примерный школьник.
– Вот ви какой, – пробулькал кровью «Уиллис». – Хотел с вами много говорить. Не получится. Плёхо.
– Да ладно тебе, братан, – Сизый решил гуманизм и милосердие проявить. – Успеем мы ещё с тобой набазариться. Даже надоедим потом друг другу. Сейчас мы тебя, дорогой ты наш, возьмем под белы рученьки, пока дождь не начался, до лагеря дотащим. Там подлечим, спиртика дадим хлебнуть. Оклемаешься обязательно, Москву ещё увидишь, по Кремлю походишь…«Пятнистый» ещё раз взглянул на Ника – печально и загадочно, словно что-то важное хотел сказать на прощание, – и вцепился зубами в воротник своей куртки.
Раздался треск раздавленного стекла, голова «Брюса» откинулась в сторону, глаза широко распахнулись, затуманились, подёрнулись молочной плёнкой…
– Что это было? – искренне удивился Лёха. – Он что же – умер?
– Что было, что было, – в сердцах передразнил друга Ник. – Цианистый калий это был. Пора бы тебе, сорокалетний ты наш, образованием своим заняться, Агату Кристи почитать, других умных людей.
Обшарил Ник карманы покойника, ничего путного не нашёл, только вот женскую фотографию одну. Красивая такая девчонка – вылитая Джулия Робертс, даже посимпатичней…Тем временем и Эйвэ с солдатами подтянулись из-за скалы, не намного тучи чёрные обогнав.
– Вот, чёрт побери! – расстроился эстонец. – Я уж думал, что живьём этого зарубежного врага народа взяли. Думал – допросим, он назовёт имя настоящего предателя. С меня, наконец, все подозрения снимут. Не повезло опять…
По крутому склону вверх пошли, скорым шагом. Через тридцать минут вышли на вершину сопки. Там их Айна дожидалась.
Не просто дожидалась, а, времени не теряя, уже двух погибших часовых похоронить успела. Уложила тела в естественной природной выемке, крупными камнями завалила – чтобы мелкие грызуны косточки не смогли растащить, – в изголовья могил воткнула крестики из берёзовых веточек.
Лёха к ней подошёл, покашлял нерешительно, крепко за руку взял.
– Послушай, душа моя, это что же такое получается, а? Ты меня обманула?
– О чём это ты, Лёша? – Айна сделала круглые глаза.
«Ого, уже «Лёша», – отметил Ник. – Сизого так, небось, только мама и называла – в далёком счастливом детстве».
– Как – о чем? – сразу закипел Лёха. – Сама говорила, что попросишь медведя, он по запаху и найдёт «пятнистого». А что на самом деле было? Почему это мишка нёсся по тундре сломя голову, как зэк из изолятора, не дожидаясь, когда вышак в исполнение приведут? Почему орал, как будто ему в задницу напильник вставили?
– Не знаю, что это – «напильник», – невозмутимо ответила Айна. – Я медведю в зад острогу вставила. Ту, которой мы рыбу били. Только наконечник смазала. Желчью из евражка. Она едкая. Очень сильно щиплется. Только так медведя можно попросить – чтобы бежал быстро. А та тряпка сильно чужим пахла. Я её перед склоном положила. Перед обрывом. На тряпку – печень оленя, очень много. Самую свежую печень. Медведь её очень любит. А тут запах чужой, сильный. Медведь думает, что чужой близко ходит. Может печень отнять. Очень торопится, ничего вокруг не видит. Он печень ел, Айна сзади подошла. Острогу воткнула. Больно ему. Желчь евражка ещё сильно щиплет. Он и побежал быстро. Острогу с собой унёс. Жалко. Хорошая была острога, удачная….
Смеялись все – бесшабашно, до слёз, позабыв на время о потерях и грядущих проблемах. Эйвэ даже по земле валялся, по булыжникам перекатываясь, совершенно не вспоминая о том, что он – невозмутимый эстонец, несправедливо подозреваемый в гнусном предательстве и носящий по этой причине маску вечной вселенской скорби…
Один Сизый не смеялся, застыв одиноким столбом, словно его по голове пыльным мешком шандарахнули из-за угла…Гигантская молния, уродливо изогнутая в десяти местах, ударила в вершину соседней сопки. Как раз в то место, где совсем недавно Ник с Сизым принимали свои воздушные очистительные ванны. Громовой раскат, прилетевший через несколько секунд, больно ударил по ушам, заставив присесть на корточки.
Резко стемнело.
С той стороны, куда удрал несчастный медведь, послышался угрожающий гул.
Нику стало по-настоящему неуютно: прямо на них, неумолимо, как беспощадный рок, надвигалась жёлто-стальная стена дождя.
Настоящая стена – монолитная, равнодушная, страшная…