Чумовые истории. Пёстрый сборник
Шрифт:
И та действительно помогла, притащив из сада отрезанный палец. Но он не стал его пришивать, покривился, сжег в печи.
– Душа моя как дорогой рояль. Но он заперт, а ключ потерян.
Или нет?… Ведь тогда как же потом они ловили рыбу на палец с кольцом?..
Из динамиков кассетника лились:
«Де че плынг китареле, струнеле, амареле, ту йубирэ спунеле, не репрындэ эсэмэс… М'ам нэскут динамовист, шаб да мор динамовист, еу мэреу тебо юбиск, динамо! Хайдудудудудуй!»
Это горькое чувство утраты, когда машинально вертишь кольцо на пальце – и замечаешь, что ни кольца, ни самоё пальца у тебя больше нет…
– Налейте мне сыкырики да побольше, побольше, и отойдите.
– Ну и рожи.
– Что, недостаточно выразительны?
– Через край.
– Мы с женой хотим поблагодарить всех гостей.
– Мы всё ждем, когда нам скажут, а они – молчат. Чесслово. Мы так ждали, что будет драка. Всё ждали, ждали… На церемонии – нет. На банкете – нет. После свадьбы – нет. Прям жаль потраченного времени.
– Просто мы все ждем новостей, а нам ничего не говорят.
– Ага. Вот я этого и боюсь. Мы все этого боимся.
– Знаешь, я – балдА.
– Знаю.
– Господи, у меня такое неспокойное чувство. Внизу не дежурит психиатричка?
– А было бы кстати, да?
2. Гиблое место. Синие Ромашки
Разлеплять веки очень не хотелось. На секундочку внутри всё заныло от ужаса – так бывает, когда просыпаешься от воображаемого неостановимого падения. Он глубоко вдохнул сырой сладко-затхлый воздух помещения. Голова закружилась. Проснулся только следующим вечером, заботливо завернутый в плед, в штанах, но без рубашки. Не найдя на теле ни царапины, томимый лишь сушняком и головокружением, побродил по студеному дому, никого не увидел. Перекрестился, умылся, побрился. Нашел аккуратно сложенную стопку чистого, отУТЮТЮТЮтюженного белья, хмыкнул на записку с кривыми буквами: «для сладенького фра Базилио». Переоделся, поклонился на прощанье (ему чудилось, дом молчаливо наблюдает за ним) и вышел в снегопад. Взрывались петарды, встречные прохожие поздравляли с Новым Годом. Оглянулся еще раз – в особняке с двумя шпилями окна чернели голодными зевами, из труб не поднимался дым. Заброшенная, проклятая обитель мрака. Приют скитальцев между мирами, связанных кровавыми узами. Вампиры не стали зажигать свет. Они и так прекрасно видели.
«Синие Ромашки» недавно открыли себе офис в двух шагах от собственного дома, от дома с двумя шпилями. Цены на аренду офисов всё время падали, падали, потому что никто не покупал, не покупал… И вот они решились. Представителями там работают Виго и Ксандр, им удаются все сделки, потому что они ВЛАДеют языками; иностранными. И они очаровательны. Даже без грима.
– А как ты узнал, что он – вампир?
– Да у него на лице слой тональника в палец толщиной и усы – нарисованные.
– Что вы бредите? Какие вампиры? Их не существует!
– Да, действительно, как можно верить в существование упырей?!
Ксандр со скуки нашел себе работу корректора (раз уж пост министра поблизости от жилья никто не предлагал), вдохновенно чиркал правки и ухаживал за хозяйской кошкой май-Мэдсин-Квин-Валерианой. Странно, как еще ни завёл граммофон со скрипичными концертами на пластинках и портрет Оскара Уайльда, по старой-то памяти. Валериана обладала даром смотреть на королей. Тонкий магический мир был ей знаком не наугад и не на ощупь, она жила разом во всех мирах.
