Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Я чувствую: Наташе хочется сейчас уйти от себя, вернуться к «Войне и миру», и помогаю в этом ей.

— А не скучно перечитывать через три года, ведь память-то у вас?..

— А понимаю я по-новому, — перебивает она меня нетерпеливо-радостно. — Вот когда первый раз в ПТУ для трудных подростков читала, ужасно хотелось, чтобы Анатоль Курагин Наташу похитил, чтобы на тройках они, на тройках, да в тайную церковь! Чуть не заплакала от досады, что им помешали. А сейчас почему-то хотелось, чтобы с самого начала она, Наташа, на него не оглядывалась. Или чтобы помешали им раньше, до тройки. Почему это?

Я не отвечал, но, восстанавливая лихорадочно в памяти бессмертные страницы, подумал: может быть, дело в понимании ценности нравственного барьера? Ведь для Наташи Ростовой Анатоль был единственным человеком, вызывающим странное волнующее чувство отсутствия этого барьера между нею и им. А может быть, дело в том, что и тут тоже Наташа и тоже Андрей. В настоящем повествовании я ряд имен изменил, но эти, Наташа и Андрей, оставил в неприкосновенности.

— …И новое то, — рассказывала она дальше, — что

теперь я иногда не соглашаюсь со Львом Толстым. — Лицо мое, видимо, выразило удивление столь искреннее, непосредственное, что она рассмеялась. — Вот помните у него: «Можно зарезать, украсть и все-таки быть счастливым…» В первый раз, в ПТУ, я тоже поверила: можно. А тут поняла… — Она понизила голос до шепота, будто сообщая мне что-то особенно важное и тайное: — Поняла, что нельзя украсть, зарезать и быть счастливым. Это только кажется, что можно. А тут, в колонии, понимаешь: нет, нет…

Она опять напряглась, как струна, голос ее опять зазвенел. А успокоившись, посмотрела на меня с каким-то новым, размягченным лицом:

— А кто, по-вашему, в мировой литературе чаще опускался на колени: мужчины перед женщинами или женщины перед мужчинами?

— Никогда об этом не думал, — сознался я честно.

— Тут у нас, — показала на окно, — учительница одна, не в школе, а тоже заключенная, по ревности наглупила, она-то и рассказывала однажды, что в мировой литературе женщины чаще опускались на колени перед мужчинами. Наши девчонки не поверили, конечно, даже рассмеялись: ваша, говорят, мировая жизни не нюхала. А учительница начала именами сыпать, кто стоял и перед кем. А по-вашему, действительно мы чаще стояли, чем они?

— А вам хотелось перед кем-нибудь встать на колени?

— Да, — ответила она, посуровев; это была единственная минута, как понял я потом, когда в ней выступило что-то от матери. — Перед Андреем. Тогда, в комнате у следователя… Я не хотела его видеть. Он вошел — кинулась бежать, удержали. А он подошел к столу, положил на него те часы и обратился ко мне торжественно: «Я люблю тебя». Вот тогда… — Помолчала. — Я ему те часы подарила, когда ни его, ни себя не понимала, а потом хотела отобрать, разбить, но не могла, не умела объяснить почему. Нельзя украсть, зарезать и быть счастливым. Я это до колонии даже, в последние недели перед арестом, понимать начала. Из-за него… Ну, — посмотрела на «дело» на столе передо мной, — вам про меня все, конечно, известно: и про драки, и про кражи, и про тот ноябрьский вечер. Да? — В этом ее «да?» почудилась мне странная надежда, что, может быть, известно не все, а в убийственные подробности того ноябрьского вечера я не углублялся, не рассматривал их через линзу. Но я не хотел сейчас с ней лукавить и ответил честно:

— Да, известно все.

