Чужая женщина
Шрифт:
А ведь нам лишь кажется, что померкло, никогда нельзя трогать и подсыпать дров в погасший костер, нельзя дуть на него и высекать искры потому что от внезапной вспышки можно сгореть дотла. И я загорелась. Увидела его и запылала, как факел. Проследила, куда пошел, уверенно следуя за ним на машине, и поехала туда вечером вместе с Валей – моей подругой и личным дизайнером. Волновалась дико, руки дрожали и дышать нечем было, лихорадило… а он просто не узнал. Вообще не узнал. Но мимо меня теперь не посмотрел, я уже не девочка с острыми коленками без груди, а известная балерина и модель, мужчины мне вслед головы сворачивают, и я прекрасно об этом знаю.
«Заря моя ясная, ты так прекрасна. Мужики челюсти теряют, когда ты
– Конечно, твоя, любимый.
– Смотри мне. Я жадный. Я своим делиться не люблю».
Сколько лет прошло, и я, естественно, изменилась.
Когда все произошло мне уже шестнадцать было. Коленки острые, ключицы торчат, волосы пострижены под мальчика, и даже намека на грудь не было. В кабинете его сижу, слезы глотая, а он вопросы свои ментовские задает и даже не смотрит на меня. Красивый до дрожи в форме. Настолько красивый, что я рот приоткрыла и глаз отвести не могу, пока пишет что-то, и ресницы тени на скулы отбрасывают. У него губы гладкие, сочные, очень чувственные, я на изгиб смотрю, и мои собственные покалывают от жарких картинок. Сколько раз я их в фантазиях крутила, не счесть, как к моим губам его губы прижимаются. Потом голову резко ко мне поднял, и я по глазам поняла – никогда не замечал, понятия не имеет, что я в его подъезде живу в квартире этажом ниже, нет меня для него – ничто. От разочарования в глазах защипало.
– Первый раз кошелек украла или раньше тоже воровала?
Жестко спрашивает. Не жалея.
– Н….нет. Не воровала.
Ручку шариковую на стол со щелчком положил и руки за голову закинул, глядя на меня.
– Не пойму я, Оскольская, что не так с тобой? Оценки хорошие, характеристика из школы балетной, не богатые, но и не бедствуете, все идеально. Какого черта украсть решила?
Я губу прикусила и к окну отвернулась. Как я ему скажу почему? Как я вообще признаюсь, что влюбилась в него, как идиотка, и что не было у меня способа вот так с ним – друг напротив друга. Что переезжаем мы скоро навсегда в другой город. А я не хочу. Я люблю его уже три года до безумия. Так люблю, что жить без него не могу. Мне ничего не нужно от него. Только видеть, запахом дышать. Он ведь даже не здоровается со мной, когда я во дворе мимо прохожу. Я здороваюсь, а он нет. Как рядом с пустым местом стоит. А мне все равно… я тогда б у его ног котенком лежала и просила меня погладить, всего лишь дотронуться.
Увидела его первый раз, когда он в квартиру эту переехал. Отец помог комод перенести из машины вверх по лестнице, потому что тот в лифт не вмещался, и сестра меня старшая в бок толкнула, когда я уставилась на мужчину в милицейской форме, широко раскрыв глаза. На то, как капли пота по его скулам катятся, и одежда насквозь промокла. Мышцы под загорелой кожей перекатываются словно у дикого хищника от напряжения перед прыжком. Красивый. Нет. Не потому что я влюбилась. А по-настоящему красивый. В самом общепринятом понимании. Такой, на которых женщины смотрят и тут же дышат чаще и взглядами провожают. Еще и в форме. Я была всего лишь тринадцатилетним подростком, и меня ослепило, я больше никогда и никого не видела, кроме него.
– Что рот раскрыла, Зарка? Мента никогда не видела? Между прочим, женатого! – и заржала. А я ее за это за волосы оттаскала. Сцепились тогда ужасно.
– Откуда знаешь?
– Кольцо, дура полоумная. Кольцо у него на пальце. Слезь с меня, психопатка.
