Чужая в чужом море
Шрифт:
— Так и должно быть, — согласился Хена, — И там и там – бизнес, основанный на качестве поставок и операций по принципу «полностью, точно и в срок, на каждом участке».
В качестве рефрена, вдалеке прозвучал утробный вой, перешедший в тот звук, средний между кашлем и лаем, который называют «хохотом гиенны».
— Боже, — тихо сказал Виллем, — сейчас будет то же самое, что позавчера. Слушайте, Хена, вы же не дикарь, вы из какой–то развитой страны – не знаю из какой, это и не важно. Как вы можете спокойно пить кофе, слушая, как гиена готовится сожрать раненного?
—
— Это – абстракция, — возразил электрик, — А тот человек на дороге – конкретен.
— Это – не абстракция. В детстве папа читал мне старый британский стишок про войну:
Не было гвоздя — подкова пропала.
Не было подковы — лошадь захромала.
Лошадь захромала — командир убит.
Конница разбита — армия бежит.
Враг ворвался в город, пленных не щадя,
Потому что в кузнице не было гвоздя.
Если бы я позавчера сделал так, как вы предлагаете, то мне бы не хватило какого–нибудь гвоздя, и сюда пришел бы не я, а адмирал Букти. Тогда ни вас, ни Ллаки, уже не было бы в живых. Война всегда конкретна. Конкретные жители, которые погибли или не погибли. На любой локальной войне, ведущейся, якобы, по конвенциям, о которых вы тут сказали, на одну уничтоженную вооруженную единицу приходится 30 погибших мирных жителей.
— Не может быть! – вырвалось у Виллема.
Команданте пожал плечами.
— Не верите мне – могу прямо сейчас показать статистику в интернете.
— Нет, я вам верю, но… Ведь конвенции запрещают расправы над мирными жителями.
— Виллем, мы же взрослые разумные люди, — укоризненно сказал Хена, — чему вы верите? Своим глазам, или какой–то сраной бумажке, написанной политиканами, чтобы убедить болвана–избирателя, что, мол, война ведется с соблюдением норм гуманности? Какая, в жопу, гуманность, если война сама по себе — это систематическое истребление людей?
— Знаете, что мне по поводу вас сказала Эстер? – спросил электрик.
— Нет, конечно. А что?
— Что вы – мастер ставить все с ног на голову, но что в этом есть какая–то логика. Теперь мне понятно, что она имела в виду.
— Э, нет, — возразил Хена, — я как раз стараюсь поставить все с головы на ноги. Вот когда авиация некой страны забрасывает бомбами деревню с тысячей жителей, где, по слухам, есть десяток экстремистов – это с ног на голову. Когда солдаты этой страны бегают по горам, охотясь за тем же десятком экстремистов, а их президент дружит с исламской сволочью, производящей таких экстремистов тысячами – это тоже с ног на голову. Но у нас ни хрена не такая война. У нас все по–настоящему… У вас крепкие нервы, Виллем?
— До известного предела, — осторожно ответил тот, — а к чему это предисловие?
— На рассвете, когда не будут действовать факторы риска, мы займемся осмотром нашей ночной
— А мне можно? – спросила Ллаки.
— Тебе–то зачем? — удивился старлей.
— А ты мне дашь камеру, и я буду снимать репортаж. Мы с тобой договорились…
— Стоп, я понял, — перебил он, — ОК, идешь с нами.
Электрик насторожился.
— О чем это вы?
— Ну, — начал сочинять старлей на ходу, — Мне нужен местный военный корреспондент, а где я его возьму? Хорошо, что Ллаки согласилась. Но давайте договоримся: пока все останется между нами. Ллаки, тебя это особенно касается, ты поняла?
— Угу, — немного обиженно сказала девчонка, — Поняла, не дура.
— Вот и хорошо, — сказал он, слегка потрепал ее по затылку и, повернувшись к Виллему, спросил, — так вы идете с нами?
— Пожалуй, да, — решил тот, — есть вещи, которые надо увидеть своими глазами… Кстати, команданте Хена. Вот «Toyota» производит автомобили, «Sony» — телевизоры, и т.д. Вы говорите, что у вас тоже бизнес. Но, вы–то ничего не производите! Никакой продукции!
— Наша продукция – это мир, — сказал старлей, — Самый обыкновенный мир. Просто здесь мы его еще не доделали.
…
=======================================
18 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.
Дата/Время: 2 сентября 22 года Хартии. День.
Место: Меганезия, округ Социете, о–ва. Халл.
Луна online.
=====================================
— Вы не поняли, — лениво произнесла Омиани, — Никуда они не линяют.
Кианго удивленно посмотрел на нее, а потом хлопнул себя ладонью по лбу.
— Точно! Это же в любом детективе есть! Они, типа, подставные. Их сажают в каталажку, а бабки уже у других. Еще бывает, что в каталажке им чего–нибудь подсыплют в пайку, и тогда вообще концы на дно.
— Зачетно, — поддержала Поу, — только надо успеть подсыпать, пока они не разболтали.
— Ага. Иногда они сразу при аресте выпадают из окна, — со знанием дела, сказал юноша.
Омиани зевнула.
— Вы опять не поняли, детки. Никто никуда не выпадает. У янки есть пословица: «Украл бутылку – сел в тюрьму, украл железную дорогу – сел в Сенат». Это четко работает, если публичная касса принадлежит государству, а не людям. С тебя взяли налог, и все, это уже не твои бабки, и тебя не волнует, если какой–то вор переукрал бабки у того вора, который украл их у тебя. Когда налоги собраны, дальше идет просто их дележка между оффи.
— Делят не все, — уточнил Панто, — Кое–что откладывают и раздают самой гнилой публике. Это называется «избирательный фонд», на нем система и держится. Еще в Древнем Риме сенаторы скидывались в такой фонд, и устраивали гладиаторские игры с раздачей хлеба.
— Даже пословица есть: «Хлеба и зрелищ», а по–латыни: «Panem et cincerses», — добавила Омиани, — Я до революции училась в римско–католической школе, что–то еще помню.
Жанна всплеснула руками:
— Слушайте, ну что вы такое говорите, а?