Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
2. Юджин Сернан, второй пилот и бортинженер
3. Ермолов Сергей Петрович, стажёр, пилот инопланетного космокатера.
Дублирующий:
1. Пётр Климук, командир корабля.
2. Джон Янг, второй пилот и бортинженер.
3. Евгений Хрунов, второй пилот и бортнженер.
— Всё понимаю, — сказал я Береговому, когда ознакомился со списком. — Двое наших и один американец, потому что приоритет в любом случае у нас. Опять же, ещё один человек на борту «Горного эха» лишним не будет. Кроме одного. Зачем в дублирующем экипаже
— Так положено, — сказал Береговой. — А если с тобой что-то случится?
— Например? Заболеть я не могу, вы знаете.
— Люди не только болеют, — сказал Георгий Тимофеевич, глядя мне в глаза.
— Опасаетесь, что меня убьют? — прямо спросил я.
— Хочешь сказать, что это невозможно?
— Трудно. Но можно, тут вы правы, — признал я. — Один раз воскреснуть удалось, второй, скорее всего, не получится.
— Шутишь — это хорошо.
— Только и остаётся шутить при таких раскладах.
— Мы обязаны предусмотреть всё, — сказал Береговой жёстко. — Представим, что это произошло. Чисто теоретически. Ты погиб. Умер. Нет тебя. И там, на борту «Горного эха» тоже все погибли. Что делать?
— Хм. Научить кого-то управлять космокатером за столь короткое время я не смогу. «Горным эхом» — тем более. Это нужно полноценные макеты строить и… да что там говорить, исключено.
— Подробные схемы «Горного эха» и космокатера тебе начертить всё равно придётся. С размерами, какие помнишь, подробными и максимально понятными пояснениями и инструкциями. Кстати, хорошо бы и макеты построить, если успеем… Но речь сейчас не об этом. В самом крайнем случае полёт состоится всё равно. Только задача экипажа немного изменится.
— Попасть на борт «Горного эха» и дождаться там спасательной экспедиции?
— Именно. Только не спасательной, а просто смены. В этом, как мы уже говорили, самом крайнем случае, «Горное эхо» превращается в готовую лунную базу. На сколько там запасов кислорода, воды и продуктов, говоришь?
— Точно не скажу. Если на троих, года на три, а то и четыре хватит. А если найти где-то поблизости лёд, то гораздо больше. Фактически неограниченное время, только продукты питания завози. Там энергетическая установка — кварковый реактор на пятьдесят гигаватт, почти вечный. Десять Братских ГЭС, можно сказать. Даже чуть больше.
— Вот видишь, — удовлетворённо заметил Береговой. — Нет худа без добра. В любом случае мы получаем долговременную лунную базу. Сидим на ней, изучаем всё по твои схемам, Луну тоже изучаем. С гравигенераторами полёты станут гораздо проще. В конце концов, разберёмся и с космокатером, и со всем остальным, уверен.
— Цинично, — сказал я. — Но логично.
— А что делать? Как говорится, не мы такие, жизнь такая.
Георгий Тимофеевич был, разумеется, прав. Следовало учесть все возможные варианты. Ну а невозможные… На то они и невозможные, что учесть их нельзя. Поэтому и существуют закон предварительного преодоления обстоятельств (безумцам
В конце сентября для отработки парашютных прыжков и выживания в пустыне наш экипаж: Валерий Быковский, Юджин Сернан и я доставили самолётом на военный аэродром в город Мары Туркменской ССР.
«Никто не возвращается в Мары» [3], — выплыло откуда-то в моей голове, и я подумал, что это могло быть строчкой хорошего стихотворения. Если бы я умел писать стихи. Но я не умел.
Никто не возвращается, а я вернулся. С этим городом у меня было немало связано.
Здесь мы играли в футбол с мастерами.
Здесь я вытаскивал из Мургаба и откачивал мальчишку Вадика Карпенко (интересно, что с ним сейчас?).
Здесь меня похитили, в конце концов, в результате чего я близко познакомился со страной США. Даже, признаться, немного разволновался, когда узнал, куда мы летим.
— Не волнуйся, — сказал мне Валерий Фёдорович Быковский. — Сами Мары мы не увидим. Военный аэродром, офицерское общежитие, прыжки, Каракумы, вертолёт в заданной точке и — домой. Первоначально должны были неподалёку от Байконура прыгать и выживать, но потом решили изменить район.
— Ради меня? — пошутил я. — Всё-таки я, можно сказать, из этих мест.
— Ты, конечно, человек уважаемый, — улыбнулся Валерий Фёдорович, — и мы, в ЦПК [4], несомненно, пошли бы навстречу столь уважаемому человеку, если бы он высказал такое пожелание. Но — нет. Просто решили, что пески Каракум ничем не уступают в возможности предоставлять трудности казахской полупустыне.
— Не уступают, — подтвердил я. — Можно даже на сомневаться. Но мне всё равно приятно, а про уважаемого человека, Валерий Фёдорович, я запомню.
— Хе-хе, — сказал Быковский.
— Где это — Мары? — спросил Юджин Сернан.
Показали ему на карте.
— Сказал бы, что это жопа мира, но не скажу, — заметил он.
— Почему? — спросил я.
— Потому что жопа мира — это Аризона. Не весь штат, понятно, его пустыни.
— Тренировался там? — спросил Быковский.
— Йеп, — ответил Юджин. — И не могу сказать, что это доставило мне много удовольствия.
— На реактивных над ними летать куда лучше, да? — усмехнулся Валерий Фёдорович.
— А то, — сказал по-русски Сернан и гордо добавил по-английски. — Я летаю на реактивных, детка!
Мы с Быковским рассмеялись, а я лишний раз порадовался, что все мы не обделены чувством юмора. Не самое главное качество в совместном полёте, но с ним легче переносить трудности и встречать любые непредвиденные обстоятельства.
— План такой, — объяснил нам Быковский, водя указкой по карте, висящей на стене в общей комнате офицерского общежития. — Нас выбрасывают на парашютах со старого доброго АН-2 вот в этом районе. В ста пятидесяти километрах на юг от Мары, примерно в восьмидесяти западнее Тахта-Базара. И где-то столько же до Кушки.