Чужестранцы
Шрифт:
Первые из нас ушли под землю, в самые глубокие пещеры, скрывшись за толщами земли и камня от сиюминутных владык верхнего мира и отравляющих разум лучей солнца. Так и родился Народ. Народ, которому никогда не было равных. Народ-механизм, народ-машина, единый структурированный разум-организм. Жизнь наша, жизнь моя, ибо все бремя очищенного разума теперь лежало на мне, Последнем, вся тогда представляла собой одну большую, четко распределенную пляску в великом деле создания того-что-будет-лучше-человека. Мы возвели под землей, с одним лишь искусственным светом фосфоресцирующих ламп, величайшие города, до руин которых порой все еще стремятся добраться охотники
Впрочем, даже поднявшись так высоко над людьми, мы не утеряли того странного, иррационального качества, имя которому «надежда». Казалось, что нашим надеждам по созданию нового существа, нового разумного мира суждено сбыться.
Я помню эхо тех времен, словно пляску далеких отражений вокруг костра. Часть памяти моей, прежде чем влиться в разум, проделала долгий путь сквозь время.
Не знаю, когда точно в наш совершенный механизм попало семя разрухи. А может, оно изначально было там заложено? Может, до поры оно танцевало вместе с нами? Великая цивилизация стала клониться к закату. Народ был вынужден покинуть свои прекрасные города, которые больше не могли поддерживать в функционирующем состоянии и уходить все выше и выше, к земной коре, нигде не задерживаясь надолго. Последние из нас несколько поколений назад добрались до пещер, прогрызенных еще очень давно гигантскими червями.
Вот и все.
Вся история Народа, и вся тщета наших усилий.
Теперь я и весь народ во мне бесцельно брожу по пещерам, не зная, куда направиться. Возможно, стоит посетить Библиотеку».
Охотник закрыл тетрадь и сонливо потер глаза. На небе раскинулись жемчужные сети звезд. Пламя костра плясало, весело потрескивая пожираемым сушняком.
Вана лег на расстеленную подстилку и перевернулся на спину. Перед тем как заснуть, он всегда долго смотрел на звезды, до тех пор, пока не начинало казаться, что само небо смотрит на него своими зоркими сияющими глазами. И ни разу еще Вана не мог выдержать этого проникновенного взгляда.
Спал он всегда вполглаза, в одежде, с длинным островным ножом на поясе и астаром под рукой, готовый к схватке в любой момент.
Он поднялся с первыми лучами рассвета, умылся росой и наскоро позавтракал тем, что осталось со вчерашнего вечера.
Спустя час охотник уже оказался близ озера, окончательно пробужденный быстрой прогулкой через утренний лес. Озаренные кроваво-золотыми лучами восходящего на небосклон светила, озерные воды, едва колеблемые утренним ветерком, невесомым шелковым покрывалом предстали перед охотником. Берега озерные были несколько небрежно окаймлены узором зеленеющих кустов, камышей и согбенных в вечном своем плаче ив. Радостный лягушачий хор возвещал пришествие нового утра.
Вана присел на корточки у самой кромки воды и, зачерпнув горстью из двух ладоней, омыл лицо, уже во второй раз за утро. Потом он напился. Ледяная вода, собиравшаяся в озеро из горных ключей, освежила и тело, и разум.
Само собой, нелюди на озере не оказалось. Наверняка ушел ночью.
Надо было брать след.
Вана принюхался. Крылья носа широко разошлись в стороны, обнажая поросшие жесткими черными волосами ноздри. Чутье… Не просто так злые языки звали охотников «песьими детьми». Было и правда в этот момент в Ване что-то собачье.
Признаки того, что нелюдь был здесь, он нашел быстро: переломанные ветви, странные отпечатки ног во влажной грязи. Нелюдь не умел правильно ходить по лесу – такое и немногие из людей-то могут. А раз днем он идти не мог, по меньшей мере так говорили старые сказания, да и в найденном дневнике об этом было упомянуто, то одному человеку, тем более человеку, имеющему богатый опыт подобного рода дел, нагнать его не представляло труда.
Так подумал Вана.
Он шел три дня на восток, через болота и перелески, едва не угодив один раз в какой-то угасающий йом. Следы были достаточно хорошими для того, чтобы идти не напрягаясь. И хотя запасы провизии подходили к концу, Вана все же был в приподнятом состоянии духа. Отступить ему не давала охотничья гордость.
На привалах, недолгих и редких, он продолжал читать дневник. Книга эта, страница за страницей становящаяся все сложнее и лучше, заинтересовала его.
«Запись шестая.
Биб-ли-о-те-ка. Длинное сложное слово, словно ускользающее от языка. И обязательно с большой буквы.
Когда Народ совершал свой великий исход наверх, он постепенно утрачивал все великие знания, скопленные за века процветания. Всякий из нас тогда был уставшим и посеревшим от пыли. И тогда было решено собрать в одном месте все всё более редеющие знания и надежно огородить их в своеобразной Клети-с-разумом.
Дабы никто не прошел туда и не осквернил своим присутствием последнее святилище величайшей мудрости Народа, Клеть была защищена вратами из неразрушимого металлического сплава. Единственный ключ, приводящий в движение механизмы, открывающие ее, передавался между предводителями Народа, пока не оказался сначала у Наставника, а потом уже и у меня. Ныне же, окончательно осознав судьбу и долг Последнего, когда весь Народ уменьшился в размерах до одного лишь меня, стоило впитать в себя всю эту мудрость, что была сохранена. Ибо никто, кроме нас, не достоин владеть ею, ибо после нас она должна уйти из мира.
Если до сего момента во мне оставались еще какие-то следы беспокойства и неуверенности, то теперь, зная грядущие пути, вложенные в меня алгоритмы работают правильно, ведя к цели и даровав железную волю.
Я лишен свободы выбора, как и любой из Народа. Есть лишь путь. Путь Последнего.
Библиотека оказалась поистине величественной. Стоило только огромной, блестящей в неверном свете мха двери отвориться, как весь пещерный коридор озарил луч, столь ослепительно-белый, что, даже зажмурив глаза, все еще видел его неповторимое сияние. Если мы создали такой восхитительный искусственный свет – так зачем же нам и правда солнце, лишь обжигающее своими ничтожными лучами?
И в тот миг, преисполнившись благоговения перед самим собой, я вошел внутрь, воссоединяясь с тем, что по праву всегда было моим.
Вечное! Величественное! Правильное!
Теперь я поистине велик!
Велик!
Запись седьмая.
Величие оказалось ложью. О, какой же я безумец. Чего стоят все эти знания, все эти алгоритмы?!
Запись восьмая.
Брожу по пещерам в поисках пищи.
Поджег Клеть.
Что же, пожалуй, пришло время подробно поведать обо всем, произошедшим со мной в последнее время.