Чукотский вестерн
Шрифт:
Выезжали ранним утром. Караван был укомплектован на совесть: на четырёх полуторках были смонтированы брезентовые тенты от дождя, в их кузова загрузили необходимые продовольственные припасы, рацию, бочки с бензином, разнообразное оружие, включая гранаты, два станковых пулемёта и несколько ящиков с патронами, палатки, спальные мешки, прочие бытовые мелочи, необходимые в серьёзном походе.
Ник прошёлся перед строем. Всего, не считая его самого и проводника, скромно стоящего в сторонке, в наличие было двадцать два бойца. Младшие лейтенанты – Алексей Сизых и Геннадий Банкин, сержанты – Антип Никоненко, Анна Сизых и Зинаида Ермакова, плюсом к ним – семнадцать красноармейцев.
Нику совсем не хотелось брать Зину в этот опасный поход, но квалифицированный радист, которому можно было безбоязненно доверить настройку на абсолютно секретную волну, был просто необходим.
– Даю вводную, – Ник жестом подозвал к себе проводника. – Выступаем на маршрут. Представляю вам проводника нашего отряда, зовут его Леонид Григорьевич, неоднократно бывал в тех местах, «старожил», так сказать, прямо по Джеку Лондону. Ну а вы, соответственно, «чечако», новички, то бишь. На маршруте он для всех нас, меня включая, царь и бог. Прошу Леонида Григорьевича до прибытия на ручей Холодный слушаться неукоснительно. Во-первых, он человек опытный, ничего глупого не прикажет. А во-вторых, горяч он немного: если что – и по лицу может настучать. Так что, учтите. Прошу вас, Леонид Григорьевич, скажите несколько приветственных слов в адрес коллектива.
Проводник, широкоплечий мужик в засаленном ватнике, длиннорукий, лицом и всеми движениями весьма похожий на матёрого орангутанга, шагнул навстречу строю и обвёл всех таким зверским взглядом, что у многих бойцов по спинам побежали колючие мурашки.
Леонид Григорьевич хрипло сообщил, демонстрируя огромный
Колонна, состоящая из четырёх стареньких, видавших виды полуторок, наконец, тронулась – курсом на юго-запад. За баранкой передовой машины восседал Лёнька-Обезьян, «маршрутный начальник» отряда. Ник, расположившись с ним рядом, с интересом посматривал по сторонам.
Километров через пятнадцать дорога закончилась.
Резко и внезапно: вот только что плохонькая, но была, а вот и нет её, только голое, каменистое плоскогорье впереди – до самого горизонта.
Поехали прямо по откосу ближайшей сопки, справа нависали острые скалы, слева – пологий склон, поросший кустарником: карликовыми берёзами, ольхой, осиной и чем-то хвойным.
Пока было вполне терпимо, только трясло очень сильно, того и гляди – язык собственный случайно откусишь, так что молча ехали.
Через три часа по задней стенке кабины постучали, машина остановилась.
– Командир, – смущённо попросил в открытое боковое окошко выпрыгнувший из кузова Сизый, – ты бы с моей женой поменялся местами? Её совсем укачало, заснула мёртвым сном, а там мотает – по страшной силе. Давай её в кабину усадим, а? Если тебе не в падлу, конечно.
Совместными усилиями переправили спящую Айну в кабину, ещё и верёвками к сиденью привязали, чтобы не ударилась обо что-нибудь во сне, сами забрались в кузов, под брезентовый тент.
Ещё через два часа сзади раздалась громкая автомобильная сирена, полуторка резко затормозила. Ник тут же выбрался из «салона» – узнать, в чём дело.
Вдруг, где-то в конце колонны, прозвучали два громких выстрела, чуть погодя – ещё два. Ник, выхватив из кобуры браунинг, побежал к замыкающей машине, остановившейся метрах в ста от трёх остальных.
Растрёпанный Банкин, стоящий возле заднего колеса автомобиля, сжимал в руках ещё дымящуюся двустволку и внимательно вглядывался в заросли куруманника, раскинувшиеся ниже по склону.
Оказывается, Гешка через лобовое стекло высмотрел медведицу с двумя медвежатами, выскочил из кабины и давай палить – почём зря. Никоненко тут же ему пришёл на помощь, тоже пару раз стрельнул. Банкин уверял, что одного медвежонка подстрелили-таки: что-то бурое в кустарнике определённо просматривалось.
