Чужая боль
Шрифт:
— Надрался с утра, козел!
— Пускай с ним бригадир разберется.
— Нет, бабы, именно он нас закладывал в свое время. Каждую. И никого не жалел. Так чего с ним цацкаться? Пусть Иван с ним разбирается. Хочет, простит, иль под жопу подналадит. Только я прикрывать этого гада не буду, — сказала Настя и привела Ивана.
— Во! Любуйся на скотника! Да не забудь посчитать, все ли телята на месте. Вчера три коровы отелились. А на месте только два. Куда еще один подевался? — трясла скотника за шиворот.
— Доярку спросить надо! Куда скотину подевали. Я с обоих за телка шкуру спущу, — пообещал Антонович зло.
Теленок сыскался уже ближе к обеду. Доярка указала, где приткнула новичка. Он лежал укутанный в сене и весь дрожал.
— Недоносок. Видать коровы пободались, вот и выбила малыша. Теперь телятнице хватит с ним возни по макушку. Этот на ноги не скоро встанет. Вишь, какой дохлый, чисто заморыш. Такие долго не живут, — сказала Лидия.
— Заставлю выходить! — рявкнул Иван. И, схватив теленка, отнес в самую теплую клетку, вызвал телятницу, велел напоить молоком и взять под особый контроль.
Бабы-дорожницы, обмазывая телятник, частенько заглядывали в окно, как там новенький? Живой ли?
Они уже знали, что Иван уволил скотника, не стал слушать его объяснений, что вместе с дояркой вытянули преждевременного теленка, тот чуть не сдох на руках, они его откачали и положили оживать. Вот так все получилось. Никто и не думал пропивать такую немощную скотинку, да и кому она нужна. На нее без боли смотреть нельзя. До того страшненький уродился, что теленком назвать язык не поворачивался. Так и прозвали Тимохой по имени скотника. Смешно иль нет, но не жил и не помирал. Только через две недели на свои лапы вставать стал и молоко пил уже за троих. Вскоре своих ровесников нагнал в росте. И пытался задеть за прежние обиды.
Сторож в этот день неспроста ужрался. У него первый правнук родился. А человек и до внука не мечтал дожить. На радостях столько самогонки выпил, что сам себе не поверил. Это куда столько влезло? Целый штоф первача! Наверно, на двоих с дояркой. Но та баба непьющая. Лишнего себе не позволит.
Где уж там выпить с нею, за коленку цапнуть не даст. Тут же наотмашь в зубы и никаких разговоров. На месте уроет, да еще обвинит во всех смертных грехах. Да разве это баба? Черт в юбке! Она родилась не иначе как под столом партза- седания. Недаром даже телят назвала «Пятилетка», «Индустрия», «Космонавт», «Цивилизация». Ну, кто скотину так называет? Ни одного теплого имени не придумала, все будто в насмешку. Вот только недоношенного разрешила Тимохой назвать, не веря, что выживет.
Как бы там не было, скотника, не глядя на правнука, с работы выгнали. Доярку лишили премии и объявили выговор.
А дорожницы делали свое дело с оглядкой на каждый угол. Казалось бы, все у них шло хорошо и гладко, но Иван все равно находил к чему придраться и ругал, прежде всего, Сашку, за недосмотр, за упущения, заставлял переделать, и мужик, молча, выполнял порученное.
В другой бы раз давно ушел бы из деревни. Но держали дом и хозяйство. Они давали неплохую копейку, и человек держался изо всех сил.
Вон даже Анна, закончив институт, много раз предлагала отцу переехать в город, тот не случайно отказывался. Цены на жилье в городе были слишком высокими, не по карману человеку. Да и сама Анка вместе с семьей ютилась в общежитии. Там одну ногу в прихожке поставишь, вторая уже на кухне, и никакого покоя и удобств. Все как на перевалочной базе.
Старики-родители, глянув на это жилье, только головами качали. Понимали, почему Сашку не тянет в город. Да и куда, зачем?
Лида, перейдя к нему, быстро освоилась. Еще бы! Не имея ничего, получить все.
Она, как и сказала, вправду была трудолюбивой. Умела все и никакой работы не боялась.
Любили ль они друг друга, о том никогда не задумывались. Судьба швырнула их навстречу друг другу, и они несказанно обрадовались представившемуся случаю. Женщина стирала и готовила, убирала в доме, ухаживала за семьей и хозяйством. Ее мало интересовало, как относилась к ней Анка, старалась не лезть в ее жизнь. Но время от времени давала деньги, покупала недорогие обновки, и когда Сашка ехал в город, всегда собирала сумку продуктов для Анны. Та привыкла к этому и далеко не всегда отвечала взаимностью. Лида и не ждала ничего. Понимала чужая дочь не своя. Но всегда о том молчала.
Лиду звали по имени, иногда матерью. Та не обижалась. Знала, в любую минуту может приехать родная мать, и ее попросту выкинут из. семьи. Ну, кто она? Гражданская жена! Да таких по свету великие тысячи…
Сашка время от времени словно просыпался. Целовал жену, ласкал ее, но о росписи и общем ребенке не говорил никогда. Вот уже и годочки прошли, ждать стало нечего. Приходится- ждать только старость. А она не задержится, обязательно придет, не минет. И что тогда? Сама себя назовет дурой, скажет, мол, зря прожила с Сашкой столько лет. Что взамен ничего не получила. А на что надеялась, чего ждала? Ведь он в самом начале ничего не обещал ей. Она только мечтала. Но мечта, как сказка, сбудется или нет, понятие растяжимое.
Сашка не любит громких слов, не клянется, в любви. Лишь иногда глянет улыбчиво, прижмет бабу к себе, вот и все объяснение, ни слова не скажет. Изредка на Новый год или день рожденья купит недорогой подарок, отдаст без слов. Так уж повелось у них, вслух о любви не говорить.
Долго молчала Лидия, собирая деньги на компьютер для Ани. Каждую копейку берегла. А когда принесла домой, дочь и отец онемели от удивления. Сама без сапог осталась, ни одной путевой кофты нет. Зато у дочки появился компьютер. Та на шее повисла, зацеловала. Сашка молча закурил у стола. Ему ли не знать, чего стоила эта покупка. Но и без нее нельзя.
Лида ничего для себя не ждала. Но на Восьмое марта ей дома подарили сотовый телефон. Штука дорогая. И она уговорила мужа забрать себе этот подарок.
— Потеряю, или украдут! Зачем мне лишняя головная боль? Тебе он нужнее! — убедила мужика, а сама так и осталась без подарка.
Баба была неприхотливой. Может потому никому не завидовала, никого не осуждала. Она даже работала отдельно, потому что одна выполняла норму за троих. Но не требовала себе приплату, получала как все. Лишь иногда на перерыве разговорятся бабы: