Чукотский вестерн
Шрифт:
Комендант, упитанный мужчина средних лет, по глазам видно – страшный склочник и зануда, записку Курчавого прочёл внимательно, забурчал недовольно:
– И баню для них освободи, и бельё чистое выдай, и в помещение отдельное вместе с гладкими кралями посели, совсем уж совесть всякую потеряли, разбаловались. Надо в Магадан сигнал послать, компетентным товарищам. Обязательно пошлю, пусть разберутся…
Ник, только на одно мгновение опередив Лёху, толстяка пальцами за кадык взял, прижал к стене, дождался, пока комендант начнёт уже по-настоящему задыхаться и хрипеть, попросил ласково:
– Не надо больше мою невесту кралей называть, будь так ласков. А то ведь и умереть безвременно можно, хорони потом тебя, трать народные деньги. В обычный гроб ты, поросёнок жирный, не поместишься, придётся на заказ изготовлять. А это расходы, опять же. Ну, не будешь больше? Ещё головой помотай, помотай, чтобы я тебе до конца поверил…. Ну, молодца! Как думаешь, друг мой Сизый, поверить ему? Ладно, поверим на первый раз.
Лёха с удивлением и сожалением посмотрел на Ника, скорчил нейтральную рожу – явно роль крутого боевика на себя примерял, а тут опередил его командир, не дал проявить себя во всей красе.
Через пять минут комендант в себя пришёл, выдал чистое бельё, новую форму, три веника, подобострастно кланяясь, объяснил,
– Вы, уважаемый, вот что зарубите у себя на носу, – голосом Сталина посоветовал коменданту Банкин, ногтем указательного пальца постукивая по своему значку с профилем Вождя. – На нас в Магадан жаловаться бесполезно. И в Свердловск бессмысленно, в Ленинград – также. Вы, уважаемый, если надумаете, сразу в Москву пишите, Самому. Понятно, дорогой товарищ? Ещё вот – озаботьтесь пару лодок под моторами вверх по Анадырю выслать, на встречу отряда сержанта Никоненко. Действуйте, дорогой товарищ, действуйте…
Вручили девчонкам ключи от начальственных апартаментов, денег из остатков «полковой казны» выделили – для организации праздничных столов – да и отправились в баню, зажав под мышками выданные завхозом веники.
Долго парились, рьяно, словно бы выбивая упругими вениками из тел малейшие воспоминания о неказистых походных буднях.
– Тут дело простое, надо до «пятнистого» состояния допариться, – важно поучал Сизый во время короткого отдыха между заходами в парную. – Для тех фраеров, кто не в курсе: на Чукотке париться прекращают только тогда, когда всё тело малиновым становится и равномерно, при этом, покрывается мелкими белыми пятнами. В этот момент кожа уже перестаёт температуру воспринимать: становишься под воду ледяную или, наоборот, под кипяток крутой, чувствуешь, что вода по телу течёт, а вот какая она – горячая или холодная, – не можешь разобрать. Вот тогда всё, париться прекращаем, начинаем мыться со всем усердием, особенно когда непреодолимая встреча с женским телом намечается…
К общежитию уже в темноте подошли.
– Ну что, друг Гешка, – подмигнул Нику Сизый. – Расходятся теперь наши пути-дорожки. Ты уж не обижайся, но у нас с командиром важные дела наметились. Ты уж извини. Завидуешь, небось, дурилка картонная?
– Ещё чего не хватало, – откликнулся Банкин. – С философской точки зрения, зависть – совершенно глупое и бесполезное чувство. Жизнь, как каждому ребёнку известно, коротка и полна скорбей. Поэтому тратить отведённый тебе жизненный ресурс на зависть – непозволительная роскошь. Я в библиотеку пойду. Мне банщик сказал, что здесь библиотека весьма неплохая. Даже Омар Хайям имеется! Так что кто сегодня время с большей пользой проведёт – вопрос очень даже спорный…У заветного домика распрощались с Сизым, друг другу пожелав всего хорошего.
Дом был двухквартирным, но вход в каждую из них располагался с противоположных торцов, видимо учитывалось пожелание высоких гостей.
Ник приготовился культурно постучаться, но не успел – дверь тут же широко распахнулась ему навстречу.
В свете тусклой лампочки Нику улыбнулась девушка его мечты, та, что снилась ему ночами на всём протяжении долгого и нестерпимо гнусного переходного возраста, та, о которой грезил всю свою жизнь, начиная с момента рождения…
Зина была в какой-то умопомрачительной голубой блузке и серой приталённой юбке, едва закрывающей не менее умопомрачительные колени.
– Заходи, Никит, – пригласила девушка, скромно отводя глаза в сторону. – Я здесь макароны по-флотски приготовила. Фарш, правда, из оленины, но всё равно вкусно получилось…Где-то через час Ник сделал первое приятное открытие: то стройное бедро, о каком он так грезил в этом долбанном Певеке, действительно, девственным оказалось.