— Ну, — тряхнула головой, — расскажу, чего нет в «деле», иначе не поймете про те часы. Ну, вышла я из ПТУ для трудных, меня туда учителя услали через комиссию для несовершеннолетних, мамочка тоже постаралась, решила, что там мне будет лучше. Вышла и стала работать на радиозаводе, выращивать кактусы, я в ПТУ на садовода училась… — выговорила она на одном дыхании, с непрерывностью разбега. — Потом надоели мне кактусы, затосковала, перешла на монтаж, опять затосковала, познакомилась с Викторией, я и рублем не обогатилась в ее хореографическом училище, хотелось чего-то небудничного, острого… Но об этом вы можете из «дела» узнать. А я вам расскажу про вечера танцев в Академии художеств. Вот стоишь. Он, кто-то, подойдет: «Потанцуем, малышка?» — «Потанцуем». Он улыбается, и ты улыбаешься. И удивительное чувство: тебе хорошо, хорошо потому, что от тебя ничего не берут и тебе ничего не дают, и не надо думать о завтра. А повсюду иначе: непременно что-то дают и что-то берут. А тут — освобождение. И было, нет, — наморщила лоб, — казалось, что было хорошо. До Андрея… — Она опять задумалась, улыбнулась. — Вот вы о фантастике меня спросили в самом начале. Рассказать вам об «острове обратного времени»? Было это тоже до Андрея. Однажды и его я туда завела. И там хозяин «острова», художник, его мастерская и называлась «островом», устроил Андрею испытание. Показал ему репродукцию интересной картины, изображена на ней обнаженная — ну, совершенно! — молодая женщина, изображена со спины, лица не видно, но можно его и различить, потому что мальчик Амур держит перед ней зеркало. Андрей мой рассматривал это долго, а потом художник шепнул мне: несовременный он у тебя, он не тело, а лицо в туманном зеркале изучал. Это испытание называлось на «острове» тестом на современность. Больше с Андреем мы туда не ходили. Андрей шутил: будем устраивать себе тесты в лесу, на берегу моря, он и в самом деле загадывал мне: на что похоже облако, закат, что слышно в шуме волн? Я отвечала, он определял мой характер и мою жизнь, иногда точно-точно. Я даже устрашалась: узнает в самом деле. Но не узнал, что жила я в те дни в страхе перед арестом, ничего нового не было, понятно, но ведь старое-то оставалось. Я мечтала: если бы можно было в самом деле найти остров обратного времени, чтобы не было ни хореографического училища… ни того ноябрьского вечера… Но старое оставалось, и я старалась не видеть на руке у него тех часов… — Она умолкла, потом опять достала портсигар, но не закурила, а отодвинула в сторону сигареты, показала мне за ними маленькую фотографию Андрея.

«Училась плохо, рано начала употреблять алкогольные напитки, в поведении наблюдались элементы цинизма, дурно влияла на окружающих, была лжива…»

(Из характеристики, выданной школой при решении вопроса о направлении в ПТУ для трудновоспитуемых)

«…Была лжива, эгоистична, имела много замечаний за недисциплинированность на уроках, на линейке, в столовой. Очень нервозна, часто меняет взгляды, настроения, но также показала себя с положительной стороны: очень способная в учебе, с хорошими организаторскими способностями в подготовке карнавалов, вечеров, любит много читать, интересуется театром.

Очень ласковая, добрая, отзывчивая…»

(Из характеристики, подписанной воспитателем ПТУ Сухопаровой)

«Наташа вела себя на суде с большим достоинством, она ничего не скрывала и не просила снисхождения. Была искренна и мужественна. Мне кажется в ней началась тогда, а может быть и раньше, большая духовная работа».

(Из высказываний судьи А. Шаговой)

«Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить?…»

(Л. Толстой. «Война и мир»)

4

После ознакомления с документальной основой дела, после разнообразных встреч в женской колонии и вне ее, я решил подробно побеседовать с судьей Антониной Павловной Шаговой. Первые разговоры наши были официально-мимолетны: я обращался к ней за разрешением получить в архиве суда интересующее меня «дело», затем за различными разъяснениями по поводу тех или иных документов, но уже тогда она поразила меня, хотя, разумеется, формула тех впечатлений выкристаллизовалась лишь после подробной беседы, сочетанием милой женственности ясного ума и того не поддающегося четкому определению качества, которое я назвал бы удивлением перед злом. Если бы я почувствовал это качество не в ней, опытном, с почти двадцатилетним стажем судье, а в инженере или агрономе, оно показалось бы мне, пожалуй, чуть наивным, даже, быть может, ребячливым. Но тут, в сочетании с богатством наблюдений над разнообразными уродствами и сосредоточенными раздумьями о жизни, это качество утрачивало наивность, воспринималось как напряженный нравственный поиск какой-то все время ускользающей от нее истины. Объясняя мне что-то, она скрупулезно точно излагала бесспорно установленный факт, но то была точность не «умной машины», а живого глубоко чувствующего, сострадающего человека, именно сострадающего, особая точность, при безупречной верности факту возвышающаяся над ним.

Вот и сейчас, в первые минуты нашей подробной беседы, она начала суховато-корректно излагать подробности дела и в то же время, я чувствовал, думала о чем-то про себя, что не имело к ним формального отношения, а в какую-то минуту оторвалась почти неуловимо от фактов, как отрывается от земли при взлете реактивный самолет, открывая по-новому с новых уровней нарастающей высоты местность, в которой мы только что надежно обитали.

