Чужаки
Шрифт:
День за днем Алексей все больше и больше убеждался в великой силе ленинского обращения. Каждый раз, когда он зачитывал его на собраниях и митингах, он видел, как большинство горячо одобряет ленинское обращение и как яростно встречают обращение те, кто видел в нем свой неминуемый конец.
Уезжая, Алексей радовался успехам своей работы в деревне. Теперь он понял, как правы были начальник училища и человек из губкома. Да, это была война за одного из главных союзников — за середняка. За мудрую ленинскую политику в деревне.
Окончить курсы краскомов Алексею так и не удалось. Однажды вечером их по тревоге вызвали к начальнику училища. Поджидая курсантов,
Когда курсанты собрались, начальник остановился, поднял руку, долго молча смотрел на курсантов, потом вздохнув, сказал:
— Кончилась ваша учеба, товарищи. Курсы придется закрыть. Завтра же разъезжайтесь по своим частям. — Он снова помолчал, подумал, махнул рукой. — Нет у нас времени учиться. Враги лезут со всех сторон. Сейчас на фронте дорог каждый боец. Вот разобьем белогвардейцев, тогда и за учебу. А теперь до свидания, желаю вам всего хорошего.
И вот прохладным осенним утром Алексей снова возвращается на родную батарею. В степи, всюду куда доставал глаз, заканчивали уборку урожая, молотили хлеба, сеяли озимые. Алексею то и дело встречались подводы со снопами, с зерном, с соломой. Громко звенели девичьи песни. В ответ на приветствие Алексея крестьяне стаскивали картузы, приветливо махали руками.
На развилке Алексей остановил шедшего за возом мужика в домотканной косоворотке с обветренным, широким лицом, обрамленным курчавой бородой. Поздоровавшись, Алексей спросил, как ему пройти к Михайловской роще. Мужик окинул Алексея суровым взглядом, недоверчиво пожал плечами и, помолчав, переспросил:
— Тебе к Михайловской, или к Михайловской?
Алексей вынул блокнот, перечитал запись.
— У меня записано к Михайловской.
— А ты посмотри еще раз, — настаивал мужик.
Алексей развернул планшетку и снова сказал, что по всем данным ему нужно к Михайловской.
В глазах мужика сверкнуло презрение, он недовольно кашлянул и с укором сказал:
— Ежели комиссары к белым бегут, тогда о чем и говорить?
— Как это к белым? — насторожился Алексей. — Я иду в свою красноармейскую часть. Откуда ты взял такую чушь?
Лицо мужика расплылось в улыбке.
— Вот так бы и говорил сразу, что к красным идешь.
А то заладил себе в Михайловку да в Михайловку. Поди тут с тобой разберись. Хутор Михайловский вон там, семь верст отсюда. — И он показал рукой вперед. — А Михайловский за бугром вот, верста поди не больше. Ну а рощи, так они, как полагается, около обоих хуторов есть. Только тут стоят свои, красные, а там беляки, будь они трижды прокляты. Чтобы им ни дна ни покрышки, паразитам.
Мужик вздохнул, с укором посмотрел на Алексея, как будто он был виновен в том, что в Михайловском стоят белые, и добавил: Их, и изголяются над народом… Страсть… Особо офицеры отличаются. Ну и свои, богатеи, тоже из кожи лезут… Вот и мучают народ ни за што ни про што.
— Я слышал, что в вашем селе красных тоже недолюбливали. Теперь передумали, значит? — улыбаясь, спросил Алексей.
— Это кто как, — резонно ответил мужик. — Многие передумали. Смекнули, что к чему. Ну, а кто потуже на ум, те еще думают. Про толстосумов я не говорю, те — враги.
Распростившись с крестьянином, Алексей зашагал дальше. Теперь его радовало все: и опутанное сплошной паутиной жнивье, и светящее по-осеннему, но еще ласковое солнце, и неумолчный гвалт большой стаи грачей и галок, тучей летящих со стороны села.
На батарее было оживленно. Ожидали полковое начальство. Красноармейцы чистили орудия, чистили лошадей, приводили в порядок потрепанную одежду, некоторые стригли волосы, брились.
Начальство приехало под вечер. Выстроив личный состав на лесной поляне, Алексей взял под козырек, а второй рукой поддерживая шашку, пошел навстречу к прибывшим. Однако, не дойдя несколько шагов до сошедшего с коня командира, он остановился и, удивленно взмахнув руками, побежал обратно к бойцам.
— Товарищи! — обрадованно закричал Алексей. — Да ведь это же приехал товарищ Калашников, Василий Дмитриевич. Наш человек, до самых костей наш, — волнуясь, он сделал полный поворот и хотел было отдать командиру полка рапорт, но, открыв рот, теперь уже растерялся окончательно. Рядом с Василием Дмитриевичем стоял комиссар полка Данила Иванович Маркин.
Улыбаясь, приставив руку к козырьку, Маркин выжидающе смотрел на командира батареи. И тогда Алексей молодцевато щелкнул каблуками и, вскинув руку, начал рапорт.
После осмотра батареи, Калашников попросил собрать бойцов, чтобы поговорить с ними.
Как всегда посыпались вопросы.
— Товарищ командир полка, скажите, бежать долго еще будем? Зайцы, и те побегут-побегут, да и сядут, а мы без передышки жарим.
— На черта наша батарея, если снарядов нет?
— Ботинки совсем изорвались. Нельзя ли заменить?
— О хлебе надо бы подумать. Ноги скоро таскать не будем…
Отвечая на вопросы, Калашников обещал прислать снаряды и обмундирование. В отношении отступления сказал, что это будет зависеть от самих красноармейцев и от общего положения на фронте. Однако добавил, что обстановка сейчас значительно изменилась и надо ожидать серьезных перемен к лучшему.
Потом выступил Маркин.
— Положение, товарищи, у нас на сегодняшний день очень трудное, — вздохнув, сказал-он. — По Уралу, по Сибири, по Дальнему Востоку черными тучами ползут полчища врагов Советской власти. Купленные и обманутые белочехи, японцы, болтающие о свободе и демократии и под шу мок убивающие тысячи советских людей, американцы, англичане, французы и не мало других интервентов идут на нас походом. — Маркин помолчал, обвел взглядом бойцов и, видя, с каким серьезным вниманием они прислушиваются к его словам, решил рассказать им подробно о положении Советской республики и о силах ее врагов. — Не в меньшей мере, — продолжал Маркин, — поднялась на нас и внутренняя контрреволюция. Под защитой иностранных штыков, как грибы, растут враждебные нам правительства.
Вот здесь бесчинствует белогвардейско-эсеровский Комуч.
В Омске — Западно-Сибирское сборище. В Екатеринбурге — областное правительство Урала. Во Владивостоке — автономное правительство Сибири. — Маркин достал из-под лафета чайник, налил в жестяную кружку воды, с жадностью выпил ее и, возвратившись на свое место, продол жал:
— И вот, товарищи, врагам удалось занять наш Дальний Восток, Сибирь, Урал и часть Поволжья. А что делают интервенты? Они захватывают Мурманск, Баку, наступают в Туркестане, осаждают Царицын, орудуют на Север ном Кавказе. Кроме того, мы не должны забывать, что на западе на нас наступают немецкие орды. Вот как, товарищи, повернулось дело. Вот в каком тяжелом, страшно тяжелом положении мы находимся. — Он снова умолк, снова пристально посмотрел на бойцов. Хотя их лица были и пасмурны, но спокойны. «Пусть знают всю правду, — думал Маркин. — Это поможет им. Трусов отбросит, смелых и пре данных закалит». И он продолжал: