Чужая душа
Шрифт:
Утром третьего дня я поджала под себя ноги и рывком села. Кувыркнулись в голове и, щелкнув, встали на свое место слова: «…хочешь, можешь вообще не возвращать. Я его еще ни разу не надевала, сдуру купила».
Да! Вот что не давало мне покоя! Именно!..
«Я его еще ни разу не надевала, сдуру купила». Каким же тогда, простите, образом в ни разу не надеванном пиджаке Ксении оказались ключи от ее квартиры? Или она их разбрасывает куда попало – много лишних заказала, вот и расшвыривает. Что-то не похоже.
Тогда что?!
Со мной творилось неладное. С одной стороны, меня снедала жажда деятельности. Нервная энергия будоражила каждую клеточку тела. С другой же стороны, я не знала, куда мне приложить эту самую энергию. Я чувствовала себя как новорожденный котенок, слепо тычущийся носом во все углы и не знающий, куда бы деть себя в этом большом и сложном мире.
Я ждала появления Родиона или хотя бы звонка от него. Чтобы убить время, я сходила в бассейн, потренировалась в тире, позанималась на тренажерах. Это как-то погасило нервную энергию, вибрирующую во мне.
…Но что же с ключами, почему?..
Конец моей маете был положен около девяти вечера. Я явилась в офис, и почти тут же заработал факс, из него потянулась широкая бумажная лента. Я машинально оторвала лист по пунктирной линии и, взглянув, невольно вскрикнула.
Факс представлял собой письмо, написанное рукой босса. Буквы были неразборчивыми и подпрыгивающими, как подбитые птицы, но тем не менее я достаточно хорошо знала руку Родиона Потаповича, чтобы связать прыгающие знаки в членораздельное целое.
И я начала читать.
…Бимммм!!
Я подумала, что это ударило у меня в голове. Словно глухо и басовито рявкнуло что-то жуткое. Вспомнилось вдруг, как примерно такими же звуками Римма Маратовна Ищеева подзывала собаку Бима.
Ошиблась? Отказывает зрение? Какая глупость! Я снова начала проглядывать расплывающиеся строки факса. И еще раз. И еще.
И слова русские, и написаны кириллицей, и все укладывалось в родные синтаксические нормы. Все читалось яснее ясного, но в то же самое время, в то же время… нет, этого не может быть! Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
Но если это так, как черным по белому написано здесь, то все встает на место, все объясняется: и мучающие меня неясные предчувствия, и смутная жалость к Ксении, и даже то, как и почему ключи оказались в новом, ни разу не надеванном, по собственным словам Кристалинской, пиджаке.
Я метнулась к окну, выглянула из него, как будто это что-то могло объяснить, и вернулась к факсу. Как же подобное могло произойти? Или же босс окончательно рехнулся?
Впрочем, не время задавать риторические вопросы. Ибо последней строкой в факсе, присланном Родионом, стояло: «В десять вечера по адресу Котельн. наб., 4, кор. 2, кв. 10».
Это был новый адрес, по которому должен был жить Алексей Ельцов. Вместе с Милой Таннер, белокурой девицей, родной племянницей убитой Татьяны Оттобальдовны Таннер.
Глава 16
Не дыша, я стояла перед дверью, за которой находилась квартира Милы Таннер и Ельцова. Неужели за ней, за этой массивной металлической дверью, меня ждет разгадка всех этих событий, накрутившихся за последнее время в такой клубок, что поди разгадай? Неужели воссияет истина, затмить которую уже не сможет никто, потому что это будет истина в последней инстанции?
Я постояла, прислушиваясь к ударам собственного сердца, а потом надавила на звонок.
– Кто там?
Я стала против «глазка» и представилась зачем-то полным именем:
– Якимова, Мария Андреевна.
Дверь распахнулась. На пороге появилась Мила Таннер в домашнем халате, с мокрыми после душа волосами.
– Ага, Мария? Очень рада! Заходите.
– Я, быть может, не вовремя? Помешала, нет?.. Некстати?
– Вы теперь всегда кстати. – И Мила в полном соответствии со своим сокращенным именем мило улыбнулась и, впустив меня в прихожую, громко позвала: – Эй, пьянчужка! К нам дорогая гостья.
Ельцов выкатился на свет. Его немного штормило, но в принципе он выглядел куда лучше, чем три дня назад. По прихожей поплыли волны алкоголя. Легко было догадаться, что он отмечал счастливое окончание процесса. Причем, если учесть его помятую физиономию, вспрыскивал не первый день.
– О… М-маа-ша?! – запинаясь, произнес он. – З-з-з. ххади! Вввы-ы…пьем.
– Я не пью, – поспешила уверить его я. – Так что в следующий раз.
– Ну вот… Я не пью… я не… я-я, натюрлих! Ввы-пьем! Ты, Маш-ка, м-ма… ммалодчинка, что пришла! Ты ва-аще – мо-ло-дчи-нка! У целом, как ггррил… Горрбач-ч!..
– Ельцов, мать твою! – повысила на него голос Мила.
«Горбачев и почти Ельцин – забавное сочетание, – подумала я. – Интересно, как стали бы судить Алексея, если бы его фамилия оканчивалась не на – «ов», а на – «ин»?»
В ответ на реплику Милы он изобразил притворный испуг и даже спрятался за угол, выглядывая оттуда с видом нашкодившего мальца.
– Ладно, ладно. Напился, так веди себя прилично, в конце концов. Все сумму я вам, Мария, приготовила. Я знаю ваши расценки, так что…
– Это после. Я хотела с вами поговорить, Мила. И при этом разговоре нужен Алексей. Я подозреваю, что он сейчас не в форме. Как говорится, недопоймет.
– Это кто не допой… водопой…мет-т? И кто не-до… поймет? – заорал Ельцов, подпрыгивая. – Я?
– Вы сможете, Мила? – спросила я.
– Без проблем, – решительно отозвалась та. – Если так нужно, я быстро его образумлю. Сколько же можно? Первый день я и сама с ним выпила, а теперь надоело пьяную рожу созерцать!.. Одну минуту, Мария! Р-р-аз, и он как огурчик.