Чужие берега
Шрифт:
— Мы же решили, что намек был на древнейший оперный театр, находящийся неподалеку, а афиша могла быть любая…
— Мы ошибались. Важна была именно эта! Опера «Норма» композитора Беллини!
Джакомо часто приглашал Морфи в Театр итальянской оперы в Парижске, где у него была личная ложа, расположенная так близко к сцене, что можно было наслаждаться пением примадонны на расстоянии вытянутой руки. «А если очень хочется, то и поцеловать ее первым сразу после арии» как часто шутил охочий до женских прелестей старый ловелас и развратник.
Там у него всегда имелась под рукой шахматная доска,
Зная, что друг с нетерпением ждет постановки «Норма», Джакомо пригласил его в свою ложу. Но так как сам видел ее неоднократно, уговорил Морфи сыграть в шахматы, усадив его к тому же спиной к сцене. Старый плут полагал таким образом добавить себе форы, надеясь, что Морфи будет отвлекаться. Однако план не сработал. Да, Морфи, хотел закончить партию поскорее, поэтому сыграл смело и стремительно. Поставил мат всего в семнадцать ходов.
Мы с Лаэртом слушали затаив дыхание. История захватывала. Артур рассказывал с легкой улыбкой, видимо это была одна из тех семейных легенд, которые дедушки и бабушки любят рассказывать внукам вместо сказки на ночь.
— Я слышал про оперную партию Морфи, ее еще называют бессмертной. Только не знал, что он играл ее с Джакомо.
— Да. После смерти Морфи, когда тот уже не мог ничего опровергнуть, историю пересказали герцог Брауншвейгский и аристократ граф Изуар, приписав себе участие в ней. Эти двое тоже заядлые шахматисты и часто играли, советуясь друг с другом. Мой прадед к тому времени уже почти окончательно свихнулся, жил в каком-то своем мире, и их слова по поводу участия в бессмертной партии, не опровергал.
— А как умер Морфи? Про это достоверно что-нибудь известно? — спросила я у Артура.
— История, как ты правильно говорила, покрыта мраком. Обстоятельства смерти Морфи, действительно, вызывают подозрения. По какой-то причине не знаю уж по какой именно, в последние годы Морфи отказался от серьезной игры в шахматы. Пробовал заниматься юриспруденцией, открыл адвокатскую контору, но безуспешно. У него стала прогрессировать шизофрения… Обратная сторона занятий магией…
— Что?! — не поверила я своим ушам. — Ты хочешь сказать, что все маги — шизофреники? Вот это откровения.
Артур посмотрела на меня и невесело усмехнулся.
— Нет, что ты, конечно, нет. Но за всё надо платить. И чем чаще меняешь реальность, вмешиваясь в законы мироздания, тем выше плата. К сожалению, не все маги могут выдержать такие ментальные нагрузки. К тому же часто обстоятельства в жизни складываются неблагоприятным образом, и маг сходит с ума или попросту угасает… Родители возлюбленной Морфи, не дали ему согласия на брак с их дочерью. Он все больше замыкался в одиночестве. Практически перестал выходить из дома. Чем там занимался, над чем колдовал? Неизвестно.
И однажды в жаркий июльский день Морфи был найден мертвым в ванной своего дома. По данным вскрытия, причиной фатального исхода стал инсульт, вызванный погружением в ледяную воду после длительной прогулки по полуденной жаре. Но причина смерти не выдерживает никакой критики. Даже ребенку понятно, что маг того уровня, которого достиг Морфи, не может в сорок лет умереть от инсульта. Особняк его был продан и впоследствии переоборудован в широко известный ресторан. Я там бывал…
Артур замолчал, глядя застывшим взглядом куда-то внутрь себя. В его глазах, отражаясь оранжевые языки пламени костра.
— Но в таком случае… — прервала я его молчание. — На кого в таком случае указывает карта Джакомо? На самого Морфи или на его бессмертную партию?
Артур вздрогнул и посмотрел на меня, пытаясь сообразить, о чем я его спрашиваю. Я повторила вопрос.
— Я не знаю, Исабель… Все это нам еще предстоит выяснить.
Глава 20
1.
Дорога кольцами серпантина обвивала склон и терялась ближе к вершине в клубах тумана, сползающего с горы. Не сказать чтобы она была широкая или ухоженная. Нет. Но тем не менее достаточная, для того чтобы по ней можно было передвигаться верхом.
Чем выше мы поднимались, тем уже становилась дорога. Бурьян и кусты кое-где выползали почти к самой середине. В некоторых местах были следы обвалов, к счастью, не засыпавших проход полностью. В трудных участках мы спешивались и шли гуськом друг за другом, ведя лошадей под уздцы.
С каждым пройденным километром температура воздуха падала все ниже. Мы знали, что так будет, и заранее приобрели меховые плащи в одной из деревень. Пришло время достать их из сумок и укутаться поплотнее. Когда местные жители слышали, что цель нашего путешествия — вершина Монтесиелы, шарахались, как от прокаженных. Сейчас, глядя на заброшенную дорогу под копытами лошадей, я понимала, что ездили по ней редко, если не сказать — никогда.
По пути пробовали навести справки, расспрашивали о пегасах, но внятных ответов ни от кого не добились. А чем ближе к горе, тем реже попадались люди, а те что были, на наши вопросы или отмалчивались, или разводили руками, мол ничего не знают. Совсем рядом с Монтесиелой поселений не было вовсе. А дорога была. Странно. Кто и для чего ее строил?
Мое сердце сжимало тревожное предчувствие. Пока поднимались, собирали весь хворост, попадающийся на глаза. Лаэрт предупредил, что ночи здесь морозные, поддерживать костер придется до утра, поэтому дров понадобится прилично. Темнело в горах стремительно, как только присмотрели более-менее ровную площадку, на которой можно было разложить костер и привязать лошадей так, чтобы они, споткнувшись в темноте, не переломали себе ноги, остановились на ночевку.
Ужин прошел в молчании. Разговаривать никому не хотелось, да и аппетита не было. Улеглись каждый, завернувшись в свой плащ. Лаэрт и Артур дежурили по очереди. Но ночной холод быстро нашел места на теле, которые не согревал жар костра и принялся пощипывать их ледяными пальцами. Через час неравной борьбы с ним мы сползлись ближе к костру и тесно прижались друг к другу. Бессонную ночь провели сидя, почти не двигаясь, сохраняя под одеялом из меховых плащей драгоценное тепло. Мне это напомнило нашу первую ночевку в горах недалеко от гнезда птицы Рух.