Чужие берега
Шрифт:
— На вершине горы Монтесиелы, — сказал Лаэрт и принялся отвязывать лошадей.
— Ого! — я нахмурилась. — Это довольно далеко отсюда.
— Да! — кивнул мой друг. — И поэтому тебе, Исабель, пришло время вернуться домой. Мы проводим тебя до имения и дальше продолжим путь вдвоем с Артуром.
— Нет, нет и нет! Об этом даже не может быть и речи! — я задохнулась от возмущения.
— Исабель, ты не понимаешь всей опасности этого путешествия! Легкая прогулка закончилась и впереди предстоит опаснейшая дорога в горы. Ты же сама слышала, что говорил король. Его пророчество радужным никак не назовешь!
—
Мы пререкались еще минут десять, за которые я пустила в ход все логические аргументы, а когда они закончились, перешла к запрещенным приемам женского манипулирования. Пока, в конце концов, парни не поняли, что переубедить меня им не удастся, спровадить в имение ни силой, ни тем более добровольно — тоже и сдались.
Таким образом, было решено дальше продолжать поиски Волшебного кристалла Джакомо по-прежнему втроем.
На этот раз путь наш лежал на вершину горы Монтесиела, в местность, где по преданиям, можно встретить волшебных крылатых коней — пегасов.
Глава 19
Мы ехали верхом несколько дней, сначала по равнинной местности, потом по холмистой, постепенно приближаясь к цели нашего путешествия — горе Монтесиеле. Иногда по пути попадались мелкие деревушки, в которых мы останавливались на ночлег и пополняли съестные припасы. Но нередко приходилось ночевать и под открытым небом.
Мне нравилось наше путешествие, хотя по комфортности оно было далеко от легкой прогулки. Но зато я наконец-то почувствовала, что живу полной жизнью и это были именно то, чего мне так не хватало в скучном сонном городишке под пристальной опекой отца и братьев. Я будто вырвалась из плотного пузыря, в котором жила последние несколько лет и увидела окружающий мир таким, каким он был на самом деле: пусть трудным и опасным, но одновременно живым, настоящим и захватывающим.
Мне нравилось лежать перед сном возле костра, разглядывать звездное летнее небо, слушать стрекот цикад и вдыхать сладкий аромат полевого разнотравья. Мне нравилось скакать галопом по плоской, как тарелка долине. Стараясь не отстать от соревнующихся между собой парней, постоянно пытающихся выяснить, кто из них лучше владеет тем или иным навыком и произвести на меня впечатление.
Они напоминали двух подросших волчат, которые без конца нападают друг на друга, не всерьез покусывая и намечая удары, но при внешней опасности в секунду превращаясь в единую стаю, готовую драться плечом к плечу, прикрывая спину друга, как собственную.
Я прекрасно видела, какое произвожу на них впечатление и знала, что нравлюсь им. О любви Лаэрта было известно давно, он своих чувств никогда особо и не скрывал. Взгляды и жесты Артура тоже читались как открытая книга.
А я? Мне они нравились, причем оба, каждый по-своему. Я боялась минуты, когда придется принять решение и с одним из них расстаться. Но не менее волновало меня и то, что выбор может быть сделан без моего участия.
Даже самой себе я не могла сказать, чего хочу больше и решила не мучиться понапрасну, наслаждаться днем сегодняшним, а выбор сделаю позже…
Если придется…
На четвертый или пятый день нашего похода мы, наконец, подошли к подножию горы Монтесиела. Она была поистине огромна, полностью оправдывая свое название «гора в небе». Ее вершину заботливо укрывали белые пушистые облака.
Мы остановились и долго любовались красотой видов. Я предложила остановиться здесь на ночлег, так как солнце уже клонилось к закату и вряд ли найдем лучшее место до темноты.
Когда с ужином было покончено, и мы сидели возле костра, на котором закипала вода для вечернего чая, Артур неожиданно нас удивил:
— Мне кажется, я понял задумку колдуна Джакамо! — вдруг сказал он и в волнении вскочил на ноги. — Мне не давала покоя твоя гипотеза, Исабель, что карта, оставленная моим прадедом, каким-то образом связана с шахматами.
Мы отложили свои дела и уставились на Артура. Конечно, карта старого колдуна не выходила у нас из головы все эти дни, мы постоянно ее обсуждали. Пытались понять логику сумасшедшего старика. Но до сей поры ни у кого так и не появилось жизнеспособной и логичной гипотезы.
— Я подумал вот о чем. Шахматные фигуры, если это действительно они, стоят по порядку лишь в самом начале партии, пока кто-то из игроков не сделает первый ход. А что, если Джакомо имел в виду не начало партии, а ее конец? Ситуацию, когда один из игроков поставил мат и партия ужеокончена, но на доске еще остались фигуры?
— Что ты говоришь? — не поняла я.
— Ну вот смотри. — Артур опять присел возле костра, поднял валявшийся под ногами сухую ветку и стал чертить на земле шахматную доску. Когда импровизированное поле было расчерчено на нужное количество клеток, с одного ее края Артур стал оставлять значки, обозначающие фигуры:
— С чем нам пришлось уже столкнуться? Ладья, слон, король… и следующий пункт назначения — пегасы, то есть конь.
— Ну, предположим? И что нам это дает? Как минимум надо знать, что вообще за партия имеется в виду… — Лаэрт тоже не понимал куда клонит друг.
— Именно! Если Джакомо представил карту как шахматы, то он подразумевал какую-то конкретную и очень известную партию. Ту о которой знают все, — Артур многозначительно поднял указательный палец.
— Вообще, ни одной не знаю и в шахматы толком играть не умею, — я поджала губы, глядя на рисунок Артура. Мне он не говорил ни о чем.
— Ты не умеешь и не знаешь, а вот Джакомо был заядлый шахматист. И не раз состязался с известными гроссмейстерами того времени.
— Успешно? — вскинул бровь Лаэрт.
— Когда как. Но суть не в этом. У него был близкий друг. Белый маг по имени Морфи.
— Ого! — я посмотрела на Артура удивленно. — Даже я слышала про такого. Вроде умер довольно молодым, по меркам магов, при загадочных обстоятельствах… Ну, продолжай, очень интересно.
— Мне все время не давала покоя опера. Почему афиша именно итальянской постановки «Норма» была спрятана колдуном в первом найденном нами сундуке?