Чужая боль
Шрифт:
— Дусь, а твой в постели ласковый?
— О чем завелась? Я едва касаюсь подушки, уже сплю. Что он со мною делает, и не знаю.
— Настя! А как твой медведь в постели? — спросила любопытная Ритка.
— А как все медведи! — отмахнулась баба.
— Это как?
— Чуть на койку завалился, повернулся спиной и как даст храпака, хоть в другую комнату от него убегай.
— Лидка, и твой такой же козел?
— Нет, бабы! Мой свое мужское назначенье не забывает. Обласкает всю как есть, а дальше уж спи
— Вот это мужик!
— С таким в постели одно удовольствие!
— Какое на хрен удовольствие? Приползаешь с работы полуживая. Еще ему угоди. Да на хрен такие ласки. Выспаться бы до утра, — фыркнула Настя.
— А по мне тот не мужик, что про бабу забывает, — отвернулась Лидка. Когда ее в последний раз ласкал Сашка, она уже давно забыла. Но перед бабами хотела форс держать. А тут и бабы словно проснулись. Про дружков заговорили. Откуда их нашли, где сыскали время? Лидия- со смеху за живот хватается:
— Ну, разбудили улей, задели больную тему, одну на всех…
— Да ладно вам! Я хоть и худая, а ночью в окошко выскочу, он уже тут как тут. Ждет, весь дрожит от нетерпенья.
— Кто? Твой козел с сарая? Он у тебя все ночи напролет во двор выскакивает.
— Да причем козел? Я про мужика!
— С какой сырости заведется? Вот я вчера приловила Микиту, он коней в реке купал. Ну, я разделась и рядом поплыла. Микита меня нагнал и в ивняк уволок. Вот это мужик, до зари кувыркались.
— А его баба не возникла?
— Видно, ее по дороге кто-то встретил и тоже под куст завалил.
— Ой, бабы, а меня вчера сосед за дверью словил. Еле вырвалась.
— Ну и дура! От удовольствия не убегают.
— Раскудахтались, квочки! Гэть на работу, — появился нахмурившийся Иван и глянул на часы.
Бабы вмиг забыли, о чем говорили совсем недавно.
Какие там хахали, при Иване лишнего слова не скажи. Высрамит и испозорит.
Он при мужиках запрещал развязывать языки на всякие вольные темы. А уж тут и подавно.
А тут и Сашка с обеда бежит, торопится. Иван на него зло смотрит. Пусть немного, но припозднился. Антонович такие вещи не уважает, стучит по часам. Мол, знай меру и не балуй.
Люди снова взялись обмазывать ферму. До осени нужно управиться. А работы еще, ой как много. Успеть бы вовремя, подоткнули юбки женщины, одни навоз топчут, другие стены обмазывают. Третьи подсохшее белят. День стоит жаркий, знай, успевай. От баб навозом и потом несет. Раньше носы затыкали, а теперь притерпелись и не чувствуют. В навоз резаную солому, цемент добавляют. Получается такой- саман, зубами не оторвать.
— Эй, девчатки, тут северная сторона, раствора побольше положите, чтоб стена тепло держала, — напоминает Сашка.
— Понятное дело! Самим лучше! — отзывается Настя. Лида работает молча, сцепив зубы. Пот по спине и плечам ручьями бежит. Лица от солнца сгорели, красные, волдырями покрылись.
— Эй, девки, кефиром смажьтесь. Ни то завтра встать не сможете. Вынесли доярки ведро простокваши. Женщины налетели пчелами.
— Сашка! Давай и ты! Шкура не резиновая! — советуют женщины и с ног до головы обмазали человека.
До вечера половину фермы одолели и побежали на речку купаться. Сторож убрал на ферму сапоги и робу. Ему жалко девок. Пусть поплескаются лишнюю минуту.
Домой бабы шли бодро. Уж как оно будет ночью, кто знает. А теперь ноги сами бегут. Ведь самая короткая это дорога домой. Там ждут мужья и дети, там их любят, там они очень нужны, и спешат бабы…
Горит свет в окнах домов. Просто не верится, что женщинам хватает сил постирать, убрать, приготовить, управиться со скотиной, что-то сделать в огороде, привести в порядок детей, успеть сказать несколько добрых слов старикам. И только о себе забывают. Хорошо, если муж или дети вспомнят. А то ведь и совсем обидно:
— Настя! Как ты вымоталась! Совсем похудела бедная! — обнял жену Мишка. Та прижалась на секунду, поцеловала колючую щеку. Какое дорогое и короткое мгновенье. Но оно и есть жизнь.
— Катька, давай ребенка прогуляю, — все ж руки будут свободнее.
— Лидунька! Сегодня ужин за мной! — обещает Сашка улыбчиво. Он знает, жене надо помочь.
Остальным не легче. Все заняты, каждой ни до чего. А по улице уже идут пары. Новое поколение молодых. Им будет проще и легче. На них оглядываются, им завидуют, ведь у этих все впе-реди. И любовь, и страдания и слезы.
…Солнце только вынырнуло из-за берез. А Иван уже стучит в окна:
— Вставайте, девоньки, голубушки мои сизо-крылые. Пора на работу, лапушки, — будит Антонович девчат.
Вместе с ними поднимает всех. Никого отдыхать не оставит. У него все заняты, все при деле.
— Вставайте, просыпайтесь, пора на работу, — зовет человек. Когда он отдыхает сам, того не знает никто.
Может и сгорела бы эта изба от полыхнувшей травы. Мальчишки баловались, и кто-то уронил спичку в сухую траву. Она и схватилась ярким пламенем.
Мальцы в страхе в россыпную бросились, кто куда попрятались. А тут люди выскочили. Кто с чем: с вилами, лопатами, граблями, тряпками. Дом спасти надо. Там старая бабка живет, совсем беспомощная, обе ноги парализованы. Рада бы встать, но как? Кричит не своим голосом от страха и ужаса. Огонь уже к дому вплотную подобрался. Вон как бревна трещат. Но там люди. Все выскочили спасать дом. Кто чем может огонь сбивает, топчут, мнут, засыпают землей. Через час от огня ничего не осталось. Нет в деревне чужой беды. А коли случится, с корнем вырвут, затопчут, зальют, не дадут отнять жизнь. Здесь она каждая на золотом счету, всякая дорога.