— Вы видели Викторию и Наташу. Не менее интересны Луиза и Мила. Первая скрылась тотчас же, когда возбудили уголовное дело, кстати, она участвовала лишь в одном из разнообразных эпизодов — в краже вещей из балетного училища. Вторая, Мила, судима была с Викторией и Наташей, она участвовала в двух самых уникальных, диких. Отбывает Мила наказание в колонии для несовершеннолетних в соседней республике.

Несколько слов о Луизе. Она из семьи интеллигентов далеко не в первом поколении — семьи адвокатов, врачей, в доме одна из лучших в нашем городе частных библиотек, есть старинные книги, даже времен Екатерины Второй. Сама Луиза, сейчас ей двадцать, владеет английским, польским, итальянским и шведским языками, ведет дневник, пишет стихи. Я ни разу в жизни ее не видела, сужу по рассказам окружавших ее людей, которые выступали на суде. Окончив школу, она больше нигде не училась, участвовала в массовках на киностудии, работала экскурсоводом. Накануне возбуждения уголовного дела вышла замуж за того самого молодого человека, который ожидал ее и Наташу у театра, когда они там, наученные Викторией, обворовывали учениц хореографического училища. Вот его показания; возможно, вы не обратили на них внимания: «Я ожидал Луизу в том месте, которое она мне назначила, — у театра оперы и балета. Она вышла с Наташей и сумкой, которую нес не помню кто. Я подошел к ним и как джентльмен взял сумку, которая была заполнена и тяжела. Из их разговора я понял, что в сумке украденные вещи. Я был удивлен этим, но решил удивления не высказывать. Из этих вещей потом Луиза передала мне часы марки „Восток“ № 2209. Я их возвращаю. Судьба остальных вещей мне неизвестна…» Потом они поженились. Если помните, Наташа тоже подарила жениху похищенные часы. Можно подумать, — бегло улыбнулась Шагова, — они воровали, чтобы одаривать женихов. К этому мы с вами еще вернемся. А теперь несколько слов о Миле, Милочке, как называли ее в этой компании. Она из семьи рабочих в первом поколении; ее родители перебрались в ранней юности в город из деревни; поначалу жили весьма бедно, выполняя разные малоквалифицированные работы. Тогда-то они и познакомились. Потом поступили на высокомеханизированный завод, учились, стали рабочими редкой квалификации, заработок их в общей сложности начал достигать четырехсот рублей в месяц. В этой обстановке резко растущего благосостояния росла Милочка. Воспитание ее, если хотите, заключает целую философию. Суть ее в том, что родители, набедствовавшись в послевоенные годы, хотели, чтобы дочь была осыпана земными благами как бы втрое: за себя и за них, не получивших их когда-то. Они и хлеба-то, было время, досыта не ели, а она одевалась по последним парижским моделям. Они и теперь, при заработке в четыреста рублей, были, в сущности, людьми аскетического склада, не позволяющими себе ничего, что выходило бы за рамки скромных потребностей. Зато щедро унавоживали почву, на которой и рос этот экзотический цветок. Оригинальность этого растения определилась четко в тот ноябрьский вечер…

Поделиться:
Популярные книги

Новый Рал 2

Северный Лис
2. Рал!
Фантастика:
фэнтези
7.62
рейтинг книги
Новый Рал 2

Релокант

Ascold Flow
1. Релокант в другой мир
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Релокант

Уязвимость

Рам Янка
Любовные романы:
современные любовные романы
7.44
рейтинг книги
Уязвимость

По осколкам твоего сердца

Джейн Анна
2. Хулиган и новенькая
Любовные романы:
современные любовные романы
5.56
рейтинг книги
По осколкам твоего сердца

Законы Рода. Том 7

Flow Ascold
7. Граф Берестьев
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Законы Рода. Том 7

Мимик нового Мира 6

Северный Лис
5. Мимик!
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Мимик нового Мира 6

Делегат

Астахов Евгений Евгеньевич
6. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
постапокалипсис
рпг
5.00
рейтинг книги
Делегат

Восход. Солнцев. Книга V

Скабер Артемий
5. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга V

Темный Лекарь 5

Токсик Саша
5. Темный Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь 5

Бальмануг. (не) Баронесса

Лашина Полина
1. Мир Десяти
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Бальмануг. (не) Баронесса

Всплеск в тишине

Распопов Дмитрий Викторович
5. Венецианский купец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.33
рейтинг книги
Всплеск в тишине

Para bellum

Ланцов Михаил Алексеевич
4. Фрунзе
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.60
рейтинг книги
Para bellum

Жандарм 4

Семин Никита
4. Жандарм
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Жандарм 4

Метаморфозы Катрин

Ром Полина
Фантастика:
фэнтези
8.26
рейтинг книги
Метаморфозы Катрин