Чужая роль
Шрифт:
Не тот номер. Наверняка не тот.
Мэгги еще раз набрала телефон сестры и получила тот же ответ, только на этот раз после гудка она открыла рот.
— Роуз, я…
Я — что? Снова в беде? И прошу, чтобы ты меня выручила? Опять?
Мэгги захлопнула крышечку мобильного и зажмурилась. Она сама что-нибудь придумает.
— Мэгги? — растерянно спросила стоящая в дверях Коринна. — Который час? Что вы здесь делаете?
— Сейчас ночь. Видите ли… я… она судорожно втянула в себя воздух.
— Я хотела спросить, нельзя ли остаться у вас на несколько
Коринна придержала дверь бедром.
— Что случилось?
Мэгги замялась, не зная, что ответить. Сказать, что поссорилась с соседкой по комнате? Говорила ли она Коринне о соседях? Сейчас и не вспомнить. А если этот ужасный тип проследил, куда она поехала? Если он узнал, что она ночевала в библиотеке, возможно, пронюхал и о Коринне.
— Мэгги? — переспросила Коринна, наморщив лоб. На ней не было обычных темных очков, голубые глаза бегали как испуганные рыбки.
— Случилось кое-что, — тихо сказала Мэгги.
— Это мы уже установили, — кивнула Коринна и, впустив Мэгги, направилась на кухню, легко касаясь стены кончиками пальцев.
Мэгги уселась за стол, а Коринна включила газ, поставила чайник и, сняв с полки две кружки, бросила в них чайные пакетики.
— Может, объяснишь подробнее?
— Это очень трудно, — прошептала Мэгги, повесив голову.
— Наркотики? — резко спросила Коринна, и Мэгги от неожиданности рассмеялась.
— Нет. Не наркотики. Просто мне нужно лечь на дно дней на пять…
Ляпнув это, она сообразила, что говорит как закоренелая преступница, но это было первое, что пришло ей в голову. «Лечь на дно…»
— У меня что-то вроде стресса, — поправилась она. — А здесь так спокойно.
Очевидно, она произнесла волшебные слова, потому что Коринна просияла и, насыпав сахара в чай, поднесла чашку к губам.
— Тяжело дается сессия, верно? — сочувственно спросила она. — Помню, как сама готовилась к экзаменам. В общежитиях вечный шум, в библиотеке полно народу. Не волнуйтесь. Можете располагаться в любой комнате на третьем этаже, там везде чисто, верно?
— Верно, — кивнула Мэгги.
Она отхлебнула чаю, стараясь успокоиться и унять стук сердца. План. Ей нужен план. Она поживет здесь немного. Купит себе кое-что: в рюкзаке только смена одежды и немного белья. Остальное в библиотеке, и ей туда не попасть. А потом — куда потом? Назад к отцу и Роуз? Примут ли ее они? И хочет ли она возвращаться?
Она закрыла глаза и увидела себя сидящей в заднем ряду аудитории. Объясняющей профессору Клапам смысл стихотворения Элизабет Бишоп. Представила лицо Чарлза, с непокорной прядью, падавшей на лоб, в те моменты, когда он говорил о Шекспире и Стриндберге и о том, как однажды видел на сцене Джона Малковича. Никто в Принстоне не знал, что она жалкая неудачница, ничтожество, черная овца и позор семьи. Никто в Принстоне не знал, что она другая. Не такая, как остальные.
До сегодняшней ночи.
Пока не появился этот Джош.
Мэгги усиленно заморгала. Она не заплачет. Она выпутается. Только надо держаться тише воды ниже травы. Выход найдется. Она не могла оставаться здесь, пока мальчишка еще в кампусе, а когда студенты уедут, тоже не сможет здесь жить, потому что нельзя будет слиться с толпой. И что тогда?
— Мэгги? — спросила Коринна. Мэгги подняла глаза. — У вас есть семья? Может, позвонить кому-то?
Мэгги шмыгнула носом и больно прикусила губу. Ужасно хотелось плакать. Но чем это поможет?
— Нет, — пробормотала она дрожащим голосом. — Никого.
Коринна склонила голову набок.
— Уверены?
Мэгги подумала о деньгах. Купюры были перетянуты резинкой и спрятаны во внутренний карман рюкзака на молнии. Она услышала голос Джоша: «Я обыскал твой рюкзак…»
Рывком открыла рюкзак. Деньги исчезли. Кредитные карточки и студенческие — тоже. Ничего, кроме одежды, книг и…
Пальцы коснулись истертой открытки. Мэгги вытащила ее, развернула. Перечитала в сотый раз. И поздравление, и подпись, и телефонный номер.
— Бабушка, — выдохнула она. — У меня есть бабушка.
Коринна удовлетворенно кивнула.
— Идите спать. Устраивайтесь в любой комнате. Завтра утром можете ей позвонить.
Утром Мэгги стояла посреди залитой солнцем кухни с сотовым в руке и набирала номер, написанный бабушкой двадцать лет назад. Телефон звонил и звонил. Мэгги скрестила пальцы на обеих руках. «Господи! — взывала она, сама не зная, чего желает. — Только бы кто-нибудь ответил».
И кто-то ответил.
Роуз Феллер проснулась в пять утра, в чужой постели. Сердце тревожно колотилось. Мэгги. Ей снилась Мэгги.
— Мэгги, — сказала она вслух, но, произнося это и уже выплывая из сна в реальность, все же не была уверена, что видела именно Мэгги. Молодую женщину, бегущую по лесу. Вот и все. Женщину с перепуганными глазами и раскрытым в вопле ртом, продиравшуюся сквозь зеленые ветви, тянущие свои сучья-пальцы, чтобы схватить ее.
— Мэгги, — повторила Роуз. Петунья подняла голову, но, решив, что ничего срочного нет, а подачки тоже не предвидится, снова закрыла глаза. Роуз свесила ноги на пол. Саймон положил руку на ее бедро.
— Ш-ш-ш. — И он притянул ее к себе, прижался всем телом и поцеловал в затылок. — Что стряслось? Дурной сон?
Он провел губами по ее шее.
— Мне снилась мама, — отозвалась Роуз более глубоким и хриплым, чем обычно, голосом.
Но так ли это? Ее мать? Мэгги? А может, она сама бежала в чаще, спотыкалась о корни, падала на колени, поднималась и бежала снова? Но от кого? И куда?
— Моя мать умерла… я говорила? Не помню. Умерла, когда я была маленькой.
— Сейчас вернусь, — прошептал Саймон, вставая. Роуз слышала, как он протопал на кухню, босиком, в дурацкой полосатой пижаме, и вернулся со стаканом воды. Роуз благодарно припала губами к прохладной влаге, а Саймон лег, выключил свет и снова прижался к ней, положив одну ладонь на ее лоб, а другой поддерживая голову словно ценное произведение искусства.