Чужая вина
Шрифт:
Нелл внимательно разглядывала дочь. Свежевымытое тело, зачесанные назад влажные волосы. Но выражение глаз изменилось. Специалист. Психоаналитик. Отличная идея, хотя Нелл и не знала ни одного подходящего врача. Сейчас главное — подтолкнуть ее к этому решению, вызвать в ней желание проконсультироваться. А пока суд да дело, почему бы не показать ей фотографии? Вреда от этого не будет. Боль — да, возможно, но не вред.
— Они в кабинете.
Небольшой кабинет Нелл, ранее служивший спальней для гостей, располагался на втором этаже. Нелл открыла шкаф и стала разбирать нагроможденные там коробки. На самом дне стояла коробка с надписью фломастером «УСК» —
Под слоем обертки скрывались старые тетради по истории искусств, толстая папка с материалами к ее диплому на звание магистра, так и не написанному, учебник «Введение в геологию», купленный когда-то в надежде побороть свое невежество в глазах Джонни, несколько сувениров, включая открытки с Кейп-Кода, куда они ездили на День труда, и подставка для пива из ресторана, где прошло их первое свидание. И фотоальбом — на самом дне.
Нелл вывалила содержимое коробки на стол. Запах Бернардина усилился. Открыла альбом. На первой же странице была фотография Джонни: он стоял, улыбаясь, возле бассейна, держа в руках завоеванный трофей. Но все это: трофей, улыбку, бассейн, Джонни, — нельзя было бы разглядеть, если бы она не знала, где их искать, если бы память не помогала ей заполнять пробелы. Плесень и влажность безнадежно обезобразили фотографию, размыв и приглушив очертания предметов, оставив лишь абстрактные пятна света и тени.
— Мама?
Нелл листала альбом, быстро переворачивая страницы. Все фотографии стали такими, как первая, или даже хуже. Все погибло.
— Я не понимаю, — сказала Нора, в отчаянии заламывая руки. — Ведь сюда, на возвышенность, наводнение не добралось!
Но электричества не было целый месяц. А значит, не работал и кондиционер.
— О боже, — прошептала Нелл. — Электричество не…
— Вот дерьмо! — воскликнула Нора и выбежала из комнаты. Нелл хотела было догнать ее, но тут зазвонил телефон. Подумав, что это, должно быть, Клэй, она сняла трубку.
Но это оказался не он.
— Надеюсь, я не помешала, — сказала Ли Энн.
— Конечно же помешала! — рявкнула Нелл. — И мне нечего тебе сказать.
— А тебе и не надо ничего говорить. Я хочу, чтобы ты послушала.
— Что?
— Мое интервью с Элвином Дюпри. Его напечатают в завтрашнем номере.
— Но он не дает интервью.
Ли Энн рассмеялась. Короткий, глухой, самодовольный смешок.
— В нашем бизнесе это называют «эксклюзивчик». Я только что от него.
— А где?…
— Где мы встречались?
— Да.
— Пока что его поселили в отеле «Амбассадор», — сказала Ли Энн. В комнате, в которой она находилась, раздался телефонный звонок, затем еще один. — Готова? «“Я ни с кем не хочу ссориться”, — заявил Элвин Дюпри через считанные минуты после того, как вышел из здания городского суда свободным человеком. Решение суда, к слову, ошарашило многих опытных наблюдателей». — Ли Энн сделала паузу. — Черт, надо бы сократить. «Мистер Дюпри провел двадцать лет в Центральной тюрьме штата по обвинению в убийстве, снятом сегодня судьей Эллой Томас. “Я умиротворен”, — сообщил мистер Дюпри нашему репортеру в эксклюзивном интервью, взятом в одном из ресторанов города. Во время своего первого обеда на воле мистер Дюпри заказал чизбургер с картошкой фри и очень сладкий кофе. Отвечая на вопрос о потере глаза, на месте которого теперь повязка, очевидно породившая его тюремное прозвище Пират,
— Погоди, — оборвала ее Нелл. — А об этом обязательно упоминать?
— О чем?
— О моем присутствии на суде.
— А ты готова оспорить этот факт?
— Разумеется, нет. Но тебе обязательно нужно писать об этом в статье?
— Если это правда, то почему бы и нет?
Слова «На чьей ты стороне?» уже готовы были сорваться с губ Нелл, но в последний момент она остановилась.
— Разве это важно?
— Людям будет интересно.
— А как же мое право на конфиденциальность? Я присутствовала там как частное лицо.
— Это дело, самое что ни на есть важное, получило общественный резонанс, Нелл. И к слову о том, что интересно людям… Я могу процитировать твою реакцию на происшедшее?
— Нет.
Последовала пауза. Когда Ли Энн заговорила вновь, ее голос уже был голосом подруги, а не репортера.
— Надеюсь, ты не казнишься.
Казнится ли она? Эта подруга явно плохо ее знала. Нелл едва не рассмеялась, однако смех ее прозвучал бы омерзительно, и она предпочла сдержаться. Она промолчала.
— Я беседовала с одним экспертом по ошибочным показаниям свидетелей, — сказала Ли Энн. Послышался шорох мнущейся бумаги. — С профессором Урбана из Тьюлейна. Он заявил — дословно: «Воспоминания о преступлении подобны самому месту преступления — они амбивалентны и подвержены загрязнению». Конец цитаты.
Нелл не стало легче.
На другом конце провода опять воцарилась тишина, нарушаемая лишь бесконечными телефонными звонками.
— Мне бы хотелось прояснить один момент. — Ли Энн вновь заговорила репортерским тоном.
— Какой же?
— Ты была знакома с Клэем до убийства?
— Ты уже спрашивала, — напомнила ей Нелл. — И я не понимаю, зачем ты возвращаешься к этому вопросу. — Возможно, она не понимала этого с точки зрения логики, но в этот момент ее одолела физическая тошнота.
— Я просто пытаюсь восстановить хронологию событий.
— Как я уже, кажется, говорила, мы с Клэем познакомились в доме моих родителей, через несколько часов после убийства. — «Я вся была заляпана кровью».
Опять бумажный шорох.
— Я не вижу ничего подобного в своих записях.
— Тогда внеси это сейчас. — Нелл понимала, что говорит резко и грубо.
— Чего-то я недоглядела. Мне жаль, что ты вынуждена проходить через все это…
— Я не нуждаюсь в сочувствии. — А с какой, собственно, стати? Это не она провела двадцать лет за решеткой. По большому счету, если бы к понятию «арест» существовал антоним, если бы свободную жизнь высочайшего качества можно было назвать одним словом, Нелл воспользовалась бы этим словом для описания своих последних двадцати лет — во всяком случае, значительной их части.