Сразу у двери висело небольшое зеркало, порядком засиженное мухами. Стоял трехногий стул, вернувшийся с помойки в дом. Что-то гудело в трубах, и на кухне капала вода. Квартира отапливалась буржуйкой. Дрова в красном её зеве шипели и с треском разбрасывали искры и сажу. Облупившиеся желтые стены, хлипкие, полусгнившие оконные рамы. Вид открывался как раз на памятное место кровавого расстрела мирной манифестации гапоновцев. И здоровенную триумфальную арку. Ах, как здесь хорошо ночами!
Безлюдные улицы, брошенные автомобили. Сугробы даже на подоконниках. Вика раскапывала вход маленькой деревянной лопаткой, обитой жестью. Если бы не она – друзья остались погребены, занесенные снегами до весны. Им было лень выгребать завалы. Они, обнявшись, смотрели грустно из окон второго этажа на порхающие снежинки, а ведь могли бы вылезти и помочь. Ночью город не спал. Он продолжал проживать деятельную теневую жизнь свою. Его не касались и не волновали чьи-то безудержные всплески гормонов, словно обезумевшие муравьи с бубнами пляшут под кожей. Сейчас же, утром, в жиденьком жемчужном рассвете плавали луна и солнце. Город замер, вздремнул, ласковый чешуйчатый зверь на руках у улюлюлюлю. Шершавое толстое неполнозубое.
«В меня впитался чёртов запах кофе, и теперь любой поймёт, где я поселился».
«Ой, да кому это надо? кроме демонов. А они и без запаха тебя найдут.».
«А, может, это ты нарочно меня запугиваешь, наводишь морок?»
С белья в ванной стекала вода и барабанила по дну эмалированного тазика. Выбившись из сил думать об Ушедшем, с искаженным лицом, он бродил из комнаты в комнату, окутанный сизыми лентами фимиама, сжигаемого тут и там в керамических плошках.
Ди как-то глянул Ксандру через плечо и ужаснулся: "Драгай Лвалсиий Влдамииворчи?! О, Древние, да как тебя, с твоей моранской дисграфией, взяли корректором?!" – «Я правлю стиль, а не орфографию.»
Он медленно встал (скрипнул отодвинутый стул, глухим треском отозвались рассохшиеся доски пола, пробежал вспугнутый паук) и ушел в дальнюю комнату, где хранил чемоданчик с ампулами.
– Мне не хотелось быть вестником дурных новостей, но, мне кажется, ты должен быть в курсе, – Шу как-то замялся, сделал неопределенный жест рукой. – У нас с Ксандром был поставщик ампулок, нелегальный, конечно, но его поймали, перекрыли канал, а в последний раз там была облава, еле ноги унес. В общем, у нас на троих осталось полторы дозы. Моранцы установили запрет на экспорт. Виго тёртый калач, а мне и Ксафе несладко.
– Троих мне не снести. Вся надежда, что Вика что-нибудь придумает. А, Вик? Помоги братьям.
Ди уже открыл глаза и со скрипом отвечал на вопросы. Если бы не яркий румянец на скулах, он бы не отличался от крахмальной белизны подушек, но он нисколько не был мрачен. Смеяться мешала боль, захватившая всю левую половину груди, по диагонали – от ключицы и до поясницы и отдававшаяся в ногу.
Вика, бледно-зеленая в пупырышку, только что ни светилась от яростной жадности, тихо причитала на шипящем языке Сумеречья:
– Сбежать от меня удумал?! Прибью душу к телу медными гвоздями – будешь как жук на булавках. А если этот цирк – чтоб красными нитями притянуть к себе еще и мастера Базилио, – твои потуги даже жалости не вызовут. Ты ему БЭЗразличен – и это лучшее. Хуже – если ненавистен.
– Учи ученого. Рукоплещи себе: размазала меня по нижней границе жизни.
– Я что-то слышала про дивную флору, цветущую под арктурианским солнцем. Это очень продвинутая форма жизни, строго говоря, она не похожа ни на что земное, и они неразумны в том качестве, как понимают разум люди. Но для нас они – находка, их внутренне содержимое идентично составу людской крови. Только путь далёк и опасен. Мне понадобятся двое с половиной суток на дорогу туда. Эти милые деревца-рогульки не потерпят такого обхождения. Я думаю, стОит обсудить вопрос об интродукции этой расы где-нибудь поближе.