– Вон там, по склону, видите? Да вот же – бурое пятнышко. Вот же! Точно – медвежонок. Это я его срезал!
Подошедший Обезьян был строг и категоричен:
– Ну, вы дикие какие-то! Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица-то – жива осталась, прячется где-то рядом. Что – нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатники отведать, дело обычное. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей – как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки! Ещё что похожее случится – урою на фиг! По машинам все!
Меткие стрелки, смущённые такой отповедью, торопливо расселись по своим местам.
Обезьян, не прекращая ругаться и ворчать, залез в кабину, бибикнул пару раз, сигнализируя всем о продолжении движения.
Прав был мудрый проводник: пока до участка доехали, видели медведей этих – не сосчитать. И одиночные попадались, и группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными – от практически чёрной до светло-жёлтой окраски.
Один раз Ник наблюдал на сопке живописную группу из трёх косолапых: один – палевый, другой – светло-рыжий, третий – буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян не знал ответа на этот вопрос.
Пришёл вечер, выехали на перевал, заночевали, разбив нехитрый лагерь.
Весь следующий день ехали уже сугубо вниз, по ручьям, временами переезжая из одного в другой.
Состоялась ещё одна ночёвка, прошедшая без всяких происшествий.
Айна, похоже, реагировала на эту поездку как медведи на зиму: спала по двадцать три часа в сутки, в редкие перерывы от сна отходила в сторонку по нужде, вяло поглощала пищу, и то только благодаря понуканиям Сизого.
В полдень третьего дня пути – по крохотному ручью – выехали на берег Берингова моря.
На море царило полное безветрие. Ласковый прибой монотонно перебирал разноцветную гальку. Было достаточно тепло для первых чисел августа: где-то плюс пятнадцать-семнадцать.
Узкую береговую косу ограждали высоченные скалы, метрах в пяти от уреза воды по скалам была прочерчена белая непрерывная линия.
«Делать кому-то нечего было? Или краска была ворованной?» – вяло подумал Ник.
Часа два ещё ехали вдоль берега, а полоса всё не кончалась, наконец, сделали привал.
Остановились недалеко от места впадения в море неширокого ручья, в семидесяти метрах от береговой линии, где лениво перекатывались прибрежные волны и негромко шумел прибой.
Над капотами усталых машин поднимался белый пар. Водилы тоже нешуточно устали, прямо под колёса полуторок подстелили ватники и завалились спать.
– Всё, не могу больше! В задницу все пошли! Разбудите, если что, – уже засыпая, дал последние указания Обезьян и тут же начал громко храпеть.
Сизый метрах в десяти от спящего Обезьяна расстелил толстую оленью шкуру, бережно уложил на неё спящую Айну, заботливо укрыл байковым одеялом, рачительно прихваченным из комендантских кладовых во время недавнего «военного переворота».
Развели костёр, под руководством Зины приготовили королевский обед: макароны с тушёнкой, на второе – крепкий сладкий чай.
Банкин, не прекращая активно работать ложкой, заботливо предложил:
– Может, шоферюг разбудим? Остынет ведь всё.
– Да пусть поспят, родимые, – не согласился с ним Сизый. – Умаялись. Да и мы отдохнём, успеем ещё задницы свои о жёсткие скамейки поотбивать…
После обеда все разбрелись, кто куда.
Ник благородно взял на себя неприятную миссию по помывке грязной посуды. Показать подчинённым, что их командир не чурается никакой «чёрной» работы, – вещь весьма важная в свете завоевания настоящего и полноценного авторитета.
Сложил всю грязную посуду в объёмный котёл из-под макарон, пошёл к морю.
– Никит! – прокричала ему вслед Зина. – Только потом не забудь всё в ручье сполоснуть! От морской воды эмаль с кружек облезает…
На берегу Ник тщательно намылил ложки-вилки, тарелки-кружки, сложил всё обратно, в уже отдраенный мелким песочком котёл, и пошёл к месту впадения ручья в море, чтобы сполоснуть – как было велено – посуду в пресной воде.
До ручья оставалось метра полтора, когда из воды испуганно выскочила здоровенная рыбина – и тут же упала обратно, обдав Ника веером холодных брызг.