Что просто отлично, с какой точки зрения ни посмотри.
А уже под утро и второе открытие, не менее приятное, не заставило себя долго ждать: те женщины, которых он познал в своём прошедшем будущем , даже все вместе, общим чёхом, и в подмётки не годились этой одной, случайно встреченной здесь, в неуютном 1938 году. По всем параметрам и сравнительным показателям – не годились! Даже близко их не лежало! Даже вспоминать о них стыдно!
В домике обнаружилось некое подобие камина, вязанка дров отыскалась в чулане. Ник разжёг в камине огонь и, неотрывно глядя на Зину, уснувшую в кресле-качалке – почти нагую, прикрытую только небрежно наброшенным старым коротким пледом, – торопливо записал на мятом листе бумаги:Две Души на белом свете,
Больше никого.
Жёлтый месяц ярко светит.
И вокруг светло.
Две Души на свете белом,
Сколько не зови, —
Эхо лишь рисует мелом
На воде круги.
Нет ни серебра, ни злата.
Нет других планет.
Нет ни бедных, ни богатых,
Нищих тоже нет.
Да и женщин нет в помине.
Только вот – одна.
Тихо дремлет у камина,
Нежности полна.
Две Души на белом свете,
Больше никого.
Да ещё бродяга-ветер,
Что стучит в стекло.
Сволочь-ветер действительно буйствовал на улице, настойчиво стучался в стекло, угрожал, грозился сорвать с крыши остатки старого рубероида и донести в Магадан о грубом попрании общественных устоев…
Следующее открытие состоялось уже в обеденное время и получило продолжение ближе к вечеру. Не совсем открытие, скорее уж очередная загадка, но такая важная, «ключевая». Разгадай её, а дальше всё остальное само по себе разрешится. Ниточка такая хитрая: дёрни за неё умело, весь сложный узел и распутается.
Сидели в портовой столовке, лакомились местным деликатесом – флотским борщом, заправленным маринованной свёклой и жирной свиной тушёнкой.
Зина, до этого всё утро беззаботно щебетавшая, словно полевая птичка солнечным тихим утром, вдруг помрачнела, нахмурилась, как будто вспомнила что-то неприятное.
– Знаешь, Никит, мне с тобой посоветоваться надо, – прошептала негромко и испуганно оглянулась по сторонам – не подслушивает ли кто. – Тут один странный случай произошёл. Хотела я всё Петру Петровичу рассказать. Да больно он строгий, ещё рассердится, кричать начнёт.
– Так рассказывай, – весело подмигнул девушке Ник. – На меня можешь положиться. Я буду нем как рыба да и кричать на тебя не буду. Никогда не буду, – добавил уже абсолютно серьёзно.
– По воскресеньям я с пятнадцати ноль-ноль заступаю на дежурство: эфир слушаю на определённых волнах, вдруг кто-то из наших выйдет на связь в неурочное время. Такое очень редко, но случается. Так вот, три недели назад заступила я на дежурство и случайно заметила, что под столом лежит листок бумаги, наверное, обронил кто-то из девчонок. Нагнулась, достала этот листок, а там длинный код записан и указан волновой диапазон. Надо было сразу порвать эту
Ник отнёсся к услышанному более чем серьёзно, но перед Зиной решил беззаботность проявить. Зачем напрягать девчонку своими заботами?
– Не бери в голову, Зин, – лёгкомысленно махнул рукой. – Сводки погоды обычные, мореманы зарубежные предупреждают друг друга о штормах всяких. Ерунда, не стоит Петра Петровича беспокоить по таким пустякам, у него важных дел – выше крыши. А мы с Банкиным к тебе к пяти подойдём. Гешка у нас английским в совершенстве владеет, перетолмачит всё в один момент.
Банкина Ник обнаружил в библиотеке. Сидел Гешка, обложившись по самые уши трактатами философскими, в толстую тетрадь простым карандашом выписки делал – конспект вёл. Так был увлечён этим своим занятием, что и уходить никуда не хотел, права начал качать:
– Сегодня же воскресенье. Могу я в законный выходной развеяться немного? Моё свободное время, как хочу, так и трачу…
Пришлось напомнить Банкину, что у бойцов невидимого фронта выходных не бывает. И вообще, устроить образцово-показательную выволочку, чтобы жизнь малиной не казалась.
В шестнадцать пятьдесят девять Гешка в радиорубке наушники надел, прослушал двухминутный разговор иностранных ребят, несколько пометок сделал в своей тетради.
Как и было заранее договорено, сняв наушники, скорчил дурашливую рожицу:
– Да ерунда полная. Старший смены на каком-то прииске перед начальством отчитывается.
