Чужая дуэль
Шрифт:
— Береженого Бог бережет, — не стал углубляться Прохоров. — Итак, я вас жду в четверть первого у парадного.
Я рассовал по карманам патроны, ключ и револьвер, коротко поклонился и направился одеваться.
Следуя совету Прохорова не выходить из дома без оружия, львиную долю времени, отпущенного на сборы, я потратил на попытки пристроить револьвер. В конечном итоге пришлось засунуть его за ремень, ближе к правому бедру.
Затянувшись как можно туже, чтобы револьвер не дай Бог, не провалился на ходу в штанину, я решил как можно скорее добыть для него кобуру. Хотя бы по типу той, что когда-то в прошлой жизни сшил мне кустарь-кооператор под штатный «Макаров».
И еще я вдруг задумался о бронежилете. Конечно о легком кевларовом, для скрытого ношения под одеждой оставалось только мечтать. Но, если как следует пораскинуть мозгами, некую элементарную защиту, способную в критический момент спасти жизнь, придумать было можно.
Прохоров уже дожидался внизу, в своей роскошной карете запряженной холеной четверкой. Открыв дверь, я извинился за опоздание и получив приглашение, забрался внутрь, утонув в мягком бархате сидения.
Весь путь занял около часа. Сановник молчал, погруженный в себя и я не решился приставать к нему с расспросами.
Выматывающая душу тряска ухабистой лесной дороги внезапно сменилась шуршанием колес по крупному речному песку. Карета плавно вкатилась в предусмотрительно открытые мощные ворота. В мутное слюдяное окошко я успел заметить двух вооруженных длинноствольными ружьями великанов-охранников.
На дворе стояла гнилая декабрьская оттепель, и поливающий второй день без остановки дождь окончательно смыл выпавший, было, в конце ноября снег. Поэтому до входа в двухэтажный особняк пришлось прыгать через многочисленные лужи. По странной прихоти хозяев подать карету к парадному подъезду возможности не имелось, так как широкая аллея два десятка метров не доходила до мраморного, украшенного резными колонами крыльца, разделяясь на несколько узких дорожек, разгороженных клумбами с густыми розовыми кустами.
Дверь нам открыл высокий лакей в лопающейся на широченных, бугрящихся от переразвитых мышц плечах, зеленой ливрее. Прохоров не обращая внимания на зверское выражением на его откровенно разбойничьей, до самых глаз заросшей густой бородой роже, уверенно направился в громадный холл.
Так, наверное, должен был выглядеть классический рыцарский зал. Высоченный, мрачный, холодный, едва подсвеченный отблесками из необъятного камина, в который легко поместилась бы целая кабанья туша. На выложенных натуральным камнем стенах угадывались головы диких животных. Вход охраняло чучело поднявшегося на задние лапы медведя
На фоне этого средневекового антуража потерялась миниатюрная женщина, сидевшая в кресле с высокой спинкой. Прохоров, видимо не раз здесь бывая, прямым ходом подошел к ней, поклонился и прикоснулся губами к облитому черной перчаткой узкому запястью, затем коротко представил меня.
Пока я неловко топтался, пытаясь понять, как правильно себя вести, она смерила меня взглядом с головы до ног, легко встала и ни слова не говоря, пошла к лестнице, ведущей наверх. Прохоров подтолкнул меня, шепнув на ухо: «Идите за ней».
Бесконечная галерея второго этажа, как и холл, тонула во мраке. Лишь немногочисленные светильники, скрытые в глубоких нишах, помогали не потерять из виду идущую впереди хозяйку.
Когда она вдруг скрылась за изломом стены, я прибавил шаг и чуть не сшиб ее, на всех парах вылетев из-за угла. Маленькая, но удивительно крепкая ладонь уперлась в мою грудь:
— Экий вы прыткий, батенька, — холодно усмехнулась наглухо затянутая в черное платье дама.
Пока я смущенно мямлил извинения, она извлекла пристегнутый к поясу ключик и открыла малозаметную дверку.
— Осторожно, берегите голову, — но предупреждение запоздало и многострадальный левый висок повстречался с низким косяком, хорошо еще повязку, больше из форсу, чем по надобности, я не снял, и она несколько смягчила удар.
Гася искры в глазах и вытирая выступившие от боли слезы, мне кое-как удалось боком протиснуться в низкую и узкую щель потайного входа. За толстой дубовой дверью скрывалось хорошо освещенное, просторное помещение, заставленное ретортами, перегонными кубами и вовсе неизвестными мне химическими приборами. Гладкие деревянные панели стен были расписаны разноцветными пентаграммами и густо увешаны астрологическими таблицами.
В центре стоял большой круглый стол, покрытый когда-то белой, а теперь местами прожженной, разукрашенной пятнами всех цветов радуги, скатертью. На нем кроме глубокой хрустальной пепельницы и голубенькой сигаретной пачки ничего не было.
Взгляд, скользнувший было дальше, вдруг зацепился и метнулся обратно. Я не верил своим глазам. Возле пепельницы лежал совершенно невозможный здесь легкий «Парламент». На нем была не только ненарушенная прозрачная пленка, но и издевательски ярким пятном пестрела акцизная марка.
Меня окатила горячая волна. Моментально вспотели рефлекторно сжавшиеся в кулаки ладони. Я судорожно пытался найти, но не находил ни одного подходящего объяснения происходящему.
Видимо мое смятение было настолько явным, что хозяйка дома, откроено довольная произведенным эффектом, все же решила меня пожалеть. Она сама отодвинула стул и легко нажав на плечо, заставила сесть. Затем присела напротив, сдвинула сигареты в мою сторону.
— Берите, берите, Степан Дмитриевич, не стесняйтесь. Я специально для вас заказывала. Сама-то сей дурной привычке не подвержена, но раз уж вам, мужчинам, обязательно нужно себя всякой гадостью изводить, препятствовать бессмысленно.
Я машинально схватил пачку, но не открыл, а стал нервно постукивать ее торцом по столу.
Хозяйка понимающе улыбнулась и ее пронзительные глаза, окруженные сеткой мелких морщин, выдающих почтенный возраст, неожиданно потеплели:
— Я, кажется, забыла представиться?.. Графиня Шепильская, — я сделал попытку подняться, но она жестом усадила меня обратно. — Для вас можно просто — Ксения Германовна… Надеюсь, вы простите меня за это маленькое представление?.. Хотелось наглядно продемонстрировать некоторые парадоксы нашего существования.