Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)
Шрифт:
Поминки тихо умирали. В казаряновском номере оставалось человек шесть-семь, не более, истинные бойцы: Жанна, Борька Марченко, Семен Саморуков, звукооператор и двое здоровенных, как кони, замдиректоров съемочной группы.
— Жанна, — позвал Смирнов, — можно тебя на минутку?
Жанна не поднялась, не пошла к нему — сил не было, да и не хотелось.
— В чем проблема, Александр Иванович?
— В деньгах! — обиженно разозлился Смирнов. — Мне деньги нужны!
— Виталька, ему деньги нужны, — сообщила Жанна одному из замов.
— Много? — поинтересовался
— Рублей триста-четыреста.
— Так, так, — слегка призадумался Виталька и тут же его осенило. — Вы ведь гонорар за консультацию у нас не получали?
— Какой еще гонорар? — не понял Смирнов.
— Он вам уже как три месяца выписан, — сообщил Виталька и встал. — Мы с Александром Ивановичем к бухгалтеру и кассиру. На десять минут. Если молодые за это время принесут, без меня не пить.
Ошибочное впечатление было у Смирнова о завершении поминок. В коридоре он спросил у Виталика:
— А удобно в такое время бухгалтера беспокоить?
— Удобно, — заверил Виталька и, подойдя к нужной двери, трахнул по ней убедительным кулаком: — Вставай, Сергеевна, никуда не денешься, придется тебе нашему консультанту денежки отдать!
— А попозднее не могли? — спросил не очень сердитый женский голос, и в замке заскрипел поворачиваемый ключ.
…Он возвращался в закусочную. Спать ему негде было, так уж лучше побыть в обществе хорошей женщины.
Алкаши вернулись, сидели над стаканами. Увидев Смирнова, замолчали, сделали суровые лица, но, не обнаружив прежнего смирновского спутника, вернулись к простому, как мычание, своему разговору. Московский фраер в одиночестве не представлял собой какой-либо опасности.
— Не допили? — сердито осведомилась Матильда.
— Приткнуться негде, Тилли, — признался Смирнов. — На свою кровать генерала уложил, а в номере Романа поминки. У тебя посижу, подремлю. Тем более мне с утра надо первый порожний рейс скотовозок встретить. Когда они обычно подходят?
— От половины шестого до шести, — ответила Матильда. — А зачем они вам?
— Не они. С ними, если все сойдется, один человечек прибыть должен.
— А генерал спит, — заметила Матильда.
— И слава Богу, — Смирнов изобразил на лице маленькое страдание и попросил: — Налей сотку, Тилли. Скучно за пустым столом сидеть.
— Пойдемте со мной, Александр Иванович, — скомандовала Матильда и, не ожидая его согласия или несогласия, проследовала в дверь за стойкой. Смирнов покорным хвостом потащился за ней.
За кухней, складом и конторкой был небольшой закуток, в котором стоял старомодный диван с высокой спинкой, неизвестно откуда. Матильда извлекла плед, кинула на диван и вторично скомандовала:
— Снимайте куртку, снимайте штаны и обувь и ложитесь. Во сколько вас разбудить?
— В пять, — Смирнов сел на диван и стал расшнуровывать кроссовки. Расшнуровал, снял, пошевелил пальцами в носках и напомнил: — А сотка?
— Того же коньяку? — уточнила Матильда. Смирнов кивнул. — Сейчас принесу.
Когда она вернулась, Смирнов
— Неужели нельзя не пить? — в отчаянии спросила она.
— Можно, конечно, — признался Смирнов. — Но не хочется.
— Все шутите, Александр Иванович.
Он не ответил. Он еще сдвинулся по горизонтали и щекой прижался к ее бедру. Бедро было упругим и теплым. Матильда погладила его по голове, и он тут же поймал ее руку. Как у нее получалось, что при такой работе руки не пахли кухней? Он не поцеловал, он прижался губами к правой ее ладони.
— Очень жалко, что ты — пьяный, — сказала она, и он почти эхом откликнулся:
— Очень жаль, что я в дымину пьяный.
— Не дыши на меня, — приказала она, и он перестал дышать. Она наклонилась и сильно, требовательно, зло поцеловала его в губы. Сразу же встала, сделала два шага к двери и пожелала:
— Покойной ночи.
— Уж такой теперь покойной, что прямо и не знаю! — обиженно проворчал он. Она хорошо засмеялась и ушла насовсем. Он дважды перевернулся с боку на бок, устроился, наконец, и вскорости впал в тяжелый сон.
Матильда не вошла, она постучала в дверь и сказала за дверью:
— Доброе утро, Александр Иванович. Уже пять часов. Умыться и все, что вам надо, — в конце коридора.
И ушла. Он слышал ее шаги. Вставать до того не хотелось, что он мгновенно вскочил. Оделся, обулся и направился в конец коридора.
В зал Смирнов явился лихорадочно бодрым и виноватым. Сказал:
— Доброе утро, Тилли. Если можно, чайку покрепче, почти чифирь.
— Уже заварила, — обрадовала его Матильда. — А поесть?
— Не хочется что-то.
— Пару бутербродов с икрой все равно придется съесть. А то какой вы работник. Вы ведь работать собираетесь?
Крепчайший хорошего сорта чай согрел желудок и освободил его от хваткой похмельной спазмы. После третьего стакана и бутерброды на тарелке приобрели привлекательный вид. Без особой охоты, но и без отвращения Смирнов методично сжевал их.
— Вот теперь все в порядке, — от стойки оценила его состояние Матильда.
— Скоро они появятся? — спросил Смирнов.
— Вот-вот, — пообещала она. — А мне собираться пора, через двадцать минут Люба придет на смену.
Пусто было в зале. Совсем никого. Кроме Матильды и Смирнова. Он встал из-за стола, подошел к ней, через стойку поцеловал ее в щеку.