Второй разговор в эфире, уже в восемнадцать ноль-ноль, дольше длился. Минут пять Гешка внимательно слушал, хмурился, в тетради что-то записывал активно.
Снял наушники, послал Нику многозначительный взгляд, а Зину успокоил:
– Промысловые шхуны между собой морскую акваторию делят. Ругаются, спорят, кому и где моржей бить, чтобы не мешать друг другу.
– Ладно, Зин, мы побежали, – заторопился Ник. – Не будем тебе мешать. Ну, до встречи!
– Не ложись без меня спать! Дождись обязательно! – на прощанье помахала ему рукой заметно повеселевшая Зинаида.– Давай, рассказывай. Только очень подробно, ничего не упуская, – велел Ник, когда они отошли от радиорубки на приличное расстояние.
Гешка доложил ёмко и доходчиво:
– Первый разговор совсем короткий. Говорили начальник с подчинённым. Причём у начальника присутствовал явно выраженный славянский акцент, а подчинённый – природный англосакс. Вот, такой разговор состоялся:– Старый вызывает базу, ответьте.
– Добрый вечер, Старый. База слушает.
– Как дела?
– По добыче в графике идём. По вывозу немного отстаём. Одна птичка захворала. Чиним.
– Сколько времени займёт починка?
– Двое суток. Потом наверстаем.
– Хорошо. Ещё одно дело. Пошли двух людей на старое шаманское кладбище.
– Задание?
– Уничтожать всех, кто там будет ошиваться. Как понял?
– Понял. Уничтожать всех.
– Молодец. Конец связи. Роджер.
Ник задумчиво почесал в затылке:
– Птичка, говоришь, захворала? Шаманское кладбище? Явно, наш случай! Ладно, давай по второму разговору.
Банкин зашелестел страницами своей тетради:
– По второму примерно так: тот, что со славянским акцентом, уже в качестве подчинённого выступал, а начальник – несомненный американец. Голос у него такой очень приметный, властный. Вот, дословный перевод разговора:
– Старый вызывает Большого Джона, ответьте.
– Здесь Большой Джон. Как дела?
– По добыче в графике идём. По вывозу немного отстаём. Одна птичка захворала. Чиним.
– Сколько времени займёт починка?
– Двое суток. Потом наверстаем.
– В остальном как?
– Есть сложности. Необходима ваша помощь.
– Подробнее?
– Странник всё знает. Необходимо хирургическое вмешательство.
– Других вариантов нет?
– Повторяю: Страннику всё известно. Он очень умён и хитёр. Рисковать нельзя. Слишком много поставлено на карту. Повторяю: требуется срочное хирургическое вмешательство.
– Чем можем вам помочь?
– Необходим ныряльщик.
– Когда, где?
– Желательно послезавтра. Километров сто севернее Анадыря. Промысловая шхуна «Ка». Повторяю: промысловая шхуна «Ка».
– Понял. Что ещё?
– Ухожу из города. Контракт продлевать не буду. Рацию с собой взять не могу. Дайте команду Торговке, чтобы разрешила своей пользоваться, на крайний случай.
– Хорошо, команду дадим. Советую подумать о продлении контракта. Хотя – ваше право. Конец связи. Роджер…
Ник достал из мятой пачки беломорину, прикурил, основательно задумался.
«Странник», без всякого сомнения, это он и есть. Приятно, когда тебя считают умным, хитрым и опасным. А, вот, что убить тебя хотят, это уже куда как менее приятно.
И что это ещё за «ныряльщик» такой? И при чём здесь эта загадочная шхуна «Ка»?
Плюнул, в конце концов, на эти непонятки. Зачем мозги бесполезными раздумьями напрягать, когда всё и так скоро прояснится, по мере продолжения этого театрального действа?
В том, что всё скоро должно проясниться, он ни на секунду не сомневался…
И следующая ночь оказалась просто волшебной. Так и не смогли уснуть, оторваться друг от друга. Ранним утром отправились на берег моря – встречать рассвет.
– Никит, поцелуй меня, пожалуйста, – неожиданно попросила Зина, прижимаясь к его плечу и неотрывно глядя в небо, туда, где теплилась тонкая полоска зари.
Девушка прильнула своими горячими губами к губам Ника. Время, словно споткнувшись о невидимую преграду, остановилось, замерло…– Эй, командир! – откуда-то издалека, словно из другого мира, донёсся голос Сизого. – Кончай целоваться, нам срочно в порт надо! Там Петрович какое-то корыто надыбал, через час отходим. Давай, запрыгивай к нам, мы и твой вещмешок с собой прихватили.
Ник обернулся: в двадцати метрах от них стоял обшарпанный тупорылый автобус.
«Как же это они умудрились так бесшумно подъехать?» – искренне удивился Ник.
– Всё, иди, – печально улыбнулась Зина. – И возвращайся скорей. Я буду ждать тебя…