Чужая дуэль
Шрифт:
Подсознательно ища подвох в столь удачно сложившейся ситуации, я подозрительно поинтересовался:
— А вдруг хозяина кто вспомнит?
— Не морочь себе голову, — беспечно отмахнулся Селиверстов. — Купчик тот даже до Буханевича не добрался. В шалмане продулся. Никто его здесь толком не видел и не вспомнит. А шулера, как узнали про самоубийство, в бега подались. С тех пор не появлялись. Так что пользуй спокойно… Ладно, как говориться: делу — время, потехе — час. Сейчас вот отобедаем, да тронусь я. Паспорт этот надо в бумагах сыскать, насчет постоя договориться, а завтра поутру, чуть свет, за тобой заеду…
Весь вечер я крутил в голове различные варианты легенды для своего нового образа и остановился на следующей: привлеченный серией убийств малоизвестный репортер, подвизающийся на вольных хлебах, решил накопать как можно больше жареных фактов для спасения изрядно подмоченной репутации. Такой образ идеально подходил под задачу. Без особого риска быть заподозренным в излишнем любопытстве можно сколь угодно долго крутиться возле околоточного, задавать любые вопросы, и вообще, совать нос, куда ни попадя. Тут и паспорт, так удачно сохраненный моим товарищем-полицейским, будет весьма кстати. Фотографии-то в нем нет, не придумали еще. Поди, проверь, кто им на самом деле пользуется?
Селиверстов, верный слову, прибыл в имение около восьми утра, едва забрезжил серенький зимний рассвет. Но я был уже готов и даже успел позавтракать с графиней, в отличие от типичных представителей знати поднимавшейся ни свет ни заря.
До приезда околоточного мы с Шепильской успели обсудить все необходимые детали совместной деятельности. Он же наскоро, обжигаясь и фыркая, проглотил только стакан чая. Резонно рассудив, что Христину все будить в такую рань не стоит, раскланялся с хозяйкой и потащил меня на выход.
Дорогу до посада мы проделали в закрытых санях, позволяющих разговаривать свободно, не опасаясь ямщика. Тем не менее, я сразу перешел на хриплый шепот, имитируя потерю голоса вследствие простуды. На удивленный вопрос Селиверстова, назидательно заметил:
— Ты меня, милостивый государь, вчера как опознал, а?
Несколько ошарашенный околоточный с запинкой ответил:
— Как-как? По голосу и признал.
— Вот! — мой указательный палец назидательно уставился в потолок. — Если ты мой голос узнал, то где гарантия, что другие не узнают? Тот же, скажем, Буханевич?
— И впрямь, — почесал в затылке полицейский, затем поднял взгляд на меня. — Откуда только ты все знаешь? Никак сыскному делу учился?
— Да как тебе сказать? — постарался уйти я от прямого ответа. — Жизнь научила, — и чтобы сменить скользкую тему, спросил: — С жильем-то что-нибудь изобрел?
Селиверстов оживился:
— А ты как думал? Мы тоже не лыком шиты. Вчера вечерком заехал к знакомцу одному — городовому отставному, вот с ним и оговорил твое расквартирование. Место, — он оттопырил большой палец, — лучше не придумаешь.
Квартиросдатчик оказался глубоким стариком. Подслеповато щуря выцветшие слезящиеся глаза, шаркая подбитыми грубой кожей подошвами валенок, с коротко обрезанными голенищами и тяжело налегая на узловатую самодельную клюку, он с трудом выполз отодвинуть засов на калитке. Перед этим околоточный долго грохотал кулаком по внушительной высоты глухому забору, напрочь скрывающему внутренности двора.
Огромный двухэтажный дом, сложенный из потемневших бревен полуметрового диаметра, когда-то служил родовым гнездом большой семье. Но жизнь разметала ее по необъятным просторам империи. Теперь в десятке комнат коротали век хозяин да старуха-экономка, со времени смерти супруги отставного полицейского ставшая его невенчанной женой.
В теплое время года дед сдавал пустующие покои дачникам, получая существенную прибавку к скудной пенсии, зимой же дом пустовал. Цена постоя была на порядок ниже стоимости номера на постоялом дворе и вполне меня устроила.
— Да вы, сынки, не тушуйтесь, проходьте смелее, — дребезжал старик. — Места свободного полно, всем хватит. А Лукерья… Бабка, ты, где шатаешься? Скорей постояльца принимай… И обед сготовит, и бельишко коли надобно простирнет. В обиде еще никто не оставался.
Я выбрал большую угловую комнату на втором этаже с двумя окнами. Одно из них выходило во двор над козырьком крыльца, а второе на прилегающую улицу, обеспечивая хороший обзор. Опять же, при наличии элементарных гимнастических навыков, можно без особого труда ретироваться из жилища, минуя дверь. В плюс к этому меня сразу купил исполинский, занимающий почти всю стену, камин.
Пока мы с Селиверстовым покупали в ближайшей лавке продукты, затем неторопливо обедали, выпивая и степенно беседуя с хозяевами, короткий зимний день погас. Когда же за окнами окончательно стемнело, я выпроводил изрядно осоловевшего околоточного, а сам, получив от Аристарха Платоновича, или, как он по-простецки представлялся — деда Стаха, толстенную восковую свечу в массивном медном подсвечнике, и устало побрел по скрипучей лестнице в свою новую обитель.
ГЛАВА 14
Повесив голову и скользя рассеянным взглядом по полу, я по диагонали пересек небольшую площадку и, не рассчитав, слишком резко дернул за дверную ручку. Готовый вот-вот испустить дух огонек испуганно рванулся с кончика фитиля. Едва успев его спасти, ограждая ладонью свободной руки, я неловко шагнул в комнату, а когда поднял глаза, то обомлел.
В кресле-качалке перед пышущей вишневым жаром топкой, размеренно покачиваясь, словно у себя дома, развалился неизвестный. Больше всего меня почему-то удивило даже не то, как он сюда попал, а то, как сумел так быстро справиться с камином? Со слов хозяина, последний раз им пользовались лет пятнадцать назад, и я вполне обоснованно предполагал серьезные проблемы с реанимацией.
Однако в моем положении ожидать хорошего от незваных гостей было бы нелепо и поэтому свеча плавно перекочевала в левую руку, а правая выдернула револьвер из кобуры. Взводимый курок грозно и недвусмысленно щелкнул в тишине, нарушаемой только потрескиванием жадно пожираемых пламенем дров.
Человек в кресле, так и продолжая легкомысленно раскачиваться, внезапно подал голос:
— Экий вы нервный, Степан Дмитриевич. Вы что же, всех гостей так неласково встречаете?
Продолжая держать его на мушке, я, стараясь говорить как можно тверже, ответил: