Чужак из ниоткуда 4
Шрифт:
Есть!
Мяч стукнулся о землю за чертой, и свисток судьи зафиксировал, что мы сравняли счёт. 14:14 при нашей подаче.
Глаза Фиделя недобро сощурились, но мне было по фигу — я перешёл слева под сетку и шепнул Борису:
— Мне пас. Повыше.
То кивнул — понял, мол.
Нодия сделал красивую планирующую подачу. Кубинцы приняли, разыграли, и один из охранников попытался перебросить мяч через наш блок. Ему это удалось, однако мяч на месте разыгрывающего принял Сергеев, отдал Борису и тот набросил его мне, как и договаривались — красиво, мягко
На этот раз я взлетел на метр, не меньше — почти на свой максимум, если не использовать орно.
Маленький и лёгкий, по сравнению с футбольным, волейбольный мяч медленно крутился в воздухе, освещённый лучами заходящего кубинского солнца.
Двое высоких охранников прыгнули, выставляя блок.
Хрен вам, ребята. Я выше.
— Х-ха! — выдохнул я, нанося удар.
У нас в Кушке это называлось «поставить кол». Да и не только в Кушке. Думаю, это по всей стране так называлось, хоть я и не волейболист.
К чести, стоящего на распасе Фиделя, он среагировал и попытался принять в падении страшный удар, чтобы спасти команду. У него даже почти вышло. Мяч попал в вытянутую руку команданте и резко ушёл в сторону за пределы площадки.
Судья свистнул и скрестил руки перед грудью. Конец матча. Мы победили со счётом 15:14.
— А ты нахал, — сказал Фидель, пожимая мне руку после матча. — Даже наглец. Вот скажи, ты не мог сделать вид, что мы сильнее? Тем более, что мы и в самом деле были сильнее, — он улыбался, но глаза его оставались холодными.
Ясно, подумал я, а ведь меня предупреждали.
Солнце, склонившись к западу, послало сноп света между стволов деревьев с западной стороны. Длинный вечерние тени протянулись на восток, мягко залегли в складках на гряде голых невысоких холмов метрах в шестистах от нас. На пологой вершине одного из них, что-то ярко блеснуло, — так бывает, когда солнечный луч отражается от стекла.
Откуда там стекло?
В следующую секунду я сильно толкнул команданте вперёд, дал подножку и упал сверху, прикрывая.
Вдалеке едва слышно треснул выстрел.
Пуля прошла над нами, ударилась в металлическую стойку для сетки и с визгом ушла куда-то в сторону.
— Ложись! — упал на нас с Фиделем Борис, прикрывая обоих своим большим сильным и очень потным телом.
Чёрт, подумал я, не лучшие объятья жарким кубинским вечером, прямо скажем.
— Он там, в холмах! — сообщил громко. — На востоке!
— Atrapenlo! [1] — крикнул Фидель.
Топот ног, рыкнули, заводясь, двигатели; три джипа, набитые солдатами, стоявшими до этого в оцеплении вокруг волейбольной площадки, сорвались с места и понеслись к холмам.
Я огляделся. Неподалёку высилось трёхэтажное каменное здание казармы.
— Туда! Здесь мы, как на ладони.
Под прикрытием охраны Фиделя и Антона, которые в спортивных трусах и майках с пистолетами в руках смотрелись довольно забавно, мы перебежали за казарму.
— Давайте внутрь, команданте! — сказал один из охранников, нервно оглядываясь по сторонам.
— Ерунда, — заявил
Я сел.
— Как ты понял? — спросил Фидель.
— Солнце блеснуло на оптическом прицеле, — объяснил я. — То есть, я не знал, что это оптический прицел. Догадался.
— Разве ты служил в армии?
— Я сын военного. Всю жизнь по гарнизонам. Всякого насмотрелся, и боевое оружие держал в руках.
— Что ж, спасибо тебе. Признаюсь честно, я разозлился, когда вы выиграли. Не люблю проигрывать. Но теперь… Спасибо ещё раз, — он обнял меня за плечи, на секунду крепко прижал к себе. — Считай, я твой должник. И, разумеется, завтра берите гравилёт, если вам надо. Никаких возражений.
Подробности покушения на Фиделя мы узнали на следующее утро. Кубинский спецназ догнал террориста, который бросил снайперскую винтовку и пытался уйти к морю на заранее припрятанной машине. Его догнали и убили в перестрелке. Говорят, Фидель был очень недоволен, он рассчитывал, что наёмного убийцу возьмут живым.
Впрочем, это было уже совершенно не моим делом. Все разрешения были получены, прогноз погоды благоприятный, гравилёт проверен до последнего винтика, маршрут проложен; и утром десятого августа в девять часов двадцать восемь минут по местному времени Муса Нодия поднял машину в воздух с аэродрома военно-воздушной базы в городе Сан-Антонио-де-лос-Баньос.
Всего гравилёт нёс восьмерых. Экипаж: пилот Муса Нодия и механик-штурман Тимофей Сергеев. Пассажиры: Владимир Крат, Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий, охранники Борис и Антон и я — Сергей Ермолов.
Машина как раз и была рассчитана на восьмерых и при собственном весе полторы тонны могла поднять ещё восемь с половиной. Так что шли мы, считай, налегке. По прямой от кубинской военно-воздушной базы до радиотелескопа Аресибо(в конце концов, решили, что мы прилетим прямо туда, чтобы не тратить время на переезды) было примерно тысяча семьсот километров. Но мы летели не по прямой, а по сторонам условного треугольника с вершиной в районе островов Тёркс и Кайкос, принадлежащих Великобритании. Так что всего получалось больше двух тысяч километров.
— Пять часов полёта, — сказал Сергеев. — Плюс минус.
Мы шли на высоте три тысячи метров с крейсерской скоростью четыреста пятьдесят километров в час. Внизу расстилался пронзительно-синий Атлантический океан с редкими, разбросанными там и сям, клочками жёлто-зелёных островов. Было хорошо и красиво. Даже очень. Негромкий гул электродвигателя. Привычная, но всякий раз кажущаяся новой лёгкость во всём теле от действия антигравитационного поля. Прохлада в салоне с кондиционированным воздухом, великолепный обзор. Ни облачка на горизонте. Глубокий океан внизу, бесконечное небо и солнце вверху, посередине — мы.