Чужие руки
Шрифт:
– Я обязательно перечитаю эту пьесу и подумаю.
– Подумай.
Они немного помолчали.
– Тогда я пойду?
Мужчина кивнул, боясь даже смотреть на нее.
Девушка осмотрела больничный двор, потом Северина, вздохнула и замерла. Она хотела очень много ему сказать, но слова в голову лезли не те. Они все ей казались глупыми и бесполезными. На уме вертелось неуместное «спасибо», а к горлу снова поступала тошнота.
«Ну, я пошла», – сказала она сама себеи шагнула прочь.
– Рита! – окликнул
Маргарита обернулась, затаив дыхание.
– Не попадай больше в аварии, ладно? – попросил мужчина.
– Конечно. Больше не буду, – дрогнувшим голосом отозвалась будущая актриса.
Ей очень хотелось, чтобы мужчина ее остановил. Она бы непременно отнекивалась, но он должен был ее остановить.
Иван закрыл глаза, чтобы не видеть, как девушка уходит. Он все же улыбался, радуясь, что такие, как она, в этом мире еще существуют.
«Кому-то непременно с ней повезет» – решил он для себя.
– Ну и почему ты ее отпустил? – возмущенно спросил Костя, наблюдавший все, через окно на первом этаже.
Иван откровенно рассмеялся.
– Хватит говорить глупости, ты уже вторую неделю расхваливаешь свой кофе и все грозишься меня им напоить. Сейчас самое время.
Травматолог скривился, но спорить не стал, понимая, что это бесполезно. Видимо, действительно было самое время для кофе в отделении травматологии, ибо у кофе в хирургии совсем иной вкус.
10
Иван сидел в палате и смотрел на пустую кровать, где еще вчера спала Рита. У Кости уже начался рабочий день. Его расхваленный кофе показался хирургу самым обычным, впрочем, он едва ощутил его вкус, убеждая себя, что все сделал правильно.
Теперь больница ожила словно муравейник. Иван слышал голоса, но смотрел только на кровать. Ему некуда было спешить, у него впереди еще много дней в этой маленькой больничной палате. К нему, наконец, приходило чувство потери: и Риты, и рук, и карьеры, и просто любимого дела.
Именно в таком состоянии его и застал главный врач со своим сыном. Мужчины буквально вломились в палату, едва не налетев на вторую кровать.
– Какого черта, Иван?! – закричал Николай Петрович. – Что это?!
Он тряс перед лицом Северина раскрытой истории болезни.
– Протокол операции, – ответил мужчина, не поднимая на кричавшего главного врача глаза.
– Как это понимать?! В моей больнице! Вот это…?!
– Что «это»?! – строго спросил Северин, наконец, посмотрев Николая Петровичу в глаза. – У Вас в больнице штатный врач не может провести операцию?
– Но ты же ее не проводил! Кто?!
– Там подпись моя, почерк мой, какие еще вопросы? – отрешенно спросил мужчина.
Николая Петрович оскалился.
– Да я тебя по статье уволю!
«Интересно, по какой?» - подумал Иван, но молча прикрыл глаза.
– Пациент в реанимации, тяжелый, – подсказывал молодой Николай Николаевич в модном накрахмаленном халате, под которым вместо медицинского костюма была представительная рубашка.
– После таких операций пациенты всегда в реанимации, и их состояние довольно тяжелое. Я не вижу причин сомневаться в последующей состоятельности швов и анастомозов, поэтому уверен, что если вы не накормите его сейчас – а командовать в реанимации, Николаша, Вам никто не даст – с пациентом все будет в полном порядке. Потом его заберет первая хирургия, я уже договорился.
Молодой человек только рот открыл, не зная, что сказать.
– Вы забываетесь! – вскрикнул Николай Петрович.
– Да пошел ты к черту! – внезапно заявил Северин, понимая, что его тошнит уже от этих людей. – Увольняйте! Не уволите - я сам заявление напишу. Рожи ваши бюрократские я видеть больше не в состоянии! Пошли вон отсюда!
– Иван Северин! – рявкнул главный врач, становясь в позу и буквально сминая историю болезни. – Вы все еще в моей больнице.
– А мне казалось, она государственная.
– Государственная, но из платной палаты мы вас мигом выбросим.
Иван рассмеялся. Это было уже последней каплей. В нем что-то словно взорвалось. Усмешка превратилась в оскал. Не будь гипса на руках и правой ноге, он непременно бы ударил мужчину. Иван невольно дернул пальцами, стараясь сжать их в кулаки куда сильнее всех прежних раз, вызывая дикую боль, скользящую разрядом до самых локтей и отзвуком поднимающуюся к плечам.
В беспомощном гневе он дернул ногой, сбрасывая со здоровой левой ноги резиновый тапок, а тот угодил Николаю Петровичу прямо в нос.
– Проваливайте, твари, – прорычал Северин.
Стало тихо. Бывший заведующий второй хирургии и главный врач просто гневно смотрели друг на друга.
– Что здесь происходит? – спросил прибежавший на шум заведующий травматологического отделения.
Это был крупный лысый мужчина, похожий скорее на члена банды, укравшего медицинский халат, чем на врача. Олег Петрович, а именно так звали мужчину, при всем своем виде, был человеком интеллигентным и справедливым.
Главный врач, не в силах уже говорить, покрывшись пятнами, показал мужчине историю болезни.
Тот посмотрел только на подпись и, не вникая, сообщил:
– Иван Сергеевич, на данный момент, пациент нашего отделения, и, учитывая тяжесть его травм, я рекомендую отложить все разговоры на потом, а сейчас пройдемся в мой кабинет.
Иван даже не поверил, что все эти люди оставили его.
Мужчина знал, что поступил правильно, но тихо завыв, просто рухнул в кровать, злясь на весь мир. Он только теперь почувствовал, что жизнь его рушится, а сам он при этом едва ли способен держать себя в руках. Хотелось крушить все вокруг, но Иван просто физически был на это сейчас не способен.