Чужая боль
Шрифт:
Сашка, наблюдая за девками, удивлялся, сколь суровы они к себе и друг к другу.
Ритка пыталась уснуть, но не могла и почти в упор разглядывала Саньку.
— Ну, чего вылупилась? Спи! У тебя почти час в запасе! Отдохни! — не выдержал человек.
— Расхотелось. В глаза как спички вставили. Все смотрю, что девки в тебе нашли. Все в тебя влюбились. До единой!
— И ты? — удивился мужик.
— Все, кроме меня. Эта инфекция обошла меня. Я общей заразе не поддаюсь. Но смотрю, что в тебе особого?
— Они не влюбились, дурочка! Это чувство особое и называется иначе: уважением его считают. Оно подчас чище и сильнее любви. Его бояться не стоит. Вот только в себе разобраться нужно. И тогда все станет на свое место.
— Ну да. Я тоже о таком слышала. Но это уважение часто в любовь переходит. А я не хочу. Ты не моя песня. Я знаешь, как мечтаю, чтоб влюбиться по самые уши и ни о ком больше не думать и не вспоминать. Чтоб этот парень был только мой, ни на кого больше не смотрел. Чтоб я всю жизнь была его единственной сказкой!
— Анекдотом будешь ходячим! Единственным и самым дурным. Где ты видела таких лохов, чтоб девок выше себя ставили? Ведь есть в взаимоотношениях людей свои разграничение Кто это станет поклоняться бабе в нынешнее время? Глянь на себя. Ведь ты совсем обычная ничем не лучше других, а мечтаешь о сказке, ка ребенок! О любви до бесконечности. Где такое видела?
— Моя мать так жила с отцом.
— Где он теперь?
— Умер от рака. Давно. Но она и теперь ег любит и не изменяет даже мертвому.
— Ритка! Ему уже безразлично.
— Нет. Вовсе нет. Вот я своего суженого жду, чтоб прийти к нему непорочной, чистой…
— Это все относительные понятия. Чистой должна быть только твоя душа. Все остальное хлам, бред больной фантазии. Твоя девственность — не та ценность, о какой стоит говорить вслух. Это даже стыдно. Ценность в твоей натуре, доброте и милосердии, умении уважать окружающих и считаться с каждым. Вот это достоинства! Их, как дорогой сосуд, нужно нести через жизнь до конца. А у тебя ни одного из этих качеств в помине нет. Вот и получаешь то: же самое, что на своем горбу носишь. Чему ж удивляешься? Ты не можешь полюбить, нет достойного? Открой не только глаза, а и душу. Она укажет. И, поверь, твоя жизнь совсем иною станет.
— Как у Насти?
— А она по-своему счастлива. Есть у нее сын! Ее ребенок, уже есть для кого жить.
— Эй, люди! Пора работать! Встаем! — послышались с берега голоса девчат.
Работали они до самого вечера не разгибаясь. А в конце дня пригнали лошадей на конюшню, почистили и отпустили пастись на луг, сами пошли в деревню, по домам.
— Пап, мама звонила. Просила позвонить, когда вернешься с работы! — встретила Анна Сашку.
— Что ей надо? Опять зовет вернуться?
— Хочет поменять квартиру поближе к нам.
— Это ее дело. Пусть бесится, как хочет.
— А еще дедуня звонил. Сказал, что Максим женился. И теперь они смогут на всю зиму к нам в деревню приезжать на отдых.
— Вот как? — изумился Сашка.
— А еще дедуля сказал, что он по мне очень скучает и хочет увидеть. Бабуля игрушек мне купила и все спрашивала, есть ли у нас телевизор? Я ей три раза ответила что есть, с большим экраном. Она, наверное, опять свои сериалы про любови смотрит. Лучше одну свою в жизни заиметь. Но настоящую, всамделишнюю, чтоб на чужие никогда смотреть не хотелось! — говорила Анка торопливо.
— По-моему, они всю жизнь любили друг друга, — ответил Сашка.
— Тогда б не смотрели и не завидовали на чужое. Оно внеправдашнее, а киношное, про такое даже дети знают…
Сашка лишь усмехнулся, услышав сказанное дочерью, но про себя отметил, что растет девчонка и незаметно взрослеет.
— А что ты матери ответила на ее предложенье перебраться к нам поближе?
— Сказала, что у нас в деревне теток и без нее много. Вон с тобой пятеро работают. Все нормальные. Никто не ругается, и все тебя берегут. Мамка сразу умолкла. Не стала говорит о переезде. Сказала, что такую конкуренцию не выдержит. И только спросила, как мои дела в школе? Я ответила, что скоро у меня начнутся каникулы и к нам из города приедут бабка с дедом. Надолго. И ей совсем не хватит места в доме. На том закончили разговор. Я ей сказала всю правду! — задрала нос Аннушка и спросила:
— Пап, а ты с кем из своих девок больше всех дружишь?
— Со всеми одинаково, — ответил, не задумываясь ни на минуту
— Ну, такого не бывает. Какая-то все равно больше нравится.
— Для меня все одинаковы.
— И неправда! Врешь ты мне!
— С чего взяла? — удивился Сашка.
— Я все вижу. Ты больше всех любишь Настю, а еще Ксюшу. Когда за стол садитесь, ты всегда между ними. И зовешь ласточками, голубушками, красавицами. Других почти не видишь.
А Риту и вовсе телкой называешь, она тебя за это козлом зовет. Дуся смеется над вами обоими, но молчит. А Катя устала от всего. Ей лишь бы никто рядом не ругался. Мне она больше всех нравится, — выдала себя Анка.
— А чем она лучше других? — удивился Сашка.
— Мы на луг пошли коз и коров пасти. Только у меня никого. Просто так, за компанию увязалась. Дома одной скучно. Выходной был, ты в поселковый магазин пошел. А мне деть себя некуда стало. Вот и пошла со всеми. А Катя принесла холсты отбеливать. Расстелила их, облила водой, ждет, когда высохнут и побелеют. А я в догонялки играла, в прятки, за коров и коз пряталась. Все хорошо было. Так вот эта Чернушка, Сазоновская корова, будто с ума сошла. Выставилась рогами вперед и на меня, как танк, поперла. Что в голову дуре стукнуло, не знаю. Только по всему лугу скакала как бешеная. Я от нее едва успевала удирать. У ней аж глаза кровью налились. Я в реку, она за мной, ничего не останавливает. Того гляди на рога зацепит. А пацаны еще сильнее хохочут. Им смешно, как мы с Чернушкой в догонялки играем. У меня уже сил не стало. Прошу ребят отогнать корову, они будто не слышат. А ведь Чернушка двух соседских старух в больницу отправила. Ребра попортила. Они даже в гипсе лежали, чуть не умерли. И все равно эту зверюгу на бойню не отвезли, хотя и обещались.
— Ну, так как вы с нею расскочились? — перебил Сашка.
— Катя наперерез корове выскочила. Как дала ей по морде палкой, та враз упала на ноги, будто подкосили разом. Не только меня по лугу гонять, сама встать не может, лежит, головой мотает, ушами трясет. Пацаны ей на морду с десяток ведер воды вылили, тогда она очухалась, полегоньку встала, но за мной уже не бегала. Расхотелось. Перестала замечать. Но если б не Катя, точно на рогах принесла бы в деревню. Она, случалось, даже стариков цепляла, сам пастух рассказывал.