Чуж чуженин
Шрифт:
Когда нянька закончила, Мстислава уже лежала грудью на могиле и, судорожно сотрясаясь, рыдала. Все последние дни девушка крепилась, но причитания старухи вспороли невидимые путы на её душе, позволяя накопившимся страхам, обиде и отчаянию найти выход. После короткой передышки Стояна продолжила петь про соловья, которого тоже отправили будить матушку, но та не могла проглянуть, потому что мурава проросла сквозь её очи, и не могла ответить, потому что чёрная мга занесла ей уста. Но Мстислава уже не разбирала слов, содрогаясь и одновременно с каждым всхлипом освобождаясь из-под
В полузабытьи княжну привезли обратно в терем, где чернавки принялись отпаивать её берёзовицей. Когда Мстислава, уложенная на лебяжью перину и укутанная в меха, пришла в себя, Стояна копошилась в углу, собирая свою невеликую укладку.
Давно пора было сказать старой няньке, что той придётся остаться в Медыни, но княжна без конца откладывала неприятный разговор, и вот теперь отсрочивать стало некуда.
— Стояна, — позвала Мстиша, и её голос от долгого лежания прорезала неловкая хрипота.
Старушка замерла, согнувшись над ларём, а потом резко, по-птичьи, вскинула голову.
— Ай проснулась, касаточка моя? — тяжело отдуваясь, проговорила она, с привычным обожанием глядя на воспитанницу.
Мстислава сглотнула предательский ком, вставший поперёк горла.
— Что это ты делаешь? — стараясь придать голосу непринуждённость и оттого звуча ещё более высокомерно, чем обычно, спросила девушка, небрежно кивая в сторону старухиных пожитков.
— Известно что, дитятко, — терпеливо развела руками Стояна, словно разговаривала с несмышлёным дыбушонком, — поутру ведь тронемся, так укладываюсь.
Мстислава ещё раз скользнула взглядом по обшарпанному сундучишке и отстранённо подумала, что няня почти ничего не нажила за свою долгую службу княжеской семье.
— А разве кто сказал, что ты едешь? — даже в такой миг не сумев избежать надменности в голосе, спросила Мстислава.
В глазах старухи застыло неверие. Но, сколько она ни вглядывалась в красивое лицо существа, которое любила больше собственной жизни, в нём не было ни мягкости, ни сострадания. Осознание случившейся беды вдруг захлестнуло несчастную женщину, и, не помня себя, она повалилась на колени.
— Почто безгодишь меня?! Чем я, старая, тебе напрокучила? — Даже теперь, в припадке отчаяния и горя, Стояна почти пела, покачиваясь из стороны в сторону и то и дело бухаясь восковым лбом в пол. — Чем прогневала? Ужель мало я тебя пестовала? Мало холила? Неужто на чужбине не станет от меня проку? Али объем куском на мужниной стороне? Али платьем обношу? Так мне ж ничего не надо. Я со свиньями из одного корыта хлебать стану, только возьми меня, Мстишенька! — Она оторвала голову от досок и подняла на девушку заплаканные горящие глаза. — Возьми с собой, голубушка, кровиночка моя!
Мстислава села на постели и подобрала под себя ноги, застигнутая врасплох одновременным отчаянием и требовательностью старухи.
— Полно тебе, няня! Как обживусь, так и за тобой пришлю.
Мстислава свела брови и закусила губу. Она и правда собиралась выполнить своё обещание и знала, что Стояна поедет хоть на край света, не то, что в Осеченки, но Мстишу бросало в жар от одной мысли о миге, когда няня узнает, что едет не в Зазимье, а в отчину боярина Внезда.
— Пообвыкнуть дай сперва! Уж не малое дитятя буду, а мужняя жена, — сурово добавила княжна, зная, что старухе придутся по нраву такие речи. — А покуда с Ярославой и Звенькой тетёшкайся да моего слова дожидайся.
Стояна обиженно шмыгнула носом, но, кажется, немного обнадёжилась. А что, если Сновид запретит Мстиславе слать за нянькой?
Девушка ещё сильнее нахмурилась от этой мысли и тут же тряхнула головой, отгоняя её. Кто смеет запретить что-то ей, княжеской дочери? Пусть даже и муж.
Мстиславе очень не хотелось размышлять дальше, что, сбежав против воли отца, она потеряет его поддержку и окажется полностью во власти Сновида и будущего свёкра.
Нет, Сновид слишком крепко любит Мстишу, поэтому согласится на всякую прихоть, лишь бы угодить ей.
— Ну, будет, — всё более раздражаясь от собственных невесёлых дум, прикрикнула княжна продолжавшей всхлипывать старухе. — А то завтра так опухнешь, что глаз не сможешь разодрать. Сказала же, что пошлю за тобой, как время наступит.
Стояна, всё ещё всхлипывая, заставила себя растянуть дрожащие губы в улыбке и, тяжело поднявшись, подковыляла к воспитаннице и принялась целовать её руки.
И без того обуянная мрачными мыслями, Мстислава вовсе вышла из себя. Она знала, что Стояна нынче не уснёт и станет до брезга ворочаться и вздыхать в своём углу. Метнув быстрый злой взгляд к порогу, где обычно, свернувшись калачиком на засаленном овчинном кожухе, спала Векша, княжна успела заметить, как сверкнули поспешно прикрытые настороженные глаза. Теперь она прикидывалась, будто спит, но Мстиша-то знала: челядинка всё слышала и видела. Девчонка никогда бы не отважилась вякнуть и словечко, но это покорное, молчаливое неодобрение было сто крат хуже.
Мстислава уже потянулась под кровать нащупать сапог и запустить им в несчастную служанку, но в этот миг на её пальце тускло блеснул перстенёк Ратмира, и Всеславна осеклась, словно сам зазимский княжич схватил девушку за руку.
— Лучину загаси, — сквозь зубы прошипела Мстиша и с головой накрылась куньим одеялом, чтобы провести свою последнюю ночь в отчем доме.
3. Свадебный поезд.
— Едут, едут! — раздались крики дворчат, и у Мстиславы, дотоле сохранявшей холодное спокойствие, засосало под ложечкой.
Окружённая стайкой подруг и чернавок, убранная в свадебный наряд, она стояла за порогом растворённой двери, но золотое шитьё теснило грудь, а скатный жемчуг не радовал глаз. Мстислава чувствовала себя воровкой, надев честное платье матери, соблюдшей долг и вышедшей в своё время за Всеслава.
Она провела рукой по гладкой объяри. Как, должно быть, отчаянно стучало сердце юной Милонеги под этим шёлком, пока та ждала прибытия свадебного поезда, в котором за ней приехал отец. Нет, не отец. Чужой чуженин.