– Ну, ни хрена себе! Мужики, мужики! Тут рыба! Много очень! Здоровая, прямо гигантская! – От волнения Ник совсем забыл, что надо соответствовать высокому командирскому статусу: на рыбалке, как, впрочем, и в бане, все эти условные грани напрочь стираются, все опять равны – как младенцы в роддоме.
– Да это кета на нерест собралась, – сразу определил Никоненко. – Пару дней вдоль берега походит, присмотрится – да и попрёт в ручьи валом, только держись!
Все бойцы, за исключением спящих водителей и двух часовых, позабыв обо всём на свете, отдались благородной страсти.
Применять для добычи кеты огнестрельное оружие Ник сразу же и категорически запретил: мало ли кто может услышать эту канонаду, стоит максимально соблюдать осторожность.
Из маек и рубашек тут же было изготовлено некоторое подобие бредня. Сизый не без успеха использовал своё умение грамотно обращаться с пращой. Ник метал в рыбин свой нож. Никоненко быстро соорудил вполне приличную острогу – из черенка совковой лопаты и острого гвоздя, найденного в кузове полуторки.
– Никит, – тронула его за плечо Зина. – А мы здесь не одни рыбалкой увлекаемся.
Ник посмотрел в указанном направлении: примерно в полукилометре от их временного лагеря, возле устья другого ручейка, неуклюже скакали два крупных медведя, тоже рыбачили.
Общими усилиями добыли порядка пятнадцати рыбин, весом от одного до трёх килограммов.
– Будем делать шашлыки! – решил за всех Банкин. – Меня в Астрахани научили. Правда, там их из осетрины делают, да, думаю, один бес, – должно и из кеты получиться.
Развели большой костёр, нажгли достаточное количество фиолетовых и бордовых углей, из береговых камней сложили что-то наподобие мангала, в ближайшем куруманнике нарубили с сотню подходящих прутьев, нанизали на них порционные куски кеты, целый час «мариновавшихся» в сгущенном молоке (за неимением лучшего), слегка разбавленном морской водицей.
В конечном итоге очень вкусно получилось, все ели и дружно Гешку нахваливали.
Лёха подошёл к спящему Обезьяну и поднёс шампур с ещё дымящейся рыбой к
Обезьян отчаянно задёргал длинным носом и открыл глаза.
Сизый был предельно вежлив, сообщив-предложив:
– Начальник, кушать подано. Отведайте рыбки, ваше обезьянье величество…
Проводник сонно потряс лохматой башкой, зажал в своём огромном кулаке шампур и, довольно урча, принялся за рыбу.
Покончив с шашлыком, Обезьян отбросил уже ненужный прутик в сторону, огляделся по сторонам и взревел как раненный в зад белый медведь:
– Уроды недоделанные! Выродки позорные! Я же велел: разбудить меня ежели что? А они и забыли. Рыбку ловят, мать вашу! Быстро все по машинам! Прилив идёт. Нам что в одну сторону до ручья проходимого – два часа, что в другую. Запросто потонуть можем…
Действительно, если раньше от машин до береговой линии было метров семьдесят, то сейчас волны прибоя плескались уже в непосредственной близости от колёс полуторок.
– Прилив идёт! – повторил Обезьян и рукой показал на бесконечную белую полосу, прочерченную кем-то высоко на скалах.
– Теперь понятно, откуда эта белая полоска взялась, – прокомментировал Ник, запрыгивая в кабину передовой машины. Спящую до сих пор беспробудным сном Айну Сизый с собой в кузов забрал, не было уже времени – вновь привязывать девушку к сиденью.
Все расселись по своим местам, дружно взревели моторы. Гнали вдоль берега что было мочи, только прибрежная галька из-под колёс летела в разные стороны. Прилив наступал, ехали уже по воде, которая поднималась всё выше, выше…
Уже в густых сумерках, на последнем издыхании, заехали в спасительный ручей, проехали ещё метров четыреста вверх по его руслу, остановились.
Обезьян смахнул пот со лба, перекрестился:
– Фу-у, успели. Минут на десять поздней тронулись бы, и всё – кранты деревушке…
– Эй, командир! – прилетел из темноты голос Банкина. – А четвёртой-то машины не видно. Может, случилось что?
