Чужая в чужом море
Шрифт:
— Ага. Но на самом деле, я электрик. Просто люблю возиться с подростками. Своих детей как–то не завел. Не сложилось. Теперь вот, самореализуюсь на тех, которые рядом. Это как, допускается новой властью, или…
— Это приветствуется, — ответил старлей, — А если вам кто–то будет препятствовать…
— …То команданте Хена его убьет, — договорила Ллаки.
Старлей набрал полные легкие воздуха, и шумно выдохнул.
— Ллаки! Мы начали говорить про цивилизованность. Нас прервали, а жаль. У тебя, чуть что — сразу «убьет». Это — нецивилизованно. Такое отношение к человеческой
«А сам что сделал минуту назад, гуманист хуев?». (тихо спросил внутренний голос).
«Знаешь что? Пошел ты на хуй». (так же тихо ответил ему Хенаоиофо Тотакиа).
— Фигня – это что? – спросла она.
— Ну… (он снова сделал паузу)… Это когда всем плохо. Или почти всем. Это, например, когда люди, вместо того, чтобы договориться по–хорошему, чуть что хватают пушки и давай друг друга колбасить. Как психи, короче. Скажи, можно так жить?
— Можно, — ответила Ллаки, уточнив, впрочем, — … Но плохо и недолго.
— Вот! – обрадовался он, — А цивилизованность…
— … Это когда договариваются, — перебила она.
— Верно! Молодец! Главное ты поняла, а остальное – детали.
— Вы занятно объясняете, — отметил Виллем, — А Мэрлин просто сослалась бы на бога.
— Это ясно, — сказал Хена, пожимая плечами, — Мисс Ренселлер получает деньги за то, что рекламирует этого бога. По ходу, у нее такой бизнес… Ллаки, ты уже докурила? Тогда будь хорошей девочкой, сбегай к парням, притащи котелок кофе, я отсюда слышу запах.
Она встала с не детским вздохом, и пошла к караульном шатру, всем своим видом (даже спиной) изображая, как ей лень, и какое огромное одолжение она всем делает.
— Молодой талант, — сказал Виллем, проводив ее взглядом, — Ей бы в театре играть.
— Это вы ее учили интернет–серфингу? – спросил старлей.
— Да. А что?
— Так, интересуюсь. Хорошо научили.
— Спасибо, Хена.
— Какое спасибо? Что есть – то есть. Действительно, хорошо.
Виллем покачал головой.
— Я не о том. За Эстер спасибо. Она замечательная девушка, а после этого… Знаете, она была, как выброшенный больной котенок. Я боялся, что она такой и останется.
— Да ладно вам, — отмахнулся команданте, — Это был обычный шок. Вот меня однажды перебросило взрывной волной через бруствер – я часов 10 так ходил и головой дергал. Кружку не мог держать – руки тряслись. Потом прошло. Человек – крепкая штука.
Как будто в подтверждение этого тезиса, со стороны дороги на Цутомбэ послышался приглушенный расстоянием вой, но не животного, а явно человека. В нем даже можно было расслышать какие–то два повторяющихся слова. Кажется «mai» и «taka».
— Что там произошло? – спросил Виллем, — Были выстрелы, верно?
— Да, — неохотно ответил старлей, — Бандформирование. Маленькое.
— И вы кого–то ранили?
— Да. Так получилось.
— Послушайте, Хена, возможно, это не мое дело…
Электрик сплел кисти рук в замок и хрустнул пальцами.
— Говорите, — поощрил его команданте, — Я, кажется, догадываюсь, о чем речь.
— Да. О том парне, который лежит южнее деревни. Я понимаю местных ребят. У них с этими солдатами свои счеты. Совершенно дикие. Я видел: местные радуются, когда те умирают вот так. Но вы… Вы же сами говорили о цивилизованности…
— И что я, по–вашему, должен сделать?
— Я не знаю точно… — Виллем замялся, — … Но, кажется, есть какие–то конвенции.
— Да, что–то такое написано, — подтвердил Хена.
— Я имею в виду, — продолжал электрик, — что для цивилизованных людей, даже на войне есть законы. По конвенции, видимо, надо оказать раненным медицинскую помощь. Но, даже если не говорить о юридических законах, есть закон милосердия. Даже охотники добивают подранков. А здесь не животное, а человек… Он просит воды, вы слышите?
— До чего же это скользкая тема, — со вздохом, сказал Хена, — Ладно, раз все равно сидим, попробую как–то объяснить про законы войны. Мы с вами люди практические, так что не будем абстрагироваться от реальности. У меня группа меньше двухсот бойцов, из них 11 ранены. У меня один военврач. Я по несколько суток вынужден действовать автономно. Иначе говоря: каждая таблетка, каждый пищевой пакет, каждый патрон, и каждый час отдыха бойцов — на счету. Каждый час работы врача и каждый час моей работы – тоже. Успех действий моей группы зависит от продуктивности использования этого ресурса. Отправить кого–то из бойцов добивать подранка – значит, без оснований подвергать его риску. Знаете, сколько таких доброхотов схлопотали пулю, нож, или осколок от взрыва гранаты при попытке по–рыцарски выполнить «удар милосердия»? А в ночное время есть дополнительный риск столкнуться в темноте с небезопасной фауной, в т.ч. — с ядовитой. Короче: если мы будем возиться с нейтрализованными единицами противника, то зря потратим ресурсы. А от ресурсов зависит наша деятельность. Это – ясно?
— Не ясно, — отрезал Виллем, — Сколько ресурсов вы потратили на Эстер?
Хена с досадой, хлопнул ладонью по колену.
— Ну, что вы заладили: Эстер, Эстер? Эстер – житель! Мы ради того и работаем, чтобы жителям было безопасно и, в разумной степени, спокойно! Это целевое расходование!
— Черт меня побери, если я хоть что–то понял! – воскликнул электрик.
— Мужчины кричат. Интересно! – констатировала Ллаки, раскладывая на циновке свою добычу: котелок с кофе, три кружки, пачку галет, и две сигреты, — А тот тощий парень с бритой головой и хохолком, шлепнул меня по заднице. Да!
— Это Рупа, — сообщил старлей, — Дала бы ему в ухо, чтоб не баловался.
— У… — задумалась Ллаки, наполняя кружки, — А, может быть, я ему просто нравлюсь?
— Тогда другое дело, — серьезно сказал Хена, — И спасибо за кофе. Знаешь, одна кружка кофе, поданная юнгой Сэнсом адмиралу Нельсону, решила дело в морской битве при Трафальгаре. Без этой кружки мировая история пошла бы иначе. На войне нет мелочей. Именно это я сейчас стараюсь объяснить Виллему. Пока что, он мне не верит.
— Такое впечатление, что вы управляете не армейской группой, а цехом, где собирают автомобили по японской системе «kanban», — заметил тот.