Так мой мир и разрушился. Раскололся на осколки и посыпался к его ногам, к зеркально вычищенным ботинкам. А он даже не заметил, что я существую. Влюбилась я в него так, как в моем возрасте в актеров влюбляются или в певцов. Вот все мои ровесницы – в звезд, а для меня он звездой был. С первого взгляда крышу сорвало, и так ничего и не изменилось. Лерка, сестра моя, думала, что блажь это. Она старше меня
Никого не замечала, ни одноклассников, ни тех, кто постарше. Я только Олегом бредила. Все про него знала: и каким парфюмом пользуется, и какие сигареты курит, и во сколько на работу встает, и на каком троллейбусе ездит туда, пока машину служебную не получил. Каждый день один и тот же ритуал - из окна смотреть, как он на работу уходит, как жена его (красивая, словно кукла) следом, бывает, выбегает отдает ему обед, который он забывает. Как целует его…а я глаза до боли закрываю, чтоб не видеть их вместе. Чтоб не знать, что у него она есть. В моих фантазиях это я к нему выбегала на улицу с бутербродами в пакете, и я целовала в губы жадно. И за два года ничего не изменилось, кроме того, что жена его перестала на улицу выбегать, и все чаще слышали из-за двери их квартиры, как скандалят они. Последний раз, когда с ним поздоровалась, долго поджидала у подъезда. Платье новое надела, волосы распустила и на плойку накрутила, а он даже не взглянул в мою сторону, буркнул «здрасьте» и лифт вызвал. Я тогда в слезах в ванную забежала и все волосы срезала почти под корень. В школе решили, что у меня вши, и все держались подальше, а мне плевать было. Что такое вши по сравнению с моим горем, с моим безответным помешательством?
– Ну, что молчим, а? Отвечать будем?
Смотрит исподлобья, пытаясь прочесть, о чем я думаю, но он никогда б не догадался, что я на него налюбоваться не могу, что впервые вот так близко вижу, и мне хочется, чтоб задержал и даже посадил, лишь бы его каждый день видеть.
– Зачем взяла кошелек?
– Голодная была.
– Врешь, Оскольская, ты до этого пообедала на деньги, которые мать дала. Зачем?
– Я уже сказала.
А он вдруг резко вперед подался, за шиворот меня схватил и к себе через весь стол перетащил.
– Я тебя, сучку малолетнюю, в колонию посажу, поняла? Мать за дверью плачет, отцу на работу звонили, а ты мне тут в несознанку играешь? Быстро сказала, какого хрена кошелек у Алферова украла? Навел кто?
Всхлипнула и вздохнула поглубже, потому что глаза его светло-голубые смотрю и в них отражение свое вижу. Выдохнуть не могу, меня ведет, как будто я на карусели лечу.
– Захотелось. Что вы орете на меня? Украла и все. Нет никакого смысла и подтекста. – а сама на губы его смотрю, – У вас губы пахнут мятой. – не знаю, зачем сказала. Сама не поняла, как вырвалось, а он от удивления разжал пальцы, и я сползла обратно на стул.
– Короче так, Зара…
– Зоряна я, а не Зара. Зара – это совсем другое имя.
– Плевать, хоть зорька ясная. Так вот, слушай меня внимательно, дура малолетняя. Ты сейчас отсюда вместе с матерью выйдешь, и чтоб не видел я тебя больше, ясно?
– Нет! Ничего мне не ясно! Я украла - накажите меня!
Я же перееду через месяц. Они же увезут меня в столицу. Пожалуйста! Как ты не понимаешь, что я перееду и не увижу тебя больше никогда?! Накажи. Посади меня за это. Сделай хоть что-то, чтоб они меня не увезли.
– Кошелек вернула - дело закрыто.
– Ннннет…не вернула. Я там сто рублей потратила. Меня задержать надо.
– Заткнись!
Рявкнул так, что я от неожиданности язык прикусила и на глазах слезы выступили.
– Заткнись, я сказал! Не до кошелька мне этого, ясно? Все, давай, вон пошла! Спасибо скажи маме своей и вали отсюда.
– Она вам денег дала, да? Поэтому вы меня отпускаете? Продажный мент, вот вы кто!
Теперь он уже меня не просто за шиворот схватил, а за затылок приподнял и в стену вдавил.