Чувство льда
Шрифт:
Когда в дверь квартиры позвонили и на пороге появились трое молодцеватого вида мужчин, представившихся сотрудниками уголовного розыска, Николай Иванович даже не пытался делать вид, что не понимает, в чем дело.
– Вы за мной? – спросил он.
– За вами, – подтвердил один из пришедших. – Пистолет у вас?
– Да. Сейчас принесу, – с готовностью ответил Синько.
– Не надо, – другой оперативник, тот, что поплечистее, придержал его за руку, – мы сами, вы только скажите, где он.
Николай Иванович сказал. А чего скрывать? И так все ясно. Главное,
Братьев Филановских отпустили одновременно. Александр сразу же позвонил и вызвал машину, но ее пришлось некоторое время ждать. Братья молчали, и от этого напряженного молчания воздух, казалось, вибрировал вокруг них.
– Есть хочется, – проговорил наконец Александр. – Может, зайдем куда-нибудь, перехватим по-быстрому, пока машину ждем?
Андрей только пожал плечами неопределенно.
– Значит, так, – Александр наконец стал самим собой, – Любе и Тамаре – ни слова, незачем им волноваться. Скажем только, что преступника нашли и задержали, без подробностей.
– Конечно, – коротко ответил Андрей.
– Слушай, Андрюха, ну неужели ты мог подумать, что я убил Катю? Как ты вообще мысль такую допустил? Как у тебя совести хватило? Ты за кого меня принимаешь?
– Но ты ведь подумал, что ее убил я. Ты подумал, и я подумал. Мы в равном положении.
– Э, нет, дорогой мой, мы не в равном положении. Ты первый признался, а я уж потом кинулся тебя выручать. А что я должен был подумать, если ты признался?
– Ты ничего никому не должен, но ты мог бы, например, подумать, что ты хорошо меня знаешь и уверен, что я не могу убить человека. Саш, не морочь мне голову, – устало сказал Андрей. – Ты всегда прав и всегда знаешь, как должно быть, как правильно. Я не собираюсь ничего тебе доказывать, я просто живу так, как живу, и делаю то, что считаю нужным, никому не мешая. Ты же душишь всех окружающих, навязывая им свое представление о правильном и неверном. А я не хочу, чтобы меня душили. Я воздух люблю. Я не хочу, Саня, чтобы ты подминал под себя мою жизнь.
– Я?! – возмутился Александр. – Это я тебя подминаю под себя?! Это, выходит, из-за меня все произошло, да? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты прекратил свои семинары, что бабы тебя до добра не доведут, что ты должен сидеть дома и писать книги, но разве ты меня слушаешься? И вот результат. А ведь я тебя предупреждал. Если бы ты меня послушался, ничего этого не было бы.
Андрей молча шел рядом и тихо улыбался. Они дошли до перекрестка, за углом находился вход в метро.
– Я поеду, – сказал Андрей.
– Куда это?
– Домой. Я устал и хочу спать.
– Не выдумывай. Мы сейчас зайдем куда-нибудь, поедим, дождемся машину и поедем вместе. И не к тебе домой, а в издательство, я там вчера не был, надо порядок навести. Приглашу Стаса Янкевича, и вы с ним сразу же начнете обсуждать план следующей книги.
– Книги? – насмешливо переспросил Андрей.
– Да, да, твоей новой книги. И не одной, а целой серии книг. Все, Андрюха, хватит дурака валять, пора браться за ум. С семинарами ты завязываешь раз и навсегда, я сделаю из тебя величайшего публициста современности. Я тебя так раскручу! Станешь богатым и знаменитым. Еще спасибо мне скажешь.
– Саня, ты помнишь, как Люба когда-то сказал нам, что у нас нет ничего своего?
– Помню, а как же. А что?
– А то, что с этого момента мы с тобой стали совсем разными. Я сказал себе: если нет ничего моего, то и не нужно. А знаешь, что ты сказал себе?
– Ну и что же, интересно? – прищурился Александр.
– Ты сказал: «Ах, ничего нет? Так будет! Все будет мое!» И знаешь, что самое смешное? У тебя это получается. Ты гребешь под себя людей вместе с их мыслями, чувствами, желаниями, вместе с их жизнью, а они по наивности принимают твое собственничество за любовь к ним и смотрят тебе в рот. Нет, ты их действительно любишь, но не как людей, не как личности, а как вещи, которые ты купил и можешь считать своими. Ты всех держишь цепко, никого от себя не отпускаешь. Получается практически со всеми. Кроме меня. Со мной не получится, Саня.
Он улыбнулся и обнял брата.
– Пока, Саня. Я тебя люблю. Но я никогда не буду твоей игрушкой.
Легко взмахнул рукой в знак прощания и быстро пошел к метро.
Никита вернулся со сборов всего на два дня, через два дня команда улетала на юниорский чемпионат. На эти два дня Нана отпросилась у Филановского, чтобы провести время с сыном. Ей, конечно, очень хотелось накормить его повкуснее, но она понимала, что перед ответственными соревнованиями каждый лишний грамм набранного веса может обернуться катастрофой, поэтому умерила кулинарный пыл, зато завалила всю квартиру фруктами.
В этот день Нана радовалась всему: и тому, что Никита дома, и тому, что убийца Кати найден и можно больше не подозревать братьев Филановских, и тому, что Любовь Григорьевна совершенно неожиданно отозвала свое поручение найти автора подметных писем, потому что сама решила проблему. Ну, сама – так сама, головной боли меньше. И даже хмурой промозглой погоде Нана Ким радовалась – до того ей было хорошо!
Вечером пришел Антон, и Никита сразу втянул его в обсуждение только что показанного по телевизору боевика. Когда мальчика, не без труда, отправили спать, Антон стал собираться: Нана позволяла ему оставаться на ночь только тогда, когда сын уезжал.
– Не уходи, – попросила она.
– А Никита?
– Не уходи, – повторила Нана.
У нее было такое чувство, как будто она готовится выполнить прыжок, но не уверена, что сможет правильно приземлиться. Лед ненадежен, он может не принять конек так, как нужно, и она или «сядет» на зубец или на заднюю треть лезвия, или вообще не сможет сохранить равновесие на опорной ноге и упадет. Но пока что она еще разгоняется, еще выполняет подход к прыжку, и до момента толчка есть время, и можно передумать и не прыгать…