Ник в сопровождении Обезьяна спустился вниз по ручью.
На море было неспокойно, штормило, никаких следов отставшей полуторки так и не обнаружили. Кричали, пока не сорвали голоса, но ответа так и не услышали.
– Надо утра дожидаться, когда уже полный отлив будет. Может, и найдём кого живого, – неуверенно предположил Обезьян.
– Кто в этой машине ехал? – спросил Ник у подошедшей Зины.
– Она пустой шла, без груза, – сообщила девушка, пряча глаза. – А в кабине шофёр был и сержант Никоненко с ним, чтобы водитель не скучал…
Ночь Ник коротал в кабине полуторки, в компании Обезьяна. Обоим не спалось.
– Дальше по этому ручью и двинем? – спросил Ник.
Через пару минут, с трудом подавив приступ зевоты, проводник пробурчал в ответ:
– Не, это не наш ручей. До нужного, который Холодный, ещё километров тридцать. Дождёмся отлива, поспим немного, тогда и поедем.
Утром осторожно, задним ходом, спустились по ручью к морю.
Ник прошёлся вдоль берега: нигде не было видно ни машины, ни людей.
Метров через сто в куче буро-зелёных водорослей обнаружил светло-зелёную пилотку.
Вывернул наизнанку: на серой подкладке было аккуратно вышито красными нитками – «Антип Никоненко»…Остановились метрах в ста от места впадения Холодного ручья в море.
Обезьян, который всё ещё являлся «маршрутным начальником», рявкнул:
– Ну-ка, босота, в одну шеренгу построились! Живо у меня! Давай, давай! Пошевеливайтесь, уроды!
Все, включая Ника, построились.
– На «первый-второй» рассчитайсь!
– Первый!
– Второй!
– Первый!
– Второй…
Обезьян пояснил:
– Первые номера идут по этому берегу ручья, вторые – по противоположному. Вот мешки, каждый взял по одному, и – вперёд…
– А зачем мешки, начальник? – поинтересовался Сизый.
– Рыбу в них складывать будете, дурики, – хищно усмехнулся проводник.
Все рассредоточились по берегам ручья с мешками наготове.
Полуторка отъехала метров на триста, развернулась, разогналась на мелководье и, подняв тучу брызг, на большой скорости въехала в совсем неширокий ручей, полный кеты.
Испуганная рыба тут же начала выбрасываться на берег.
Шли бойцы по берегам ручья, восхищённо крутя головами и посмеиваясь, рыбу в мешки складывали.
– Вот, это рыбалка, никогда на такой не был! – поделился своими ощущениями Банкин…К вечеру добрались до лагеря, где их встретили семеро чумазых чалдонов.
– Петр Петрович не у вас? – спросил Ник у старшего.
– Да он где-то с полгода тому назад у нас был в последний раз, или чуть меньше, – удивлённо моргая жиденькими ресницами, сообщил мужик. – А так про нас и не вспоминает никто. Сахар давно закончился, патроны. Уже три месяца на макаронах сидим, пряников только один мешок остался. Да и взрывчатки – всего-то недели на две.
– Ладно, разберёмся, – успокоил его Ник. – Банька-то у вас есть? Помыться бы – с дорожки.
– Есть у них банька, есть, – заверил бывалый Обезьян.
Заглянул Ник в помещение бани: печка с вмурованным котлом, рядом – открытая каменка, полок для парильщиков, разнокалиберные тазы, веники, явно связанные из веток карликовых берёз. В котле плескалась вода, печка была полна дров, между поленьями торчали обрывки газеты.
– Да тут не топлено совсем. Пока раскочегарим, пока нагреется – долгая история намечается, – засомневался Ник.
Обезьян его успокоил:
– Не гони волну, начальничек! Это у вас, на Большой Земле, баню часами топить надо, а у нас – пятнадцати минут достаточно будет. Видишь лист металла, что под камнями лежит? Что это такое – неизвестно, но нагревается докрасна почти сразу, а от него уже и камни. Пока паришься – и вода закипит.
Чиркнул спичкой о коробок, поднёс к газете, торчащей между поленьями. Огонь тут же весело разгорелся, через десять секунд печка начала радостно гудеть.
Печка гудела всё громче, металлический лист на глазах начал менять свой цвет: сперва заметно посветлел, потом стал розовым, красным, алым, бордовым…
Ник подошёл к Зине, осматривающей возле палатки свою рацию, лукаво подмигнул, кивнув головой в сторону баньки, мол, может, вдвоём сходим?
– С ума сошёл! – тут же покраснела девушка. – Что люди подумают? Мы же с тобой ещё не расписаны. Ничего, с мужиками сходишь. А мы с Аннушкой после всех, чтобы не так жарко было.Попарились, в ручье искупались, снова попарились.
После бани перекусили от души свежепросольной кетовой икрой с галетами, крепкого чая напились от души.
– Разговор имеется, – подошёл к Нику Обезьян. – Давай, в сторонку отойдём, покалякаем о делах наших важных…Глава двадцать шестая Момент истины
Ник поднялся с камушка и пошёл следом за проводником к Холодному ручью, напевающему без устали свои странные песенки.
– Ну что, начальник? Давай, как договаривались. Я своё обещание выполнил, до лагеря довёл, твоя очередь теперь – отдавай папку с моим «делом»…. Или обманул, не отдашь?
– Отдам, конечно, – усмехнулся Ник. – Только немного попозже.
Обезьян нахмурился и сплюнул в сторону:
– Вот ведь, всегда так с вами, ментонами, никогда всю правду не говорите, никогда своих обещаний до конца не выполняете.
– Не горячись, Леонид Григорьевич, – посоветовал Ник. – Ты сам рассуди: брошу я сейчас эту папку в костёр, и что? Куда ты пойдёшь – без денег, без документов?
– Куда надо, туда и пойду, всё равно выбора нет, – пробурчал сквозь зубы Обезьян.
Ник достал из кармана гимнастёрки сложенный вдвое лист бумаги, из брючного кармана – толстую пачку денег, улыбнулся:
– Как видишь, есть выбор. Ты мне в одном деле помогаешь, я тебе справку даю – для получения нормального паспорта, денег, сколько тебе и за пять лет не заработать. И дело-то копеечное, пустяшное совсем. Так что, думай, голова садовая, думай.
– Чего надо-то?
– Пустяки просто. Доедем с тобой до одного ручья, называется – Жаркий, вода в нём теплее, чем в других. Покажешь этот ручей, обратно с тобой вернёмся, тут всё обещанное и получишь. Дальше – тебе решать. Делай, чего душа пожелает, без ограничений и советов.
– Доедем до ручья, развернёмся и вернёмся обратно?
– Так точно.
– Не, не пойдёт, – ещё больше помрачнел Обезьян. – Как только возле ручья остановимся, так сразу всех и пристрелят, и документов не спросят.
– Кто это – пристрелит?
– А Бог его знает – кто. Охраняют устье Жаркого, это точно. Год назад с Петром Петровичем там ехали, жарко стало, вода в радиаторе начала закипать, думаю, остановлюсь, зачерпну из этого ручья водички. Не разрешил Пётр Петрович, ругаться начал. «Не смей никогда, если жить хочешь, возле этого ручья останавливаться!», – велел. Вот так оно.
– Куда это вы ездили – вместе с Петром Петровичем? – вкрадчиво спросил Ник, понимая, что совсем близок к разгадке.
– Да там дальше, километрах в тридцати от ручья, есть рыбацкая деревушка одна. Пыжмой прозывается. В той деревушке сельпо имеется, в нём Лидия Николаевна директрисой трудится. Видная такая женщина, кровь с молоком. Вот к ней-то товарища капитана я и возил пару-тройку раз. То ли амуры между ними были, то ли – другие совсем дела. Чего не знаю, того не знаю. О том они мне не докладали.
Минут на пять Ник взял паузу в разговоре, соображая, что дальше делать.
– Тогда так поступим, – принял окончательное решение. – Ты меня до этой Пыжмы довозишь, знакомишь с этой барышней, Лидией Николаевной, получаешь всё обещанное и сдёргиваешь – на все четыре стороны. Обратно я и сам дорулю, не маленький. Так – устраивает?
– И у этого Жаркого ручья не будем останавливаться? – уточнил Обезьян.
– Не будем.
– Тогда я согласный, вписываюсь. Такой расклад мне нравится…